Адрес мечты.
Глава 12. Муки творчества.
И Борюсик действительно исчез из Катиного поля зрения. Точнее, он еще звонил пару раз, но услышал равнодушное: «Борис, ты мне не нравишься, так что не трать зря время». А что, коротко и ясно.
И снова потянулись скучные дни, серые и однообразные. Даже стихи у Кати получались такие же безрадостные:
Далее в том же духе. Она пыталась придать непогоде и скуке хоть немного романтизма, подражала Лермонтову с его полночным демоном, но получалось все не то, слишком надуманно, пафосно. Отяжелевшие от сырости кожистые крылья, дикий хохот, смерчи и вихри… И природа, как влюбленная женщина, отдавшая себя во власть темных сил.
Когда она представляла себе все это, то даже увлекалась, пальцы так и летали над клавиатурой, строчки выскакивали, как рассыпавшиеся из пакета жареные семечки.
Катя так воодушевилась, что позабыла обо всем.
Каков красавец! Но красавец безжалостный, холодный, лишенный любви… Это он издевается над миром, он все портит одним своим прикосновением, взглядом, взмахом черного крыла.
Катя с сожалением поставила точку, хотелось писать дальше, кончики пальцев слегка зудели, по позвоночнику пробегал озноб.
«Это вдохновение! – Катя пребывала в восторженном состоянии. – Жаль упускать, надо писать еще и еще!».
Она пробежала глазами написанное, потом еще раз… и немного остыла. «Слишком много штампов. Глаза, кудри… гладь, звать… Кому это нужно? Нет, ну, Ирке, допустим понравится, она любит всякое такое-эдакое». Катя вспомнила, как Ирка написала коротенький рассказ, там были и юная дева в башне из слоновой кости, и прекрасный юноша в светлых доспехах, и одинокая роза, и слезы, упавшие на грудь, в общем, классика жанра.
– Нет, все не то, все не то! – шептала Катя, безжалостно стирая целые строчки. Искромсав стихотворение, но все еще недовольная собой, она почувствовала ужасную усталость, закрыла ноутбук и легла спать.
Наутро, выйдя из подъезда, она увидела вполне бодренький рассвет, хоть и в облаках, но с проблесками солнца. Двор блестел гололедом, под утро, видимо, подморозило.
В школе первым делом показала Милке свое сочинение. Та читала сосредоточенно, хмуря лоб и шевеля губами. Дочитав, спросила:
– Ты в готы подалась, что ли?
– Почему? – удивилась Катя.
– Ну, демоны, вихри враждебные, кошмар и ужас, – перечислила Милка.
– При чем тут… Это же поэтические образы! – попыталась оправдаться Катя.
Милка пожала плечами:
– Я в поэзии не очень разбираюсь, ты лучше у кого-нибудь другого спроси, – Милка подумала и сжалилась, – а так, вообще, ничего, складно.
Что и требовалось доказать. Катя слегка обиделась, но виду не подала. В классе учились несколько ее поклонниц, подсунула им распечатку, и вскоре ее стихотворение распространилось по школе. Девчонки ахали, а в раздевалке какие-то младшеклассницы шептались и исподтишка показывали пальцами. Пустяк, а приятно.
Ирка, естественно, была в восторге. Советовала написать поэму, и чтоб непременно про любовь. Катя обещала подумать.
Милка, между прочим, дала дельный совет:
– Сколько можно писать просто так? Уже отправила бы куда-нибудь!
Катя считала, что она еще не готова, что стихи ее сырые и слабые, что ей не хватает опыта, и еще чего-то такого не хватает, она и сама не знала чего.
Вот мама, например, говорит, что писать надо просто, и только о том, что тебе известно, и приводит в пример Пушкина.
Пушкин, Пушкин… всегда Пушкин. Не так уж он и прост. Это только кажется, что у него все легко, а попробуй-ка написать так же! Катя много стихов читала. В наше время все грамотные и все время кто-то что-то сочиняет. Весь Интернет завален виршами, рассказами, а то и целыми романами. Иногда попадается что-то, цепляет за душу, но чаще всего просто жалкие недоделки. Катя попыталась сама для себя определить, что же такое поэзия? Только ли рифмованные строчки? Нет, дело не в точности рифмы, она может плавать, но у стихотворения сохранится свой внутренний ритм, звучание, образ, и этот образ западает в душу, становится родным, своим, как будто ты его родил, не выдумал, а именно родил. И Пушкин, с его кажущейся простотой и легкостью, и Лермонтов, блестящий, многословный, отточенный, и певучий Есенин, и изысканный Бродский, и утонченная Цветаева, и Ахматова с ее звенящими, как обнаженные нервы, строками, и Блок с его дивными стихами… Ах, сколько их, можно перечислять и перечислять. Тех, кого Катя любила и знала наизусть, и других, чьи имена не так широко известны.
Ведь бывало так: всплывет в памяти несколько строк, а откуда? Кто написал? И не вспомнишь. А ведь есть еще иностранцы, Шекспир, например. Катя пробовала читать его в подлиннике, но поняла, что не настолько хорошо знает английский, сравнивала разные переводы, из тех, что нашла в библиотеке. Правда, скоро устала и забросила.
У нее самой комп забит собственными стихами и рассказами. И поклонники имеются. Так, может, Милка все-таки права? Может, действительно пора отправить куда-нибудь? Но куда? Страшно…
В школе, естественно, все знали о ее увлечении. Слухи быстро распространяются. Учительница литературы даже уговорила Катю почитать стихи на школьном вечере. Это еще прошлой весной было. Катя сильно переволновалась перед выступлением. И не потому, что боялась выступать, она боялась выступать со своими стихами. Но как отказать? Учительница у них очень хорошая, ее все любят. Пришлось собрать себя в кулак. Катя готовилась перед зеркалом, когда дома никого не было. Записывала себя на диктофон, потом прослушивала… измучилась.
А во время выступления от волнения чуть не забыла слова. Сбилась, повисла пауза. Катя несколько секунд стояла с раскрытым ртом и видела перед собой десятки лиц, напряженных, внимательных.
«Если я сейчас облажаюсь, засмеют!» – вихрем пронеслось в голове. И она справилась.
Зрители хлопали с энтузиазмом, особенно одноклассники и учителя.
После выступления Мария Алексеевна попросила у Кати почитать ее стихи. А у нее ноги подкашивались от только что пережитого страха. Пообещала принести распечатку, да так и не принесла.
И чего она боится? Ведь для школьной газеты пишет же заметки, и все читают. А еще в городе есть литературное объединение, там собираются поэты, да-да, в городе есть свои поэты! Надо бы и туда сходить, одной как-то неудобно, там, наверное, только взрослые…
Но надо же с чего-то начинать? Ведь если ничего не делать, то ничего и не получится.
И хотя Катю по-прежнему мучили сомнения, она все-таки собрала подборку своих стихов, распечатала и принесла в школу.
После урока литературы дождалась, когда все выйдут из класса, и подошла к Марине Алексеевне.
– Катя, ты что-то хотела? – спросила та, поднимаясь из-за стола.
– Да, я вот тут… – Катя покраснела, склонилась над сумкой, дрожащими руками достала папку, – обещала принести… вам…
– Что это? – Марина Алексеевна из-под очков взглянула на папку.
– Стихи…
– Твои?! – обрадовалась учительница. – Молодец! Решилась все-таки. Вот спасибо! Да ты не бойся, я не жестокий критик, почитаю с удовольствием.
– Да… я бы хотела, – залепетала Катя, – хотела бы, чтоб вы сказали, что тут не так, ну и вообще…
– Обязательно выскажу свое мнение. – Марина Алексеевна ободряюще похлопала Катю по руке. – На днях обсудим, хорошо?
– Да, конечно, – Катя с трудом выдавила из себя улыбку.
Поблагодарила, повернулась, вышла. А возле кабинета физики столкнулась с недовольной Милкой:
– Где тебя носит? – спросила подруга.
– У Маринушки задержалась, – пряча глаза, ответила Катя.
– Чего она хотела?
– Да так… я ей стихи дала почитать.
– С чего бы это?
– Ты же сама говорила, чтоб я кому-нибудь показала, – напомнила Катя.
– Ну не ей же, – фыркнула Милка, – надо в журнал какой-нибудь отправить, или на конкурс, сейчас конкурсов проводится – море!
Катя покачала головой:
– Прежде чем отправлять, надо знать, стоит или нет.
– И чего ты такая нерешительная? – прищурилась Милка, – Маринушка что – светоч поэтический?
– Не светоч, но в литературе разбирается получше некоторых, – огрызнулась Катя, – а то только и слышу: «Супер, клево».
– Дело твое, конечно. – Милка снова напустила на себя холодность.
А Катя, поразмыслив, осталась собой довольна.