Геометрия любви.

ЧАСТЬ 1. ВЕРОНИКА, 25 февраля.

Глава 1. Будни обычной девочки.

Я стояла босиком на подоконнике и крошила птицам печенье. Сначала моими гостями были только шустрые воробьи, но затем прилетела ворона, быстро разогнавшая мелких конкурентов.

– Кыш! – крикнула я и, собрав прилипший к раме снег, скатала снежок и запустила им в узурпаторшу. Разумеется, не попала. Ворона с поистине королевским достоинством проигнорировала меня, продолжая копаться в снегу в поисках очередной подачки.

Воробьи тревожно переговаривались, сидя на ветке ближайшего дерева, но, побаиваясь вороны, подлетать к крошкам не решались. Только самые отчаянные предпринимали короткие вылазки и, подхватив кусок печенья фактически на лету, из-под носа злой вороны с большим и острым клювом, спешили отступить на прежние позиции.

– Держите! – крикнула я, забрасывая печенье подальше, но противная птица, будучи начеку, поймала его раньше: вздыбив перья, она захлопала крыльями, разгоняя всколыхнувшуюся мелкотню.

– Сами глупые, – укорила я воробьев. – Вас же больше. Разве с одной вороной не справитесь? Боитесь? Тоже мне. Ну так кто смел, тот и съел!

В комнату заглянула мама.

– Вера! Закрой окно, простудишься, горе ты мое луковое!

Вообще-то я – Вероника. Но кто же будет называть меня так в здравом уме? Разве что учителя или та же мама, но только когда дает ценные указания или злится.

– И вовсе не луковое. – Форточку я все же закрыла и тут же нырнула заледеневшими ногами в теплые тапки.

Мои любимые тапки, как ничто другое, заслуживают отдельного описания. Они ярко-голубые, верхняя часть представляет собой полотно крупной вязки, на котором нашита аппликация – темноволосая голубоглазая девочка в белом меховом капюшоне и красных рукавичках ловит на ладошку летящую снежинку. Но достоинства тапок на этом не заканчиваются: ко всей своей внешней красоте они еще мягкие, удивительно теплые и такие… милые, домашние.

Я вообще домоседка, поэтому люблю и умею ценить уют во всех его проявлениях. Обожаю чай Christmas Mystery с корицей, имбирное печенье, мягкий клетчатый плед; старого, но верного медведика Тедди, уже изрядно застиранного и полинявшего; и, конечно, одетый в яркий голубой корпус ноут, с которым так приятно устроиться прямо в постели.

– Вероника, шла бы погуляла, смотри, погода какая хорошая! – предложила мама.

Вот вам и наглядный пример. Некоторые мамы готовы выставить ребенка на улицу в любой мороз, апеллируя к такой странной вещи, как польза свежего воздуха. По-моему, полезно только то, что доставляет удовольствие.

– Попозже, мам, я еще уроки не сделала, – объявила я, отлично зная, что эта отговорка стопроцентно сработает.

– Ну хорошо, – сдалась мама. – Ох, не нравится мне, что ты целыми днями сидишь у компьютера. Посмотри, какая бледненькая. Позвонила бы Тане, погуляли бы…

Так сложилось, что с Таней мы все больше общаемся в чатах, дневниках и, разумеется, в школе, которую, как известно, никто еще не отменял.

Я забралась на диван, облокотилась спиной на вышитую снегирями подушечку и, открыв ноут, первым делом полезла в дневники. Уроки, на которые я ссылалась, были давным-давно сделаны.

Я быстро просмотрела первые несколько записей: одноклассница, на которую я подписалась исключительно из политкорректности, запостила собственное стихотворение – глупое и совершенно бездарное; Таня писала, что пребывает в грусти и, кажется, заболевает. Я кинула ей веселую картинку с толстым котом – из разряда моих любимых – для повышения жизненного тонуса, и стала пролистывать дальше.

А вот четвертый или пятый пост в линейке избранного выбил меня из колеи. Писала Даша, она учится в параллельном со мной десятом классе. Собственно, текст оказался предельно краток: «Вчера была в прикольной компании, – сообщала Дашка, и я так и слышала ее манерно-слащавые интонации. – Потусили немного в клубе, затем пошатались по улицам. Выкладываю фоточки со встречи. Кстати, там был КОЕ-КТО и, по-моему, мы подходим друг другу;)».

Сразу вслед за круглобоким, противно скалящимся в неестественной улыбке смайликом размещались пять фотографий. На каждой – улыбающаяся Дашка и супермодный-суперпрекрасный Кир. Самый популярный парень у нас в школе. Звезда. Музыкант, создатель и лидер рок-группы «Королевство». Все девчонки тащатся от него: певец, гитарист и просто красавчик – что еще нужно?! Вот и Дашка, прижимаясь к нему, так и лучится счастьем и обожанием.

«Дура и козел», – сказала я, обращаясь к снимкам.

Кир меня давно уже раздражает. Главным образом своей крутизной и супер-пупер-популярностью. Он проходит по коридорам словно небожитель, неизвестным образом оказавшийся на грешной земле, и я не знаю случая, чтобы он хотя бы раз заметил меня и поздоровался. В начальной школе, помнится, мы иногда вместе ходили в музыкалку. Тогда он был еще нормальным парнем, не задирал нос. Теперь он восходящая звезда рок-культуры, кумир девчонок. Кстати, девчонки – особая статья. Насколько я знаю, ни одна не задержалась рядом с блистательным Киром больше чем на два-три месяца. Он меняет их чаще, чем я кофточки. В общем, нужно быть такой дурой, как Дашка, чтобы хвастаться совместными фотками. Да, сейчас ей позавидуют (и такие дуры найдутся), но потом она непременно окажется в луже. И зная Дашу, можно предположить, что это произойдет весьма скоро!

Я пожала плечами и просмотрела комменты. Как и предполагалось, на запись сразу же налетел пестрый рой поклонниц «Королевства» и Кира в частности. Кто-то поддакивал Даше, кто-то хамил ей, кто-то, игнорируя ее, восхищался Киром.

А вообще-то он ничего. Довольно симпатичный, когда не делает такую инопланетянско-отстраненную морду. Но совсем не в моем вкусе. На минуту я представила себя на каком-нибудь квартирнике «Королевства», вместе с другими поклонницами сидящей у ног Кира, и вздрогнула. Не надо мне такой радости.

– Ну и фиг с вами, – сообщила я обнимающейся парочке на экране и открыла новую страницу.

· · ·

Таня все-таки заболела. Поэтому этим ненастным утром я с покорностью зомби брела в школу одна. За ночь, как ни странно, потеплело, видимо, в ожидании приближающейся весны. Под ногами хлюпала снежная каша, а в воздухе висела дымка, такая густая, что сквозь серую муть нельзя разглядеть даже небо, не то что солнце. Настроение установилось хуже некуда, а глаза слипались, словно ресницы намазали клеем. Вообще-то я чистокровная «сова», и могу допоздна не спать, барахтаясь во Всемирной сети или читая очередную книжку, зато ранние подъемы – это смерти подобно. Я вычитала как-то в сети, что мир захватили «жаворонки» и что было бы справедливо, если бы их заставили вести противоестественный для них образ жизни – то есть ложиться, скажем, после полуночи. Но, увы, те, кто занимался мироустройством, забыли спросить «совиного» мнения. И по поводу зимы, кстати, тоже. Мир несовершенен, но, увы, не в моей власти что-либо изменить. Я пришла к этой философски-печальной мысли в то же время, что и в школу. И там, в дверях, мы вместе – то есть и мысль, и я, – врезались в какого-то парня. Разумеется, не специально, только из-за погруженности в проблемы мироздания и печаль по поводу его несовершенства.

Парень оглянулся и взглянул на меня удивленными темно-серыми глазами.

Только тогда я вдруг узнала его и неожиданно для себя отчаянно покраснела. Всему виной эти дурацкие фотографии. И зачем только они попались мне на глаза?

– Привет, Вероника! – поздоровался он, и я опешила: вот новости! Красавчик Кир, оказывается, помнит мое имя и даже произносит его целиком. Никогда бы не подумала.

– Э… – пробормотала я, пытаясь найти достойный ответ. В экстренных ситуациях меня ужасно клинит, я многое бы отдала за то, чтобы стать раскованнее и разговорчивее, легко и изящно парировать реплики и выдавать остроты… Все это я могу – когда общаюсь через компьютер, дистанционно, но в жизни бесконечно теряюсь и пасую.

Впрочем, Кир не стал ждать ответа. Придержав для меня дверь, он прошел внутрь и направился к раздевалке.

Мимо простых смертных, равнодушно миновав небольшую очередь. Все с готовностью пропускали его, никто не требовал, чтобы он переобулся. Ну как же! Кир Великолепный, кто же рискнет поперек слово сказать.

«Вот дура, – ругала я себя, – разве нельзя было просто сказать „привет“? Или съязвить, заявив что-то вроде: „О, неужели ты поставил себе контактные линзы и стал видеть лучше?“ или „Ой, ты меня видишь? Прости, забыла свою шапку-невидимку дома“. Было бы легко, остроумно и изящно. А теперь еще сочтет, будто я растерялась потому, что в него влюбилась. А я вовсе не из-за этого. Мне самовлюбленные типы не нравятся».

Я задержалась, пока ждала своей очереди в гардеробе, снимала зимнюю куртку и переобувалась в сменку, поэтому нечаянно стала свидетельницей неприятной сцены.

К Кириллу подошла Даша и принялась что-то ему говорить. Я сделала вид, будто никак не могу застегнуть туфлю, а сама исподтишка за ними наблюдала. Даша держалась с таким видом, будто вот прямо сейчас расплачется, а Кир отвечал ей нехотя, и даже мне с моей скамейки было видно, как сильно она его раздражает.

Вчера, наткнувшись на Дашин пост, я сразу предположила, что у них ничего не выйдет, но не ожидала, что он отошлет ее подальше так скоро. Снисходительно-звездный Кир бесил меня все больше и больше.

Я уже с ненавистью наблюдала за тем, как он высокомерно отстранил Дашу и пошел дальше по коридору.

И тут в меня вселился бес. По крайней мере, разумного объяснения своим дальнейшим действиям я не нахожу… Дело вовсе не в Даше. Мне, конечно, на нее по большому счету совершенно наплевать, но поведение Кирилла окончательно вывело меня из себя. Ненавижу высокомерных красавчиков, терпеть не могу «звездных мальчиков», не выношу Кирилла! В общем, все как-то разом нахлынуло и ударило в голову слепой волной ярости. Я догнала Кира, схватила его за рукав черной рокерской толстовки, рывком развернула к себе.

– Ты что! – крикнула я прямо в лицо недоумевающему парню. – Совсем зазвездил, да? Думаешь, самый крутой? Как ты вообще можешь с девушкой так разговаривать?! Тебе кажется, что ты представляешь собой какую-то ценность? А вот нет! Ворона в павлиньих перьях – вот ты кто! Только и всего! – Да, так его! Жадная, глупая и злая ворона – как раз самый подходящий образ!

Кирилл, не ожидавший яростной атаки, растерялся.

Неудивительно, что мы тут же сделались центром всеобщего внимания, а какая-то мелкая девчонка достала телефон, собираясь заснять нас.

Так и в звезды ю-туба выбьешься невзначай. Внимание, впервые на ринге: Кир Великолепный против девочки как-ее-там.

– Но, Ника… – Кирилл смотрел так, словно вместо меня перед ним стоял Дарт Вейдер из старых «Звездных войн».

Как он меня назвал? Никой? Странно, большинство знакомых зовет меня Верой. Ну что же, значит, сегодня я больше Ника, чем Вера.

– Молчи уж, урод! – выпалила я на остатках куража.

Выплеснув все, что имелось у меня в душе, я вдруг пришла в себя и с недоумением посмотрела на собственные пальцы, все еще сжимающие рукав толстовки Кира.

– Э… концерт закончен. Спасибо за внимание, все свободны, – пробормотала я, с некоторым усилием воли разжала пальцы и на негнущихся ногах пошла к лестнице, ведущей на второй этаж. Мне уступали дорогу, что случилось впервые за годы обучения в школе, и этот факт доконал меня окончательно. Видно, дела совсем плохи.

Глава 2. Горький праздник.

Я уже говорила, что люблю уют. Привычные тапочки, диван, подушка, смешной плюшевый медвежонок Тедди и, конечно, книги – простые, но важные вещи, которые меня окружают, создают мой собственный мир, в котором я – единственная королева и самовластная хозяйка.

Сделав уроки, я снова села на диван с книгой. Читаю я, кстати, много и все подряд – от классики до романов для девочек и фэнтези. Но сегодня чтение отчего-то не идет, и я представляю, будто я – не совсем я, а некто другой. Идеальная «я» по-настоящему красива и уверена в себе. Она смеется и говорит дерзости, как Элизабет Беннет из «Гордости и предубеждения», скачет на неоседланном диком мустанге, как Исидора из «Всадника без головы», метко стреляет из лука и ничего не боится, как Сьюзен Пэвенси, героиня «Хроник Нарнии», и хранит свою страшную тайну, как королева Марго из романа Дюма. Это здорово – быть идеальной. У идеальных девушек не бывает прыщей, они бойки на язык, а все их проблемы носят такой глобальный характер и героини выходят из них с такой ловкостью, что остается только по-черному завидовать.

Кстати, мое имя тоже виновато в том, что я такая, как есть. Называясь Вероникой, нельзя быть такой простой, как какая-нибудь Катя или Лена. Само имя содержит в себе тайну и сразу две личности – робкую, доверчивую Веру и бунтующую победительницу Нику. Чаще всего во мне доминирует Вера, но, бывает, Ника вдруг вырывается наружу, и я не в силах противостоять ее напору.

Мой старый мишка Тедди с ожиданием смотрит на меня блестящими глазами. Наверное, он думает, что мы, как герои Льюиса, перенесемся в волшебную страну, чтобы совершать там потрясающие подвиги, и жизнь наша станет яркой и насыщенной.

Я отложила бесполезную книгу и грустно улыбнулась глупому медвежонку. Мне уже давно не десять лет, и в сказки я не верю. Ничего не изменится. Завтра снова будет школа, и привычный водоворот дней, и обычная девчонка, которую я всякий раз наблюдаю в зеркало, совсем непохожая на книжных героинь. Впрочем, мне хорошо и так. Разве у меня не все есть, что нужно?.. И, в конце концов, я не притворяюсь, не подстраиваюсь ни под кого, живу так, как мне нравится. Гораздо хуже прилагать массу усилий и выглядеть при этом полной дурой.

Кстати, интересно, а что там между Кириллом и Дашей? Надо бы заглянуть в дневник. Готова спорить, Даша уже выложила все, что есть, и, возможно, даже то, чего нет и вовсе быть не может.

Я открыла нужный сайт. Так и есть.

«Он сказал, чтобы я ему не звонила, – с исповедальной откровенностью сообщала Даша. – Это, наверное, какое-то колдовство, потому что я же чувствовала: нам хорошо вместе. Теперь он проходит мимо меня. Я слушаю его голос, слушаю, как он смеется, как поет, и одинокая слеза катится по моей щеке. Эта ночь вокруг меня кричит об одиночестве. Я, наверное, умру потому, что не могу без него! У меня каждый день повышенная температура, а его образ вырезан алмазом на сердце. Все кончено»…

И три страницы сочувственных комментариев. «Ах-ах-ах, не плачь, Дашенька!» Даже некоторые злобные фанатки Кирилла уронили скупую слезу – теперь, когда непосредственная угроза исчезла, отчего не побыть добренькими?..

Чем дальше я читала Дашин дневник, тем чаще на ум приходила мысль: а что, если Даше все это нравится? Нравится страдать, заламывать руки, ощущать себя необычайно несчастной – и тем самым выделяться из толпы девчонок.

После того ужасного случая в школе, при одном воспоминании о котором я моментально краснела, Даша подошла ко мне и сухо сказала: не вмешивайся. Я, в общем, и не хотела. Само так получилось (чего не могу простить себе до сих пор).

Только Кирилл, как назло, стал чаще попадаться мне в школьных коридорах. Как страшное напоминание. Хотя он сам, кажется, обо всем давно забыл, даже не смотрит в мою сторону. Я бы на его месте тоже не смотрела. Видела я ту знаменитую фотку, где я стою, наступая на него. Лицо красное, кулаки сжаты, а у него в глазах застыло выражение святого непонимания! Позор, позор, позор.

Я бы, честно говоря, и на восьмимартовский концерт не пошла, но Танька потащила. Я даже одеваться особо не стала: специально надела заношенные старые джинсы и самую невзрачную кофточку: пусть никто не думает, будто я кому-то понравиться хочу.

Пришли в школу с опозданием, но концерт, разумеется, еще не начался. У нас вечно опаздывают. Потом на сцену вышел Кирилл со своей группой. Пел он, честно сказать, хорошо. Мне понравилось. Про то, что «и сердца, как апельсиновые корки, упадут дождем к твоим ногам».

И пока он пел, мне казалось, что смотрит он именно на меня. Мне чудилось, будто меня поджаривают на маленьком огне, как мама, когда тушит капусту. Под конец, когда пытка стала невыносимой, я поднялась с места и стала пробираться к выходу.

– Ты куда? – окликнула меня Танька.

– Ухожу. Скучно стало, – буркнула я.

В этот момент, как назло, музыка прервалась, и мои слова прозвучали в абсолютной тишине. Так громко, что я сама испугалась. И Кир их, конечно, тоже услышал.

Чувствуя себя так, словно залпом осушила бокал шампанского, я поспешно вышла из зала и остановилась у окна, пытаясь отдышаться. За окном падал снег. Вот вам и весна. Всё в мире обман. Грустно. Мне отчего-то было до боли жалко себя – так, что хотелось заплакать.

Видимо, у меня с Кириллом какая-то ужасная несовместимость, и я веду себя в его присутствии как последняя идиотка. Представляю, как он меня презирает.

«Ну и пусть, – сказала я себе, – пусть знает, что не все девчонки за ним бегают!».

Но на душе все равно погано.

– Эй!

Я медленно обернулась.

Кирилл смотрел на меня насмешливо.

– Привет, – ответила я, поспешно отведя взгляд от его лица.

– Как я понял, концерт тебе не понравился.

Я почувствовала злость. На себя. Сама загнала себя в идиотское положение, когда уже не отделаешься равнодушно-вежливой фразой. И правду тоже не скажешь – она прозвучала бы нелепо и бессмысленно. Я не могу раскрываться перед этим чужим симпатичным парнем, привыкшим к восторженным словам и вниманию девчонок. Не могу, хоть режьте!

Я осторожно вдохнула, чувствуя, как от злости во мне просыпается кураж. Что ни говори, порой он выручает меня в щекотливых ситуациях. Но была ли в моей жизни ситуация неприятней, чем эта? Пожалуй, что и нет. И еще эти дурацкие джинсы с испачканной правой штаниной. Почему я не оделась нормально?! Что мне мешало? Не чувствовала бы себя так паршиво сейчас.

– Да, немного… скучновато, – сказала я, по-прежнему не глядя на него. – Не обижайся, пожалуйста… ммм… Кирилл? Тебя ведь Кириллом зовут?.. Не люблю самодеятельных групп. Предпочитаю классику типа Бутусова, «Алисы» или даже «Смысловых галлюцинаций». Не в обиду тебе будет сказано.

Выпалив все это одним духом (ой, переигрываю! Особенно с именем! Зачем?..), я осторожно взглянула на Кира. И тут же снова уставилась на противоположную стенку: похоже, мне опять удалось произвести на него впечатление.

– Да ладно, каждый имеет право на собственные вкусы. – Надо отдать ему должное, Кирилл быстро справился с шоком, и голос его звучал абсолютно нормально. – Я тоже эти группы уважаю. А еще Цоя. Ну и других.

«Цоя. Послушать», – мысленно взяла я на заметку.

– Ладно, мне пора возвращаться в зал, – добавил он после короткой паузы. – А ты необычная девушка. С тобой интересно поговорить. И полезно, наверное. Может, пересечемся как-нибудь в кафе?

Ниточка, на которой висело мое сердце, и так была давно перетянута, а теперь от его слов и вовсе оборвалась. Сердце с зубодробительным грохотом рухнуло прямиком в пятки.

Густая тьма, окутавшая мой разум, едва не заставила меня ответить: «да». Но, к счастью, пока я приходила в себя (а Кирилл терпеливо ждал), в ней забрезжил свет, озаривший таинственно-скорбное Дашино лицо и смеющуюся Аню из одиннадцатого «Б». Словно софиты прошлись по галерее лиц всех девушек, которых я когда-либо видела рядом с Киром. Блондинки, брюнетки, шатенки и рыженькие, казавшиеся мне симпатичными. Глядя на них, я всегда думала: «И что вообще в них общего?» Совершенно не похожие. Но объединяло их одно: недолговечность. Аню всегда сменяла Саша, Сашу – Даша и так далее. Вечный круговорот. Бесконечность, возведенная в квадрат.

«А оно тебе надо? – спросила я себя. – Нет? Так бегом возвращайся к своим уютным домашним тапочкам, милому Интернету и нечастым телефонным звонкам. Ко всему тому, к чему ты привыкла и что составляет твою жизнь. Это хорошо, правильно и стабильно. Это главное».

– Извини, мне это не кажется хорошей идеей, – произнес кто-то моими губами. – К тому же уже скоро конец четверти, мне надо заниматься. – Похоже, отговариваться уроками скоро войдет у меня в привычку.

Интересно, что я придумаю, когда закончу школу и институт?..

Лицо Кирилла окаменело.

– Все понял. Извини, что побеспокоил.

Он ушел. А ко мне подскочила Таня.

– Ну ты и тихушница, Полякова! – закричала она на весь коридор, к счастью, еще безлюдный. – Ты общаешься с Киром! И молчишь! Ну давай, рассказывай, что у вас!

– Ни-че-го, – произнесла я раздельно. – Не было, нет и не будет.

– Аааа… Что-то случилось? У тебя такое лицо…

Мне сейчас было не до подруги, а ее участие раздражало, как нудное гудение комара над ухом, когда думаешь: «Ну кусай же, только дай заснуть».

– Голова заболела. От громкой музыки, – мстительно добавила я, глядя в сторону зала, откуда доносились гитарные переборы, барабанная дробь и мучительно знакомый голос.

– Хочешь, пойдем домой? – предложила Таня.

– Я пойду, а ты оставайся. – Я сделала королевский жест. – Дискотека еще не началась. Уверена, Данила расстроится, если ты не придешь.

Данила Осокин – парень из нашего класса, между ним и Танькой явно завязываются отношения. Правда, медленно. Иногда мне кажется, что причина этого во мне, вернее, в том, что Таня, верная дружбе, ходит со мной из школы и обратно, а к тому же еще тусуется рядом на всех переменках, нехотя создавая из меня естественное препятствие любым отношениям, выходящим за рамки: «Привет, как жизнь».

– Ты считаешь? – Подруга слегка покраснела, тут же переключившись на личное. Ну что же, мы все по натуре эгоисты.

– Говорю же: уверена. Иди, а я домой.

И все же она проводила меня до раздевалки и вырвала обещание, что я приду на дискотеку, если вдруг (ага!) почувствую себя лучше.

Я вернулась домой, сожалея о том, что мама – домохозяйка и по приходе мне придется пережить еще один допрос. Так и случилось.

– Ты почему так рано? – спросила мама, едва я появилась в прихожей.

– Так, надоело, – ответила я, делая вид, что усердно счищаю с ботинок налипший снег.

– И на дискотеку не пошла… Ну разве так можно, горе ты мое! – мама приобняла меня за плечи.

– Все в порядке. Зато не пью и не курю, – ответила я, осторожно высвобождаясь.

Интересно все у мам: если курит и не делает уроки – плохо. Если делает уроки и сидит дома – тоже нехорошо. При таком подходе угодить им совершенно невозможно.

– Есть будешь? – спросила мама, когда я, наконец, сняла ботинки и освободилась от зимней куртки.

– Нет, пока не голодная.

Я прошла в свою комнату и легла на кровать.

На душе было пусто и уныло, как в краеведческом музее, куда нас как-то возили на экскурсию.

Белый потолок из безликих гипсокартонных плит. Веселые оранжевые обои, которые мы выбирали с мамой вместе… четыре стены. Принцесса в башне. Только дело в том, что дракон – я сама. И вряд ли в ближайшее время пожалует рыцарь, желающий меня спасти.

Глава 3. Лабиринты зазеркалья.

Весна… Межсезонье… В воздухе витает особенный запах – будоражащий, выводящий из зимней спячки. Наверное, поэтому я тоже ощущаю беспокойство. Уже середина марта, совсем скоро начнутся каникулы, а мне впервые не хочется, чтобы они наступали. Я знаю, что просижу дома, и у меня не будет даже сомнительной возможности ходить в школу и видеть… Ну вот, я опять о Кирилле. А зря. Не понимаю, отчего меня вдруг заклинило? Он вовсе мне не подходит. Более того, вся штука в том, что он вовсе мне не нравится! Я не люблю таких парней, как он! Звезда! Пижон лощеный! Достаточно посмотреть, как он шагает по коридору, как небрежно и милостиво разговаривает с угодливо заглядывающими ему в глаза шакалами. Да-да, именно шакалами, цепенеющими перед авторитетами и ложной славой – ах, подумаешь, певец! Да таких певцов двенадцать на дюжину! Мне он ничуть не симпатичен. К тому же, судя по дневнику Даши, роман между ними возродился, как птица феникс, и идет теперь по нарастающей.

Будем честны: если поставить рядом меня и Дашу, сделать выбор будет несложно. Она симпатичнее меня. У меня слишком обычное, простое лицо. Такие – у каждой второй девчонки. И волосы вечно растрепаны, похожи на паклю. Иногда я вдруг начинаю остро завидовать Дашке. У нее всегда волосок к волоску, накрашена ярко, но умело. Хорошенькая, и фигурка очень даже. Даша об этом знает, поэтому обожает обтягивающие маечки и свитерки, нежные цвета и игривые оборочки. А как она стоит, облокотившись о стол, будто бы небрежно, чуть выгнув спинку, но так, что предстает для всех желающих с самого выгодного ракурса. Не девушка, а настоящий игривый котенок. Но Кир… И надо же было ему опять закрутить с ней! Помню ту сцену в школе. Очевидно, она была из разряда «милые бранятся – только тешатся». Какой же я выглядела тогда идиоткой! И надо же мне было броситься защищать Дашу! До сих пор вспоминаю с содроганием.

Наверное, они вместе очень смеялись надо мной. Он и Даша.

Но зачем думать о плохом? Лучше вспомнить что-нибудь хорошее. Вот, например, про Таньку. Уговорив ее остаться на танцы, я фактически устроила ее личную жизнь. Данила Осокин все же набрался храбрости, и теперь они с Таней встречаются.

Я чувствую себя почти волшебницей, феей-крестной, соединившей любящие сердца, и еще больше замыкаюсь в себе, еще чаще торчу по вечерам дома, чтобы не быть третьей лишней. Вот так, все по парам, только я одна…

Пора прекратить заморачиваться и познакомиться с нормальным парнем… Вопрос только один: как?.. Из класса мне никто не нравится, об этом и речи идти не может. Где еще? Стала осторожно приглядываться к парням на форумах и в дневниках, но пока пусто. Наверное, я еще не дошла до такого состояния, чтобы знакомиться абы с кем. Вот бы найти нормального парня: не глупого, не бабника и не бешеного – иногда такие попадаются, и лучше держаться от них подальше.

Я залезла на подоконник и стала кидать крошки птицам. Глядя на них, таких весенне-беззаботных, я вдруг почувствовала, что просто не могу сидеть дома. Обязательно нужно выйти на улицу. Я быстро оделась, звонить Тане не стала: у нее и у Данилы наверняка уже есть планы на вечер. Просто поброжу по городу одна.

В воздухе уже давно пахло весной, но зима упорно сопротивлялась, не желая сдавать позиции. Вот и сейчас с неба срывались редкие злые снежинки – совсем маленькие и колючие. Они падали в жирную грязь, чтобы тут же растаять.

Я шла по улице, слушая плеер, не думая ни о чем, и вдруг меня словно током ударило.

По противоположной стороне шагал Кир. Мы двигались параллельно друг другу, как две прямые, которые, как известно, никогда не пересекутся. Между нами ехали машины, мимо шли люди, но мне вдруг показалось, что их нет, что это только призраки, случайные тени.

Самое странное, что мы с Киром шли почти в ногу, двигаясь с одинаковой скоростью. Это казалось таким фантастичным, что у меня возникло ощущение нереальности происходящего. Словно я сплю и вижу сон. Я шла мимо подсвеченных в ранних сумерках витрин магазинов, мимо припаркованных у обочины машин. И мне вдруг захотелось, чтобы это продолжалось вечно. И город, и снег, и огни…

Но вот дорога влилась в большой оживленный проспект, и я вдруг потеряла Кирилла из виду. Возможно, он просто ушел, и наше совпадение было всего лишь случайностью. Да, вероятнее всего, все именно так. В мире беспрерывно происходят совпадения, иногда люди оказываются рядом только для того, чтобы тут же, оттолкнувшись друга от друга, пойти каждый своим путем. Буду откровенна: я и Кирилл не просто параллельные прямые, а прямые, существующие в разных плоскостях.

«Я хотел бы остаться с тобой, Просто остаться с тобой, Но высокая в небе звезда зовет меня в путь», – пел в наушниках Виктор Цой. У него действительно оказались очень хорошие песни.

Я вернулась домой уже в темноте, усталая.

Мама с папой смотрели телевизор, и я видела, как они довольно переглянулись, радуясь, что я пришла поздно. Может, они думают, что у меня появился мальчик?..

Книжные герои – вот моя единственная реальность. Если бы я была героиней любимой книги, все сложилось бы по-другому. По-другому – это не обязательно счастливо. Пожалуй, самые идеальные романтические истории полны грусти. Одно из основных условий безупречности – смерть. Да, я бы начала свою историю именно так. Я включила ноут и быстро набрала текст, который уже сидел у меня в голове. Мысли переполняли меня, поэтому я печатала быстро, почти не замечая, хотя обычно делаю много ошибок.

КОРОТКИЙ ПРОГОН О БЕСКОНЕЧНОЙ ЛЮБВИ.

Одно из основных условий безупречности – смерть.

Заметим, я не утверждаю, что это единственное условие. Я просто говорю, что оно непременно. Совершенная любовь – не исключение. Самая романтичная пара – Ромео и Джульетта. Что позволило им не погрязнуть в суете, взойти по мраморным ступеням идеала, превратить банальную историю подростковой влюбленности в многовековой образец?.. Именно она – та, которую называют старухой с косой, жница, что собирает последний урожай. Возьмем что-нибудь поближе к современности. В памяти всплывают имена Бонни и Клайда. Один к одному.

Да, два трупа на сцене – идеал. Но иногда можно обойтись даже одним. Классический пример – Данте и Беатриче.

Даже сказки. Одна из моих любимых – «Стойкий оловянный солдатик». Она тоже о любви и о смерти.

Если бы мне вдруг пришла фантазия написать действительно романтическую историю, главные герои были бы мертвы еще до начала первой главы.

«Так было и так будет впредь. Ромео должен умереть. Теперь ты знаешь…».

Кстати, интересно, а слово «смерть» – все-таки один из синонимов пресловутого слова «вечность»?..

Я немного подумала, но все же щелкнула по кнопке «отправить».

И почти сразу засветился коммент.

«У тебя что-то случилось? Позвони!» – писала Танька.

«Нет, ничего, все нормально», – ответила я и выключила компьютер. Общаться с кем-либо, даже виртуально, мне сейчас не хотелось.

И вообще, что она пристала. У меня никогда ничего не случается.

Глава 4. Мир рушится.

До каникул оставалось совсем ничего. Может быть, именно поэтому каждый школьный день превращался чуть ли не в месяц. Я сидела на уроке и думала о той встрече с Кириллом, прокручивая ее словно поставленную на непрерывное воспроизведение песню. После того, как математичка не смогла добиться от меня внимания, она назвала меня Спящей красавицей, и это прозвище тут же с энтузиазмом подхватил весь класс.

– Эй, Спящая красавица! – кричали мне на перемене.

Чтобы не слышать глупых дразнилок, я спустилась на первый этаж и забралась в уголок, за громадную колонну, где проторчала почти всю большую перемену. А в конце перемены случилось вот что.

– Везунчик ты, Кир. Вокруг тебя все время такие девчонки… – произнес незнакомый голос.

Я увидела, что неподалеку, не замечая меня, стоит Кирилл и еще один парень, кажется, из его класса – не слишком высокий, сутуловатый и какой-то слишком нервный, сразу видно – зажатый и неуверенный, но старающийся быть для всех своим, мне такие никогда не нравились.

– Да ладно, Санек, было бы чему завидовать, – отмахнулся тот, – пойдем лучше покурим, пока перемена не началась.

Сутуловатый вздохнул.

– Конечно, тебе легко говорить. За тобой вот даже Даша бегает…

– Даша? – Кир явно оживился. – Она тебе нравится? Слушай, а давай ты с ней замутишь?! Она, в общем, нормальная девчонка, только как бы не для меня.

– Она не согласится, – проговорил Санек, уставившись в пол.

Я пряталась в уголочке, наблюдая за ними из-за прикрытия, как мышка из норки. Даже старалась дышать пореже, чтобы меня не заметили, но парни были слишком заняты разговором и не обращали на меня никакого внимания. Это же надо – так обсуждать девушку! Предлагать ее друг другу, словно вещь!

– А ты будь посмелее, – Кириллу явно понравилась идея свести надоевшую подружку с приятелем. – Позови ее куда-нибудь. Ну, в кафе или потанцевать – девчонки на такое падкие. Или вот, давай лучше сделаем так: я приглашу ее к нам на репетицию, в твою квартиру, а потом тихонько исчезну, чтобы не мешать вашему общению. А ты не грузись, будь настойчивей. Девчонки любят раскованных парней. Ну, порази ее чем-нибудь – включи хорошую музыку, у тебя же есть, навешай лапши на уши, стихи, скажем, почитай.

– Какие стихи?

– Ну, например, Вертинского. Был такой бард в начале двадцатого века: «Любовью болеют все на свете. Это нечто вроде собачей чумы…» и так далее. Я тебе подброшу книжку, если хочешь.

– А тебе не жалко? – Сашка вцепился в рукав друга, словно клещ.

– Что? Книжку? Ты же вернешь!

– Нет, Дашку терять, – с досадой пояснил приятель.

Кир хмыкнул.

– А что, скажи, тебе и вправду та малолетка нравится? Лохматая такая? – продолжал допытываться Санек.

– Что за малолетка? – голос Кира прозвучал холодно и напряженно.

Я обрадовалась тому, что стою, опираясь спиной о колонну, и все же почувствовала странную слабость в коленках. Не будь этой стены, я бы, как дура, с грохотом рухнула на пол.

– Такая темненькая. На класс ниже учится, молчит все время и только глазами зыркает, – несколькими словами, зато достаточно точно нарисовал Саша мой собственный портрет.

– Вероника? – Кирилл отвернулся. Мне не было видно его лица, хотя я многое отдала бы за возможность взглянуть ему в глаза. – Мы с ней раньше в музыкалку вместе ходили. Разумеется, не нравится. С чего ты взял?

Я почувствовала себя так, словно мне изо всех сил врезали локтем под дых. Такое было однажды в метро, когда здоровенный толстый дядечка, выходя из вагона, впечатал мне локтем в живот и пошел дальше, не заметив, а я осталась стоять с раскрытым от боли ртом, не в силах вздохнуть. Сейчас, наверное, даже больнее, хотя такие вещи тяжело сравнивать.

Глаза застилал противный серо-розовый туман, уши заложило. Я не знаю, как все-таки удержалась на ногах и не сползла по стеночке на грязно-желтый пол, истоптанный множеством ног.

Когда перед глазами немного прояснилось, Кирилла и его приятеля не было. Холл оказался пуст. Кажется, я пропустила звонок, умудрившись вообще его не услышать.

«Ты дура! – сказала я себе. – Самая настоящая дура!».

Чего еще можно было ожидать? Как вообще можно было напридумывать черт знает что, исходя из одной случайной встречи? Тогда, на улице, Кирилл наверняка даже не заметил меня.

Я сжала руками пылающие щеки. Боже, какой позор! Как хорошо, что никто не может прочитать мои мысли, иначе надо мной смеялась бы вся школа. Но я-то сама знаю, что являюсь законченной идеалисткой и распоследней дурой. Мама права: я слишком много читаю, и это, увы, не идет мне на пользу.

Как ни странно, от констатации этого печального факта мне немного полегчало, и я нашла в себе силы выползти из своего угла.

Я с самого начала знала о Кирилле все, не заблуждалась относительно его отношения ко мне. И тогда, на концерте, он подошел, лишь повинуясь чувству уязвленного тщеславия, по нему было видно. В общем, я правильно оценила Кира, но затем почему-то придумала, будто это не так, тешась иллюзиями. Мне было приятно идти с ним по одной улице, и, хотя нас разделяла дорога, мне казалось, будто мы рядом, плечо к плечу. Нет ничего опаснее фантазий. Они яркие, они дарят утешение, но они всегда разбиваются о реальность. Это главный закон. И когда они разбиваются, всегда бывает очень больно. Зачем же мечтать, если за каждую мечту платишь двойную цену?

Пока я об этом думала, то дошла до кабинета алгебры, автоматически заглянула туда и тут же, извинившись, поспешно закрыла дверь под любопытными взглядами пятиклассников. Ну конечно, алгебра была у нас до перемены, а сейчас… Я тупо остановилась, соображая.

– Вероника! Почему ты не на уроке? – выглянувшая из кабинета математичка подозрительно уставилась на меня сквозь узкие очки. – У вас же сейчас физика!

«Ага, точно, физика», – отстраненно подумала я.

– Вера… – холодная рука коснулась моего лба и я вздрогнула, как от удара. – Да у тебя же температура! Надо было мне раньше догадаться. Ну-ка пойдем, я отведу тебя в медпункт.

Она на минуту выпустила меня, чтобы заглянуть в класс, откуда уже доносился шум и нестройные возгласы.

– Всем сидеть тихо! Сейчас вернусь! И чтобы задача, которую мы записали на доске, была решена!

Дверь закрылась.

– Ну пойдем, горе мое. Сейчас позвоню твоим родителям, – математичка приобняла меня и повела по коридору к лестнице.

Я шла и чувствовала, что на глазах набухают слезы. Может быть, из-за резко поднявшейся температуры, а может, из-за этого неожиданного участия. Так странно, что именно она, из-за которой надо мной сегодня смеялись, оказалась вдруг добра ко мне.

В кабинете медсестры мне засунули под мышку похожий на ледышку градусник, заставили лечь на покрытую клеенкой кушетку и впихнули какие-то таблетки. Через некоторое время заглянула Танька, принесла мою сумку и рассказала, как разыскивала меня по всей школе. Я ее почти не слушала. Голова была совсем тяжелая, глаза так и закрывались. А потом приехал папа, которого сдернули с работы, и молча отвез меня домой.

Я проспала, наверное, целые сутки.

Проснувшись, поняла, что все прошло. Мне стало легче. Жизнь продолжается. Глупо из-за первого же разочарования думать, будто она закончилась.

Мама померила мне температуру и с удивлением сказала, что она совершенно нормальная – странная болезнь исчезла так же внезапно, как и появилась. Мне даже разрешили встать с постели, хотя на всякий случай запретили, как это ни смешно, пока что выходить из дома.

В общем, я надела пушистый домашний костюм с заячьими ушами, свои любимые теплые тапочки со смешной аппликацией и, поставив возле себя чашку с чаем и блюдечко имбирного печенья (болеть тоже полезно – родители сразу же вспоминают, что ты любишь), включила инет.

Письмо я заметила сразу, заглянув в дневники. Открыла входящие, не сомневаясь, что это – от Тани. Чаще всего письма я получаю именно от нее. Наверняка интересуется здоровьем и сообщает школьные новости. Но ник отправителя оказался незнакомым. Снежный барс – немного вычурно, но интригующе. Чтобы немного продлить интригу и попозже обнаружить, что это какое-нибудь письмо счастья, я не сразу прочитала послание, а открыла страничку пользователя. Этот ник я, признаться, уже видела, просматривая статистику. Профиль пользователя оказался лаконичен. Пол мужской, возраст 17 лет. Ни одной записи. Друзей тоже нет. Возможно, этот человек завел дневник недавно. Но не для того же, чтобы читать именно меня?!

Сил терпеть больше не оставалось. Я открыла письмо и прочитала его, затем перечитала более медленно.

«Привет! Ты очень необычная девчонка, и мне хотелось бы общаться с тобой. Не спрашивай, кто я, однажды ты обязательно узнаешь это, но не теперь. Я знаю, ты часто грустишь, и сейчас я просто хочу, чтобы ты улыбнулась. Хорошо?».

К письму прилагалась картинка с ромашкой, в серединке которой была нарисована смешная мордочка. Глядя на нее, я действительно невольно улыбнулась.

Я встала, прошла по комнате, погладила по голове глупо таращащегося медвежонка, выглянула в темное окно, а затем опять вернулась к монитору.

Письмо за это время, как ни странно, не исчезло, а значит, не являлось плодом визуальной галлюцинации.

Мою популярность в школе нельзя назвать зашкаливающей. Да что там, если уж быть до конца честной, то на День святого Валентина я получила только дружескую валентинку от Таньки. В общем, выглядело послание слегка подозрительно.

Впрочем, почему бы не найтись парню, который заинтересовался мною – я ведь не глупая и вовсе не урод, просто обычно слишком тихая и потому незаметная на фоне более ярких и раскованных девчонок… И все же…

Чтобы не раздумать, я нажала кнопку «ответить» и принялась быстро писать.

Глава 5. Необычное свидание.

Солнечный луч пригрелся на щеке. Я лежу, не открывая глаз. Сегодня выходной, и можно позволить себе вволю поваляться в постели. Но даже не это причина того, что в груди разливается тепло, а уголки рта растягиваются в улыбке.

«Что-то хорошее», – подумала я и тут же улыбнулась, вспомнив: письмо.

Мы со Снежным барсом обменялись уже несколькими письмами. Он ничего не рассказывал о себе, но вместе с тем с каждым письмом я узнавала его все лучше. Он неглуп, читает книги (для парня это довольно редкое явление), может посмеяться над собой, не зануда… Общаться с ним легко и приятно. Возможно, как раз потому, что происходит это общение виртуально – я не видела лица своего собеседника и даже не представляла, как он выглядит. Конечно, в школе я приглядывалась к парням, пытаясь догадаться: не он ли?.. Но никто из моих одноклассников или ребят из параллельного класса не проявил ко мне особенного интереса. Либо Снежный барс хорошо владеет собой, либо он вовсе не из нашей школы.

«Вот и не буду торопить события. Пусть все идет как идет», – подумала я, лениво поднимая ресницы.

И вправду, что, если таинственный Снежный барс окажется уродом? Смогу ли я общаться с ним в этом случае?..

«Глупости, – сказала я себе, усаживаясь на кровати. – Главное, чтобы человек был хороший. Красавчики все как на подбор самовлюбленные и злые. Лично мне красавчик вовсе не нужен».

Зря я вспомнила о Кире, потому что снова расстроилась. Вернуть хорошее настроение можно только одним способом.

Я встала, включила ноутбук и зашла в дневники.

Так и есть! Письмо уже ждет меня!

Письма ждали меня теперь каждое утро, на целый день вселяя заряд бодрости.

«С добрым утром! Метеорологи (и я) обещают тебе солнечный денек и великолепное весеннее настроение, – прочитала я и покосилась в окно: там действительно вовсю бушевала весна, а небо было невероятного ярко-синего цвета. – Я хочу пригласить тебя на прогулку, – в груди глухо стукнуло сердце. Неужели он хочет открыться! Так быстро?! Но я… хочу ли я этой встречи? Готова ли к ней? Тем временем глаза торопливо пробегали следующие строки. – Мы пройдем по одному маршруту как будто бы вместе. Я буду представлять рядом с собой тебя, ты – меня. Договорились? – Я перевела дыхание: ну слава богу! Я уже испугалась. – Сегодня мы с тобой побываем в одном из моих любимых мест в Москве, на Воробьевых горах. Прежде чем выйти из метро, остановись у прозрачной стеклянной стены и посмотри на реку. Она сегодня тоже синяя-синяя, потому что в ней отражается небо. Затем пройди по тропинке мимо заброшенного эскалатора. Когда я иду мимо, мне всегда кажется, что в этом странном полуразвалившемся сооружении прячется чудовище, но не бойся: я буду рядом, и оно не сможет причинить тебе вред. Дойдя до смотровой площадки, остановись у парапета. Сегодня, как и всегда, здесь очень много счастливых людей. Женихи, невесты, взлетающие в небо петарды… Вокруг тебя очень шумно и многолюдно, но закрой глаза, и отчетливо почувствуешь, что я – рядом. Ну что, придешь?».

«Привет, Барс! – быстро напечатала я. – И тебе доброго утра! Вы с метеорологами поколдовали на славу (признавайся, в этом твоя заслуга?), и погода действительно чудесная! Я с удовольствием принимаю твое приглашение и пойду с тобой на прогулку на Воробьевы горы. Я там не была уже очень давно. А если совсем честно, то была всего один раз, когда еще училась в младших классах. Раз уж это твое любимое место, я с удовольствием посмотрю на него. До встречи у парапета! И не забудь тоже закрыть глаза!».

Я отправила письмо и с минуту смотрела на пустой экран. Как же хорошо, что существует компьютер! В реале я бы никогда не смогла общаться с парнем так свободно! Краснела бы, бледнела и мямлила. Слава современной технике! И как люди без нее обходились? Вот мама говорит, что в ее юности компьютеры были так редки, что стояли только в некоторых учреждениях, специализирующихся в области вычислительной техники. Тогда, чтобы, например, отправить письмо в другой город, требовалась уйма времени: письмо нужно было написать – ручкой, на бумаге (!), положить в специальный конверт, отнести на почту и ждать целую неделю, а то и больше, пока оно дойдет до адресата. То ли дело теперь! Минута – и послание получено.

Напевая, я встала из-за стола и открыла шкаф, чтобы выбрать оттуда что-нибудь необыкновенно красивое и весеннее, и вдруг остановилась, пораженная страшной мыслью. Даже не знаю, как она не приходила мне в голову раньше: а что, если все это – только шутка? Что, если Снежный барс – фейк, подделка, мистификация? Что, если кто-то решил просто разыграть меня и посмеяться надо мной? Вот я сейчас как дура потащусь на Воробьевы горы, а неведомый шутник (или шутники – скажем, группа девчонок из моего класса) засядут в засаду и посмеются надо мной? Почему я так быстро повелась на этого Барса? Нельзя быть такой романтичной! Неужели опыт ничему меня не учит?

Я медленно закрыла дверцу и прислонилась к ней спиной. Верить или не верить?..

Я всегда ужасно боюсь оказаться в нелепом и смешном положении, поэтому вечно путаю и попадаю в идиотские ситуации. Например, перед экзаменом в музыкальной школе я всегда так волновалась, что мысленно раз сто репетировала, как выйду на сцену – собранная и элегантная, настоящая пианистка, сяду за рояль (а в концертном зале стоял именно рояль, большой, черный, с тяжелой крышкой, на которой золотым изящным росчерком значилось «Petroff»), встряхну кистями рук и заиграю – решительно, плавно и легко, без единой ошибки. И что в результате? Я тушевалась, умудрялась по пути опрокинуть стул, затем прихлопнуть себе крышкой пальцы, затем сбивалась с нот, путалась и вынуждена была начинать сначала, даже если знала исполняемое твердо до последней тридцать второй[2] и без запинок играла в классе, наедине с учительницей. Именно из-за этой дурацкой боязни я молчала большую часть времени, пока мои одноклассники бойко что-то обсуждали. Из-за этого прослыла девочкой со странностями. Именно поэтому у меня в классе только одна подруга: из-за все той же боязни показаться смешной или быть отвергнутой я никогда не просилась ни в какие компании и вообще вела себя так, словно мне они совсем-совсем не интересны. В общем, сама загоняла себя в угол. Тоже мне, принцесса в башне!

И теперь, подойдя к еще не заправленной кровати, я села на одеяло и задумалась. Идти или нет? Кровь глухо стучала в висках.

Но тут я словно очнулась. Хватит! Хватит всего бояться! Это и так всегда приносит мне лишь неприятности и пустые переживания! Если это шутка, еще посмотрим, кто над кем посмеется! Мне надоело, понимаете? Просто на-до-е-ло!

И вот я уже выхожу на «Воробьевых горах», ловя в стекле солнечные блики. Небо и вправду голубое-голубое. И вода. Столько торжествующей синевы я видела, лишь когда была с родителями на море. Я замираю посреди вестибюля и на миг закрываю глаза. Вдруг мне начинает казаться, будто за моей спиной кто-то стоит. Он вот-вот коснется плеча рукой и скажет просто: «Привет».

Я оглянулась – никого, только торопливо шагают к выходу, словно боясь опоздать куда-то, пассажиры с только что подошедшего поезда. Никого. Я одна. Какая странная прогулка! Опыта романтических прогулок у меня не имелось, но все же нечто (здравый смысл?) подсказывало, что вряд ли они происходят именно так. Но я уже ввязалась в игру. «Главное – не увлекайся, – напомнила я себе, – не забывай, что это может оказаться лишь глупым розыгрышем».

Выйдя из метро, я еще раз внимательно огляделась, пытаясь понять, наблюдают ли за мной. Но либо наблюдатели прятались хорошо, либо их все-таки не было. Громко – аж звенело в ушах – пели птицы. Я замечала, что такое безумство бывает только в самом начале весны, в первые солнечные яркие дни. Как хорошо, что весна все же наступила!

Не зная толком, куда идти, я следовала за группой пассажиров и сначала думала, что заблудилась, но потом заметила тот эскалатор, о котором писал Снежный барс, и поняла, что двигаюсь в верном направлении. Заброшенная постройка и вправду производила пугающее впечатление, у меня по спине пробежалось целое стадо мурашек, и я легко, даже в такой яркий солнечный день, представила себе затаившееся где-нибудь в тени чудовище. Не задерживаясь, поспешно зашагала дальше и вскоре оказалась на обзорной площадке. От обилия людей сразу зарябило в глазах. Ну да, сегодня же выходной. Я шла через толпу, пытаясь отыскать знакомое лицо. Но нет – все чужие. Когда я уже подходила к парапету, мне показалось, будто неподалеку промелькнула знакомая фигура. Я сморгнула – ну, разумеется, это не он. Что бы Великолепному Киру делать здесь? Это было бы слишком странным совпадением.

«И что я о нем все время думаю? Вот уже мерещиться начинает», – с раздражением сказала себе я и повернулась к людям спиной, чтобы смотреть не на них, а на город. Он лежал внизу, весь залитый тепло-золотыми лучами солнца, пригревшийся, как заснувший на руках котенок, такой милый и вместе с тем почти незнакомый. Синела река, сияли одетые в стекло высотки, крыши, дома, громадные трубы каких-то заводов, изящные башенки – все смешалось, словно зелье в огромном котле. Я положила руку на каменные перила, и сверху тут же, словно чья-то теплая рука, лег солнечный луч.

– Спасибо за прогулку, Барс, и вправду хорошо, – прошептала я, словно он действительно был рядом и мог меня услышать.

Глава 6. Кандидат в Снежные барсы.

День тянется долго-долго, как противная жевательная конфета. В школе мне все чаще делают замечания, упрекая в невнимательности. Да уж какое тут внимание, когда я уже с самого утра начинаю ждать вечера. Завтракаю, иду в школу, высиживаю на уроках и все время жду.

Иногда мне кажется, что мир сузился до размеров экрана моего ноута.

Вот и сегодня, примчавшись домой, я сразу включила комп. Письма от Снежного барса не было. Ничего, еще не вечер.

Мама позвала меня есть. Наскоро проглотив грибной суп и даже не почувствовав вкуса, я вернулась в комнату. Письма еще нет. Ну что за наказание!

Чтобы скрасить ожидание, я стала листать избранное. Таня выложила фотки с последнего дня занятий. Она притащила в школу фотоаппарат, и мы фотографировались, строя перед камерой смешные рожи. Забавно. Глядя на них, я невольно улыбнулась и прокрутила бегунок дальше.

Наташа из нашего класса написала о том, как ходила с приятелями на новый фильм. Проматываем.

Даша… А вот Дашин пост привлек мое внимание.

«Есть парни, – писала Даша, – которые любят только себя. Они считают себя супермегазвездами, хотя в реале не представляют из себя ничего. Они готовы принимать внимание девчонки, но сами не способны его удержать. Такие вовсе не нужны привлекательной милой девушке без недостатков. (В общем, пусть сохнут все, кому мы не достались, и сдохнут все, кто нас не захотел!».

Завершала пост картинка, изображающая милого котенка в сдвинутой на одно ухо короне. Я хмыкнула: ничего себе автопортрет!

Судя по посту, отношения Даши с великолепным Киром все-таки не сложились. Или она это не о нем? Я попыталась вспомнить, когда видела их последний раз вместе. Кажется, давно, еще на прошлой неделе.

«Дашка, конечно, дура, но она права. Кир – самодовольный эгоист», – подумала я и, взглянув в угол экрана, остолбенела.

Письмо!

Я открыла его.

«Привет! Еще раз спасибо за прекрасную прогулку. Знаешь, а я уже по тебе соскучился. Может, повторим? Кстати, носи почаще красную водолазку, она тебе очень идет».

Красная водолазка! В красной водолазке и черном сарафане я была сегодня в школе. Откуда Барсу это знать? Вывод только один: он учится вместе со мной, как я и предполагала с самого начала. Вполне возможно, мы встречаемся с ним каждый день – в школьных кабинетах, в коридорах, в столовой. И каждый раз я прохожу мимо, не узнавая его. В книгах героине иногда помогает собственное сердце. Скажем, смотрит она на кого-нибудь, и тут же догадывается, что это важный для нее человек. Приходится признать, что мое сердце молчит. Никаких подсказок, даже самых ерундовых. Я опять, уже в который раз, принялась перебирать всех знакомых парней. Непохоже, чтобы кто-нибудь проявлял ко мне интерес. Может, рыжий? Он вечно задирал меня, когда мы были помладше. Нет, навряд ли. Насколько я знаю, у рыжего уже есть девчонка. А если это Костик из параллельного класса? Он учился со мной в музыкальной школе, да и, я замечала, иногда смотрит на меня словно в задумчивости… Он тихий, неприметный, а Снежный барс не производит впечатления тихони… Впрочем, это же Интернет! Здесь и я – весьма бойкая девица.

Я задумчиво уставилась в экран. Может, и не нужно выяснять, кто этот Барс на самом деле. Сейчас, окутанный тайной, он кажется мне необыкновенным и очень романтичным. Смогу ли я принять его в реальности?.. Вдруг он окажется непохож на идеального себя?.. Да, лучше пока оставить все как есть.

Настали каникулы. Почти все дни я просидела дома, читая Беляева.[3] Где-то посередине каникул позвонила Таня и предложила сходить в кино.

– Да ладно, ты, наверное, с Данилой. Зачем я вам третьей лишней? – спросила я, хотя, честно говоря, даже соскучилась по общению, да и мама давно уже достала вопросами, отчего это я такая домоседка.

– С Данилой. Но не только с ним, – загадочно ответила Таня.

– А с кем еще?

– Приходи – узнаешь!

Похоже, подруга решила окончательно меня заинтриговать. Пришлось согласиться, иначе я бы просто умерла от любопытства.

Мы договорились встретиться в три у касс кинотеатра.

Засидевшись дома, я уделила своей внешности больше внимания, чем обычно. Достала из шкафа лучшие свои джинсы, сидящие на мне просто идеально, а к ним – задорную полосатую кофточку с большим вырезом, иногда имеющую коварную привычку сползать с одного плеча. Разумеется, всю эту красоту пришлось закрыть обычной курткой, но все равно от ощущения, что на мне красивая и чрезвычайно идущая мне одежда, делалось приятнее и радостнее. Я немного подкрасила глаза и подчеркнула неяркой коричневой помадой губы.

В зеркале отражалась симпатичная девчонка, и даже немного длинноватый нос ее не портил. И кто сказал, что я неприметная? Ничуть не бывало! Очень даже приметная, и фигура у меня хорошая, и глаза…

Нацепив наушники плеера, я вышла из дома.

Тани и Данилы у кинотеатра не было. Зато прямо у касс топтался Костик. Вот тебе, пожалуйста, совпаденьице! Как раз думала о нем совсем недавно.

Я остановилась поодаль, еще не понимая, на него ли намекала Танька. Но Костик сам шагнул ко мне и остановился, глядя куда-то за мое плечо.

– Привет!

Я даже оглянулась посмотреть, вдруг он здоровается с кем-то у меня за спиной. Но там никого не было.

– Привет, – отозвалась я.

Неужели мой незнакомец – это он? Назвать Костю романтичным было бы как-то странно. Невысокий, довольно плотный, с непримечательным лицом и совершенно неподходящей ему прической, Костик не тянул на книжного героя. По крайней мере, героя моего романа я представляла совсем по-другому.

Мы выдержали паузу. В каком-то фильме я слышала замечательную фразу: «Если уж взяла паузу – тяни ее как можно дольше».

В результате Костик совсем смутился, поковырял ботинком снег и, наконец, снова заговорил.

– А Тани и Данилы еще нет. Хочешь, пойдем пока возьмем билеты?..

Бинго! Значит, он и есть тот самый сюрприз, приготовленный Танькой.

– Ну пойдем, – согласилась я.

Мы взяли билеты на четверых. Таня с Данилой опаздывали, и я решила использовать время их отсутствия как можно лучше, а именно позадавать Костику каверзные вопросы.

– Странно, мы с тобой в школе нечасто сталкиваемся, – заметила я, когда мы вновь вышли на крыльцо.

– Ага, – согласился Костик. Многословием он явно не отличался.

– А у тебя дневник есть? – повела я дальнейшую разведывательную деятельность.

– Нет, – ответил он.

Дурацкий вопрос. У Снежного барса тоже не было дневника – только регистрация.

– А ты вообще дневники читаешь? Ну своих одноклассниц, скажем?..

– Иногда.

Такое ощущение, что ответы у него приходится вырывать под пытками, а он будет мужественно молчать, как партизан на допросе. Интересно, зачем он вообще пришел сюда? Или его Танька притащила специально мне в пару?

Оставалось только спросить, не писал ли он мне писем, но это было бы уж слишком в лоб. Я задумалась, как бы обойти его похитрее, чтобы он выдал себя, и мы снова замолчали. Как назло, в голову ничего не проходило, кроме дурацкого вопроса, любит ли он барсов. Костик, со своей стороны, не делал никаких попыток развлечь меня и торчал рядом телеграфным столбом с человеческим лицом, на котором застыла гримаса покорного ожидания.

Неизвестно, сколько времени продлилась немая сцена, но тут на горизонте появились Танька и Данила. Они прибежали, держась за руки, и тут же потащили нас в фойе кинотеатра, внося оживленной болтовней немалое разнообразие в наше безмолвное царство.

Фильм оказался так себе. Но примерно с середины я вообще забыла наблюдать за тем, что происходит на экране, потому что мои пальцы накрыла рука сидящего рядом Костика. Горячая, немного влажная рука. Я сидела и не знала, что делать: отдернуть вроде неприлично, но и оставаться в таком положении я не могла. К тому же кожа отчаянно зачесалась.

Выручила меня Танька, предложившая угоститься попкорном. Я не очень-то хотела есть, но тут же согласилась, и всю оставшуюся часть фильма ела попкорн и громко смеялась – иногда, видимо, невпопад происходящему на экране. На нас оглядывались и шикали.

Когда фильм, наконец, закончился, я вздохнула с явным облегчением, словно закончилась пытка, которой меня подвергали, но тут же снова напряглась: зажегся свет, а я никак не могла представить, как взгляну в лицо Костику.

– Ну что, погуляем? – предложила Танька.

Все посмотрели на меня.

– Ээээ… – я по своей дурацкой привычке потянула паузу, пытаясь собраться с мыслями. Гулять с этой романтичной парочкой, а главное, с Костиком, наверное, все-таки выше моих сил, если даже он и есть тот самый Барс. – Мне бы надо домой.

– Я провожу, – тут же вызвался Костик.

– Хорошо! Не будем мешать! – Танька и Данила переглянулись с видом заговорщиков, только что успешно осуществивших коварный план.

Тут я пожалела, что отказалась от прогулки. Но, разумеется, было уже поздно.

Пришлось идти рядом с Костиком, пялясь себе под ноги.

Я молчала, и он тоже не говорил ни слова.

Ничего не скажешь, романтичная прогулка. Почти такая же, как та, на которую мы ходили «вдвоем» с Барсом… И все-таки на Воробьевых горах было здорово…

Задумавшись, я почти забыла о Костике, поэтому вздрогнула, когда он вдруг схватил меня за плечи.

– Вер, а ты мне нравишься. Давай будем встречаться.

Можно я тебя сейчас поцелую?..

Приехали! Какой он, оказывается, резвый! Как там поется: «Постой, паровоз, не стучите колеса…».

– Не надо. Не сейчас… – ответила я, выворачиваясь из его объятий.

– Но почему?

– Не спрашивай! Не знаю!.. – Впрочем, у Костика был еще один-единственный шанс. Я остановилась напротив, почти вплотную к нему, и требовательно взглянула в глаза: – Скажи, Снежный барс – это ты?

– Кто?..

– Проехали!

Я уже шла к подъезду, чувствуя, как на глаза набегают слезы. Отчего мне так горько? Я же хотела встречаться с нормальным парнем! Так почему бы не Костик? Вполне нормальный. Не слишком красивый, но и я не эталон! Я же думала, что мне без разницы, как выглядит тот же Снежный барс, а вдруг испугалась и переволновалась из-за пустяков.

Вернувшись домой и что-то пробурчав на вопросы мамы, я укрылась в своей комнате и, завернувшись в плед, слушала, как часто бьется сердце.

Наверное, все дело в неожиданности. Костик себе на уме, но и я не болтушка. Наверное, мы с ним подходим друг другу. Почему бы не встречаться с ним? Все равно больше никто не предлагает. Мне нужно просто к нему привыкнуть – вот и все. Привычка – великая вещь. У меня так с музыкой. Мало какая песня нравится с первого раза, часто мне требуется время, чтобы привыкнуть, и тогда я действительно могу ее полюбить. Так получилось с песнями Цоя, о котором мне рассказал Кир…

Кирилл… Ну вот я опять. Эта тема – табу, нужно выбросить ее из головы. Совсем. Навсегда.

Почему бы не Костик?.. Я обязательно к нему привыкну.

Хотя на самом деле, конечно, нет!

Глава 7. Разум против сердца.

«Привет! Ты сейчас далеко, но иногда мне кажется, что ты рядом со мной. Что мы вместе идем по залитым солнцем улицам. Ты улыбаешься. Кстати, я говорил тебе, что у тебя красивая улыбка?.. Мы идем и болтаем обо всяких пустяках или просто молчим, потому что иногда для того, чтобы понимать друг друга, слова не нужны, иногда они бывают лишними…».

Я перечитывала письмо уже в который раз и никак не могла закрыть его. Эти письма стали для меня самым настоящим наркотиком, я серьезно «подсела» на них и не могла себе представить, что будет, если Барс перестанет писать мне. Он был не таким, как другие парни. Он оказался умным и чутким, и мы понимали друг друга с полуфразы.

«Это не Костик, – думала, глядя на экран. – Но тогда кто?».

Этот вопрос не давал мне покоя даже ночью. Вот и сегодня мне приснился Барс. Он стоял ко мне спиной, я могла разглядеть только тяжелую рокерскую куртку, потрепанные джинсы и высокие ботинки.

– Привет, – тихо сказала я, подходя к нему.

Он стал медленно поворачиваться ко мне, и в этот момент я, как назло, проснулась. Уже вспоминая свой сон, я вдруг осознала, какую злую шутку играло со мной подсознание. Судя по всему, мне приснился Кир, а уж кто-кто, но он уж точно не тянет на Снежного барса. Странно, что подсознание смешало их. Уж лучше бы Костик, о нем я, по крайней мере, не могу сказать ничего плохого.

Я провела рукой по лбу, отгоняя ненужные мысли, и решительно придвинула ноут поближе.

«Привет! Я тоже думаю о тебе, недавно снова ходила твоим любимым маршрутом, я теперь часто там бываю, и каждый раз думаю о тебе. Иногда мне кажется, что я тоже вижу твою улыбку, что я знаю о тебе всё, что я знаю тебя лучше, чем мою подругу Таню, а может, даже лучше, чем собственных родителей…».

Я никогда не решилась бы сказать такое парню, а написать оказалось проще. Возможно, потому что я действительно привыкла к нему.

– Вера, – в комнату заглянула мама. – Ну что такое: ты опять за компьютером! Ну посмотри, какая на улице погода! Разве можно в такое чудесное время сидеть дома? Давай живо гулять!

– Вот ты меня гулять отправляешь, а других домой не дозовешься. Смешно, правда?

– Смешно! – Мама улыбнулась, подошла и поцеловала меня в макушку. – Ты у меня вообще инопланетянка.

– Ладно, пойду погуляю, раз выгоняешь, – буркнула я и, прежде чем закрыть, взглянула на экран.

Еще одно сообщение. От Барса! Я открыла письмо и замерла, потому что там были стихи.

Барс пишет стихи? Эти стихи – мне? Как странно и как необычно! От полноты чувств я прижалась губами к экрану.

И тут, конечно, зазвонил телефон. Не знаю, как вы, а я частенько наблюдаю, что когда ждешь звонка, в квартире царит священная тишина, звонит телефон в большинстве случаев как раз когда его не ждешь – то есть совсем не вовремя.

Вот и сейчас я вздрогнула от резкой трели звонка. Взяла трубку.

– Веруха, привет! – обрушился на меня жизнерадостный Танькин голос.

– Привет, – отозвалась я, досадуя на то, что лирическое настроение оказалось безвозвратно утеряно.

– А я с предложением! – выпалила подруга, не вдаваясь в нюансы моего настроения. – Пойдем сегодня гулять вчетвером? Ты не против?

Я поморщилась. Разумеется, после вчерашних практичных мыслей я успела уже накрепко позабыть о Костике. «Конечно, Снежный барс – это не он. Разве он пишет стихи? Ни в жизнь не поверю!» – промелькнуло в голове.

– Что, ты теперь взялась пристраивать меня к Костику? – поинтересовалась я, кося одним глазом в монитор, где по-прежнему чернели буквы, складывающиеся в строчки… Стихи… для меня…

– А чем тебе Костик не нравится? Нормальный пацан, – Танька живо отстаивала выдвинутую кандидатуру – должно быть, в ее голове уже сложилась идиллическая картина, как мы вчетвером ходим везде вместе, образуя прекрасную компанию. Я вовсе не против компании, если разобраться, но это же не повод соглашаться на первого попавшегося Костика?..

– Ммм… – выдавила я, мучительно соображая, что бы сказать.

И Танька, почувствовав мою нерешительность, тут же пошла в атаку.

– Между прочим, – заявила она довольно, – твой Снежный барс – совершенный бесперспективняк.

– Почему?! – От возмущения я вскочила с дивана.

– А потому, что ты опять путаешь Интернет с реальностью. Может, ты не знаешь, так вот, я скажу тебе: сеть – это тебе не реальная жизнь, это подделка. Готова спорить, что твой Барс и не собирается переходить к личному общению. Думаю, ему просто скучно, вот он и прикалывается, строча тебе письма.

В груди тихо засаднило, как будто на свежую рану щедро плеснули йода.

– Забудь о нем и не надейся, что он вылезет из гиперпространства специально, чтобы встретиться с тобой. Кстати, отчего ты думаешь, что он действительно мальчик? Вдруг это какие-нибудь любительницы шуток, которые от души прикололись над тобой?

Слова Таньки настолько соответствовали моим недавним опасениям, что становилось страшно. Но нет – нельзя сомневаться во всем. Иногда нужно просто верить. Я же знаю Барса, как себя… или не знаю?..

– Все что ты говоришь, не более чем твои домыслы! – возразила я.

– Ах так! Ну расскажи тогда, что ты знаешь о своем Барсе! Как его зовут в реале? Где он живет? Ну!

Разумеется, ответить мне было нечего. Танька торжествовала.

– Ну что, вылезай из своей клетки и добро пожаловать в настоящий мир! – ехидно произнесла она.

Но я, как это бывает со мной, уже рассердилась.

– Спасибо, мне и здесь хорошо, – холодно ответила я. – И гулять я не пойду. Что-то нет настроения.

В трубке молчали.

– Ладно, как хочешь. Вот и сиди со своим Барсом, но потом не жалуйся! – выпалила, наконец, подруга и, не прощаясь, повесила трубку.

Я осталась одна. По экрану давным-давно носились веселые звездочки, а я сидела на диване, бессмысленно наблюдая за этим процессом.

Я выбрала Барса и то, что Танька назвала поддельной реальностью. Я не выбрала Костю, но, получается, я отказалась и от подруги. Что же делать? Может, она права, а мой выбор глуп и наивен?.. Не знаю. Вопросов, как всегда, значительно больше, чем ответов. В общем, я опять осталась дома. Одна. И маме пришлось с этим смириться.

На часах начало второго. Ночь. И темное окно, в котором отражаются огоньки одиноких чужих окон.

Я сижу на диване, положив ноутбук на колени и закутав ноги в теплый клетчатый плед. Я не иду спать, хотя боюсь, что мама или папа застукают меня не спящей. Я жду письма. Мне хорошо в этой нереальности. К тому же, сидя на диване в полутемной комнате, можно забыть, что я – нескладная, с длинным носом и вечно взъерошенными непослушными волосами. Сейчас легко вообразить себя сказочной красавицей, которой все удается. Это великая возможность – быть не такой, как на самом деле, а такой, какой хочется.

Но сейчас я не наслаждаюсь свободой и почти что безграничными возможностями. Я сижу и тупо пялюсь в экран. Ответа нет. Наверное, я сама все испортила.

Двадцать минут назад я написала письмо. Не просто написала, но и щелкнула по кнопке «отправить», а теперь готова отдать многое, лишь бы вернуть его обратно. Можно открыть «отправленные» и перечитать, но этого не требуется, потому что я и так помню наизусть. Каждое слово.

«Привет! Мне надоели эти игры. Ты ведь знаешь меня и наблюдаешь за мной со стороны. Может, все-таки пришло время назвать себя? Тебе не кажется, что мы в неравном положении?».

И зачем, спрашивается, я это написала? Зачем прислушалась к Танькиным словам?! Ну, подумаешь, виртуальный мир, зато все было так хорошо, легко и просто. Мы писали друг другу каждый день. Не знала, что письма – тоже наркотик. Что, если Барс испугается и больше не напишет? Что, если я никогда больше не получу от него ни одного письма?!

«Надо написать ему, что прошлое письмо – всего лишь шутка, и я вовсе не хочу ничего о нем знать», – подумала я и даже щелкнула по кнопке, открывающей новое сообщение. Но тут же одернула себя. Нельзя показать Снежному барсу, как я в нем нуждаюсь. Дать ему это понять – значит, оказаться в слабой позиции, поставить себя в глупое положение. Надо выждать. Взгляд уперся в цифры в правом углу экрана. Два семнадцать. Снежный барс, кем бы он ни был, скорее всего, уже спит. Скорее всего, он еще не прочитал моего письма. Как-нибудь потом. Скажем, завтра утром. Сейчас уже слишком поздно. В это время бодрствуют одни ненормальные, типа меня.

Стараясь отвлечься, я стала листать избранное. Ничего. Дурацкие картинки, идиотические тесты. Как же мне надоела вся эта ерунда! И Даша, кстати, ничего не пишет. Похоже, так и не помирилась с Киром.

Подумав об этом, я вдруг осознала, что мысль о Кире уже не волнует меня так, как прежде. Барс полностью занял место в моем сознании, не оставив для других свободного пространства. Мамочки, неужели я влюбляюсь в парня, которого даже не видела?! Которого, если верить Таньке, я не увижу никогда?..

Я закрыла глаза и вжалась в спинку дивана. Что же делать?

Когда я открыла глаза и обновила страничку, на экране появилось новое сообщение.

Странно, только что я в нетерпении ждала хоть строчки, а теперь рука зависла над клавишей. Тайна жива, пока письмо еще не открыто. Эх, была – не была!

«Привет! Не сердись, пожалуйста, мне не хочется тебя огорчать, но пока я не могу называть своего имени. Пообещаю только, что ты обязательно его узнаешь. Мне очень хочется, чтобы ты сама догадалась, кто я. Но это вряд ли. Хотя…».

Я с облегчением выдохнула. То, что тайна раскроется потом – даже хорошо. Главное, что наша переписка продолжится. Это все, что мне сейчас нужно.

«Хорошо, только ты должен будешь помочь мне», – тут же ответила я.

«Договорились, принцесса».

Глава 8. Когда уходят мечты.

– Вставай, соня, школу проспишь!

Я с трудом разлепила ресницы. Мне снилось что-то ослепительно-прекрасное. Такое, от чего пело сердце и кружилась голова. Пытаясь ухватить жар-птицу-сон за хвост, я снова закрыла глаза. Нет, напрасно: видение развеялось, но мне все равно было легко и хорошо.

Я вскочила с кровати, сбегала в ванную и пришла на кухню с немного влажными после душа волосами. На столе уже стояли сырники и открытая банка сметаны. Обожаю мамины сырники! Они так и тают во рту.

Пока я завтракала, мама смотрела на меня, подперев подбородок рукой.

– А ты, пожалуй, превращаешься в лебедя, – внезапно произнесла она.

Я закашлялась, подавившись сырником. Мама улыбнулась.

– Не смущайся, – она пододвинула ко мне чашку с кофе, – ты у меня молодец. Знаешь, долгое время я боялась, что ты вырастешь слишком скромной и замкнутой, почти незаметной. Но теперь думаю, что все будет хорошо. И улыбайся почаще – у тебя очень хорошая улыбка.

Не каждый день услышишь такое от собственной мамы!

– Ну давай, пей кофе и собирайся. Нехорошо опаздывать в школу в первый же день после каникул, – продолжила она.

Вот теперь я ее узнаю.

Проходя мимо висящего в коридоре зеркала, я искоса взглянула на себя: а вдруг во мне сегодня и впрямь появилось нечто особенное?

Вроде ничего. Все те же растрепанные волосы, и даже прыщик, некстати выскочивший на лбу, и тот на месте. Тем не менее словно что-то изменилось.

Перед тем как бежать в школу, я заглянула в дневники. Так и есть, одно сообщение.

«Доброго утра, принцесса! Слышишь, за окном щебечут птицы? Это для тебя! Между прочим, ты снилась мне сегодня. Ты играла „Собачий вальс“, под который отплясывал, кружась, наверное, десяток смешных болонок, а потом мы с тобой тоже танцевали. Под ногами у нас были звезды, но твои глаза все равно сияли ярче. Пусть так и будет! Хорошего дня, принцесса!».

За окном действительно щебетали птицы, радуясь новому ясному дню. Я забежала на кухню и взяла остатки хлеба – раскрошу по дороге в школу. Сейчас, когда мне хорошо, мне хочется, чтобы все вокруг тоже были счастливы. Я улыбнулась. «Собачий вальс»! Надо же! Кстати, а мне ведь тоже снилась музыка. Теперь я припоминаю. Что, если мы с Барсом действительно встречались во сне?

Я шла в школу, кажется, едва ступая по земле. Мне хотелось кружиться и танцевать, подниматься к облакам, к самому солнцу, не боясь его жестокого света – потому что мои крылья не из слабого воска, они – из счастья.

– Вера, ты сегодня прямо светишься! – сказала мне одна девчонка из нашего класса.

Сидя на уроке литературы, я, вместо того, чтобы слушать учительницу, торопливо строчила в тетрадке:

На моем плече, как маленький пушистый котенок, пригрелось солнце. Оно лижет мне руку горячим шершавым язычком и мурлычет тихую песенку.

У моих ног пристроилась тень.

– Потанцуем? – говорит она.

Сегодня у нее удивительные духи – из тысяч полуулыбок, едва уловимого шороха шагов, тонкого звона серебряных колокольчиков, сумерек летней ночи, приправленных пряным ароматом тихого джаза, терпкого вина и соленых брызг моря.

В ее голосе вызов.

– Потанцуем, – улыбаюсь я самым уголком губ и резко встаю, сбрасывая с себя пригревшееся солнце.

И мы танцуем. Где-то внизу, далеко-далеко под ногами проносятся небоскребы и мосты, старые, поросшие темно-зеленым мхом башни и разноцветные, все в брызгах солнца, поляны… Страны и континенты. Города и облака.

Раз, два, три… Раз, два, три…

От внезапного восторга перехватывает дыхание и кажется, что вот-вот – и я все пойму…

…За окном – седая пелена дождя. Медленно катится по стеклу блестящая набухшая капля… Раз, два, три, раз, два, три, – шепчет мне дождь.

– Вот Вероника Полякова у нас примерная ученица! Никогда не видела, чтобы мои уроки записывали с таким усердием!

Я подняла глаза. Надо мной стояла преподаватель литературы.

– Ну-ка, Полякова, повтори, что я сейчас говорила.

Я покраснела и, пытаясь спрятать тетрадку, уронила на пол. Все моя проклятая неуклюжесть!

– Надеюсь, ты сочиняла стихи или занималась сравнительным анализом символистов и акмеистов, – вздохнула учительница. – Ну ладно, будь, пожалуйста, внимательнее.

Она отошла от моей парты и продолжила рассказ.

Я, не слушая ее, с облегчением перевела дух.

И вправду сегодня мой день, раз все обошлось так легко.

Я нагнулась, чтобы поднять тетрадку и похолодела: ее не было. Оглянувшись, я увидела, как сидящий позади меня Пашка прячет что-то в сумку. И когда только успел!

– Отдай! – зашипела я.

– А чего, нет у меня ничего! – отбрехался одноклассник. Причем неумело отбрехался: по глазам видно – врет.

– Полякова! Ну что такое! Кажется, ты не настроена сегодня на урок? – укоризненно произнесла учительница.

Я отвернулась от Пашки и нагнулась над своим столом. Ладно, потом разберемся. Никому не удастся испортить мне день.

На перемене Пашка выскочил из класса прежде, чем я успела его перехватить. Я зачем-то опять заглянула под стол. Тетрадки не было.

Я выбежала в коридор, стараясь отыскать в этой толкотне похитителя. Обежала этаж – не видно. Пашка отыскался на третьем этаже. Собрав вокруг себя компанию, он дурашливым голосом зачитывал мой текст, одновременно дополняя представление пантомимой.

– Я черная тень, что пристроилась у ног Поляковой!

У-у-у-у! – с наслаждением завыл он.

Я остановилась напротив них. На меня смотрели искривленные смехом рожи. Вот именно – рожи, никак не лица. Надо было сказать что-то, но слова опять сбежали от меня, а в горле запершило.

– Полякова! Наш новый классик! Что, Веруха, в учебник по литре метишь? – спросил кто-то. Я уже не узнавала их – рожи сплывались в одно большое отвратительно-розовое пятно, гогочущее десятком глоток. Нет, это были уже не те, кто учился со мной с первого класса. Скорее – ужасный монстр, неведомое чудовище.

Я стояла, не в силах сдвинуться с места. Еще недавно я была победительницей Никой, но вот превратилась в робкую, пугливую Веру. Я попыталась разозлиться, но в груди был лишь липкий страх. Я пропала!

И вдруг хохот замолк. Я недоуменно заморгала. Все смотрели на меня… нет, скорее, за мою спину. Ожидая увидеть как минимум нашу директрису, я оглянулась и в первый момент решила, что у меня начались глюки.

Кирилл стоял и просто смотрел на моих мучителей, но этого оказалось достаточно, чтобы заткнуться и трусливо поджать хвосты.

– Что это у вас? – спросил он небрежно.

– Это… – Пашка, сразу сдувшийся, замямлил и замялся. – Тетрадка, Кир.

Кирилл презрительно оглядел говорящего с ног до головы.

– Для некоторых Кирилл Михайлович, – произнес он ледяным тоном и протянув руку, добавил: – Тетрадку. Живо.

Они и не подумали ослушаться.

Я с удивлением, словно со стороны, наблюдала. У Кира, видимо, незаурядный актерский талант, по крайней мере, держался он изумительно.

– Возьми и прости этих недоносков, у них мозги еще на детсадовском этапе атрофировались, – Кирилл протянул мне тетрадь.

Все молчали.

«Недоноски»! Надо же слово какое подобрал!

Я машинально взяла тетрадь и на негнущихся ногах пошла прочь. Только спустившись по лестнице, я вдруг осознала, что не сказала даже «спасибо». Но делать уже нечего – не поворачивать же обратно. К тому же звонок уже прозвенел.

Кирилл заступился за меня! Он каким-то чудесным образом оказался в нужное время и в нужном месте и не прошел мимо, как можно бы было подумать… Но почему? Тем более после тех обидных слов, что я бросила ему. Я никак не могла найти объяснение этому.

Можно подумать, что неприятности на сегодня закончились. Но нет.

Ближе к вечеру я, как всегда, заглянула в дневники и обнаружила письмо от Барса. Я удивилась – обычно он писал позднее, – и обрадовалась одновременно.

Однако содержание послания оказалось таким, какое я даже представить не могла.

Я перечитала письмо несколько раз. Буквы знакомые, но смысл упорно ускользает.

«Думаю, пора прекратить эту шутку. Ты что, правда купилась? Да ни один нормальный пацан не будет дружить с такой дуррой и мямлей, как ты! Бай-бай, асталависта, детка!».

Подведем итоги сегодняшнего дня: мне помог тот, кто, как я думала, меня ненавидит, и предал тот, кому я доверяла.

ЧАСТЬ 2. КИРИЛЛ, 25 февраля.

Глава 1. Будни звездного мальчика.

Кирилл с гордостью считал, что сделал себя сам. Сам добился всего – и авторитета в школе, и уважения взрослых, включая учителей. Единственное место, где звездный статус слетал с него, как по мановению волшебной палочки, был его собственный дом. Ну что тут говорить: с таким отцом, как у Кирилла, не забалуешь. Но это же мелочи, и порой Кир и сам твердо верил в то, что он такой, каким видят его другие: уверенный, насмешливый, успешный. Настоящая звезда. В школе никто не сомневался, что его ждет блестящее будущее и замечательная артистическая карьера – площадки, цветы, поклонницы, подрагивающее пламя зажигалок в темноте завороженно затихшего зала…

И только сам Кирилл еще помнил себя неуверенным робким мальчишкой с непременной папкой с нотами под мышкой, со стремлением понравиться взрослым. Впрочем, он быстро понял, что нравятся не те, кто старается понравиться, а те, кто уже ведет себя так, словно он ярчайшая звезда. Воистину прав был тот, кто сказал: ты такой, каким себя ощущаешь. Кирилл был согласен с этим высказыванием на все двести процентов.

Итак, Кирилл не сомневался в себе, и все же иногда…

Он стоял перед большим зеркалом в прихожей и внимательно разглядывал свое отражение. Оно было знакомо до мельчайших деталей, и вместе с тем временами парню казалось: там, за стеклом – незнакомец. У незнакомца были темно-русые волосы Кирилла, немного не доходящие до довольно узких для мальчишки плеч, тонкие кисти рук и внимательные серые глаза – темные, цвета мокрого асфальта. Эти глаза и казались чужими.

В целом Кирилл себе нравился. Высокий ворот тонкого черного свитера подчеркивал шею и придавал облику слегка демоническую загадочность. На свитере удобно разместилось любимое украшение – три зуба реликтовой акулы на тонком кожаном шнуре.

А глаза…

«Глупости все это», – сказал себе парень и подхватил куртку-косуху, которая стояла в углу прихожей, поскольку, во-первых, мама сказала не пихать эту гадость в шкаф, а во-вторых, куртка была такой тяжелой, что вполне могла стоять. Если честно, Кирилл ее любил – стильно, функционально (универсально для всех времен года, кроме разве что жаркого лета) и по канону. К куртке подходили только высокие ботинки в милитари-стиле. На самом деле Кирилл предпочитал мягкие мокасины, в которых ногам не в пример удобнее, однако, как говорится, положение обязывало. Кирилл знал, что представляет собой довольно значимую величину, а значит, мелочей не существует – имидж должен быть продуман детально.

Он еще раз обернулся к зеркалу и подмигнул своему двойнику: «Не дрейфь, прорвемся», подхватил гитару и…

– Кирилл, а уроки ты сделал? – выглянула из комнаты мама. – Ты помнишь, что завтра – понедельник?

Ну, конечно, как в первом классе! Бедная мама до сих пор не в курсе, что ее милый сын уже год почти не делает уроков. Ему без надобности – есть ли смысл тратить время на такую скукотень, когда всегда находятся девчонки, с готовностью приносящие ему домашку. Даже просить не надо.

– Конечно, мамочка, – не моргнув ответил он. – Я пойду? Мы с ребятами репетировать договаривались.

Мама горестно вздохнула, но Кирилл видел, что она уже сдалась. Его обаяние действовало на всех, даже на маму, даже на математичку, которая после его соло у доски вздыхала не менее грустно, чем мама, и, выводя в журнале трояк (а это, безусловно, лучше, чем заслуженная пара), говорила: «Ну, видимо, Кирилл, твое призвание не алгебра…».

– Ты просто помешался на этой музыке, – сказала мама, подходя ближе и взъерошивая сыну волосы. – И совсем большим стал, не достанешь…

– Расту над собой, – повторил Кирилл услышанную где-то фразу. – Ты еще будешь мной гордиться. Ну я пошел, ма!

– Иди, – она мельком поцеловала сына в щеку и закрыла за ним дверь.

Вместо того, чтобы повернуть к лифту, Кирилл направился к лестнице. Ему всегда казалось приятнее спускаться пешком, тем более что десятый этаж не так уж высоко. В их доме лестницы были отделены от площадок дверями. Стоя на лестничном пролете, можешь подумать, будто попал в глубокий колодец. Вокруг – только стены, потолок, утыканный спичками, и высокие окошки между этажами, всегда запыленные и исписанные глупыми надписями. Но, самое странное, у этого всего имелось своеобразное обаяние. Кирилл остановился так, чтобы в окошко был виден кусочек города, прислонил к стене гитару и, вытащив из-за подкладки куртки сигарету, закурил.

Строки сложились мгновенно, и Кирилл положил недокуренную сигарету на высокий грязный подоконник, чтобы не упустить их.

Новые песни были его водой и хлебом. Они питали его, да что там, именно благодаря им он стал тем, кто он есть сейчас – Киром Великолепным, солистом и лидером группы «Королевство», предметом мечтаний многих и многих девчонок.

Кир сделал себя сам, и сейчас в школе уже никто не помнил того растерянного отличника-первоклассника, которым он был когда-то, мальчишку, стоящего в конце линейки на физкультуре.

Кир Великолепный – это вам не пустяк!

Перед репетицией ребята заскочили в ресторанный дворик ближайшего торгового центра – выпить кофе и потрепаться: собственно Кир, бас-гитарист Жека и Димка, игравший на клавишных.

– Ну как, поговорил? – с ходу спросил Женю Кирилл, подсаживаясь к ребятам и ставя на стол поднос с кофе и залитой глазурью булочкой.

Женя был в группе самым старшим, он уже заканчивал первый курс МИСИ, поэтому именно ему было дано ответственное поручение: переговорить с Мишкой, парнем, живущим в их же дворе, по поводу студии. У Мишки обнаружились связи в шоу-бизнесе, и ребята рассчитывали на его помощь в создании своей первой профессиональной записи. Кир не сомневался: стоит только разослать песни по радиостанциям, и кто-нибудь обязательно заинтересуется «Королевством». Особо он рассчитывал на «Наше радио».

Жека неопределенно пожал плечами.

– Ну, говорил, – мрачно произнес он, – но Мишка даже слушать меня не стал, сказал, что его приятели, мол, только с профессионалами работают, а не абы с кем.

– И «Королевство», значит, для него абы кто? – холодно переспросил Кирилл.

Конечно, Мишка не обязан им помогать. С другой стороны, нужно сохранять статус группы. Пусть никто не думает, что неуважение к интересам «Королевства» сойдет ему с рук.

– Значит, так, – продолжил он. – Мишке же хуже. Я поговорю с кем нужно, пусть этот жук почувствует себя изгоем в собственном дворе.

– Но нам-то это не поможет, – робко возразил Димка.

– Глупости, – Кирилл отставил от себя недопитый кофе. – Будет знать, как портить нам репутацию… Ну, идемте, пора репетировать.

· · ·

Пальцы сорвались, и аккорд на секунду повис в воздухе, чтобы затем беспомощно рухнуть вниз.

Кирилл отложил гитару, чувствуя, как в груди закипает раздражение. Ну зачем Сашка притащил на репетицию этих глупых девиц?! Нет, конечно, что с Сашки спрашивать: он добрый, и этим пользуются все, кому не лень. А не лень обычно каждому. Вот и их «Королевство» приспособило Сашкину квартиру в качестве помещения для репетиций. Но девчонки – это уже перебор. Хотя и здесь приятеля можно понять: среднего роста, совершенно обычный, а к тому же прыщавый, Сашка не слишком привлекательный объект для одноклассниц. Ровно до того момента, как у него в квартире стали проходить репетиции «Королевства». И что в результате получилось? Лучше уж на улице репетировать, на морозе, чем здесь!

Саша, хозяин квартиры, недоуменно оглянулся. «Ты чего?» – спросил его удивленный взгляд.

– Хватит. Репетиция окончена! – отрезал Кир и сосредоточенно принялся убирать в чехол гитару: хороший предлог не смотреть в непонимающие глаза друзей.

– Ты че гонишь? – поинтересовался Женя, второй гитарист.

– Отстаньте от него! Видите, Кир устал. Пойдем лучше в кафе посидим. Знаешь, какой здесь недалеко капучино делают?! – Даша присела на корточки перед Кириллом, пытаясь заглянуть в глаза.

У нее были глаза загнанной лани – большие, тревожные, настойчивые. И ее взгляд, и защита показались Кириллу неприятными.

– Нет, я лучше домой, – бросил он. – Извините, ребята.

На улице его догнал Женька. Даша маячила где-то на горизонте, но, к счастью, не решалась подойти.

– Извини, сорвался, – сказал Кирилл Жеке. – Пойдем покурим?

Они отошли от подъезда и встали у низкой чугунной оградки, полузанесенной снегом. Только днем шел густой снегопад, и сегодня все вокруг еще казалось загадочно-красивым. Ничто не долговечно: скоро машины окончательно раздавят эту бело-воздушную красоту, растащив ее по дворам грязно-серой жалкой жижей.

Кирилл пощелкал зажигалкой, пытаясь извлечь из нее пламя, но тщетно.

– Держи, – Женек бросил ему свою. – Что это на тебя нашло?

Одинокая фигура в пушистой розовой шубке все еще маячила в стороне немым укором.

– Понимаешь, достала. Все достали! – Кирилл жадно затянулся и выпустил дым через ноздри. – Нафиг на меня смотреть глазами раненой оленихи? Устал я, понимаешь, задолбало меня это: «Ах, Кир, как ты здорово поешь!» «Ах, Кир, а что ты сегодня делаешь?».

– Звездишь, – Женя дернул уголком рта и стряхнул пепел прямо в пушистый еще нетронутый снег, и пепел прожег в нем глубокую рану. – Рано у тебя звездная болезнь начинается.

– Да никакая это не звездная болезнь! – рассердился Кирилл. – Устал я от этих дур, просто устал, понимаешь?

Женя задумчиво кивнул.

– Знаешь, что я думаю? – задал он совершенно идиотский вопрос, и тут же сам ответил: – Это все потому, что ты тусишь с теми, кто бегает за тобой. А тебе нужна другая девчонка. Такая, за которой ты бегал бы сам. Понимаешь?

– И где такую взять?

– Да прям! Выше только звезды, круче только яйца! Хотя бы в своей школе присмотрись: ну не все же за тобой с гмм… домогательствами бегают. Наверняка есть и нормальные девчонки. Только ты их не замечаешь. Почему? Да потому что сам считаешь себя звездой и на самом деле хочешь, чтобы за тобой бегали, – философски закончил Женя.

– Это не так, – возразил Кирилл, уставившись на свои ботинки. – А тихони мне не нужны.

– Что и требовалось доказать, – подытожил Женя. – Тогда общайся со своими Дашами-Машами-Глашами и не жалуйся.

– А ведь ты в чем-то прав. Знаешь, в любом случае девчонки не стоят того, чтобы из-за них срывались репетиции. Любовь преходяща, а музыка вечна. Ну, давай расчехляй свою скрипку, врежем рок в этой дыре!

– Что, прям здесь, на улице? – переспросил Женька, но уже затушил сигарету и потянулся к чехлу гитары.

– А почему бы и нет. Небо, город, снег – все, что настоящему музыканту надо. Ничего лишнего.

Глава 2. Странности девичьей психологии.

Девчонки… Никогда Кирилл их не понимал. Когда он был маленьким и кто-нибудь отбирал у него игрушки, слезы сами собой наворачивались на глаза. «Не плачь, мальчики не плачут», – говорила мама.

Со временем выяснялась странная вещь: быть мальчиком – это значит принимать на себя гораздо больше обязанностей. Мальчик не должен плакать, не должен обижать девчонок (даже если речь идет о том, чтобы дать сдачи), не должен бояться и прочее, прочее. Девчонкам же, выходило, можно все: плакать, бояться, отнимать лучшие игрушки («ну что ты, Кирюша, она же девочка!»), капризничать, обиженно надувая губки, и даже жаловаться.

Постепенно Кирилл принял правила игры (ну и черт с ним, пусть девочки – особая раса), тем более с возрастом понятнее девчонки не становились.

Но главной загадкой года для него оказалась девочка со сложным и загадочным именем Вероника, которое само по себе звучало как музыка, как гитарный перебор.

Он помнил ее еще с музыкалки. Главным образом из-за того, что она всегда умудрялась выделиться из толпы. Он до сих пор не мог сдержать улыбку, вспоминая, как она, выйдя на сцену на концерте, уронила стульчик от пианино, а затем прихлопнула крышкой рояля собственные пальцы.

Но недавно, набросившись на него буквально ни с того ни с сего, Ника, пожалуй, побила все свои прежние рекорды.

«Совсем ненормальная», – подумал он тогда, но все же с этого дня стал невольно обращать на нее внимание. Уж очень странной казалась эта девчонка, так непохожая на обычную тихоню-зубрилку, какой ее представлял Кирилл. Она держалась независимо, похоже, ее в классе уважали. Подруга у нее была одна, а вот парня, видимо, не наблюдалось. Кирилл из чистого любопытства приглядывался: не крутится ли вокруг нее какой-нибудь несчастный (а того, кто увлечется этой дикой неуравновешенной девчонкой, назвать иначе чем несчастным никак нельзя). Разве что вне стен школы, но выяснить это не представлялось пока возможным.

Зато Кирилл узнал, что она почти что круглая отличница и ее сочинения все время ставят в пример классу. «Феномен», – думал он. Но наблюдать за девушкой оказалось неожиданно интересно. Возможно, потому, что он впервые выступал в такой роли. Впрочем, Кирилл не мучился ни размышлениями, ни вопросами, уверенный в поверхностности своего интереса.

Разумеется, Кирилл собирал сведения постепенно, исподволь. При встрече с Вероникой он, напротив, намеренно смотрел мимо или тут же отворачивался. Она после того странного случая больше никак дурной характер не проявляла. Кажется, ей даже стало стыдно перед Кириллом. Она тушевалась, иногда роняла то, что держала в руках (ага, привычка, оставшаяся с детства!), и спешила поскорее уйти.

«Стыдно? Ну-ну, помучайся, тебе полезно», – удовлетворенно думал в такие минуты Кир.

После той сцены, которую успела снять на мобильник какая-то пятиклашка, авторитет Кирилла нисколько не пострадал. Он легко отшутился, посмеявшись над грозной Никой, и жизнь быстро вошла в привычную колею. Учеба, репетиции, встречи с друзьями. Поддержание звездного статуса, кстати, тоже требовало немалых усилий: нужно тусить в модных местах, общаться с полезными людьми, разговаривать с поклонниками снисходительно, но не скатываясь в явное принебрежение. В общем, совершать массу мелких и ненужных действий. К этому Кир уже привык, вот только Даша продолжала его раздражать. Невольно сравнивая Нику и Дашу, он думал, что первая, хоть и чокнутая, все же лучше. Даша преследовала его с упорством маньяка: записки, эсэмэски, телефонные звонки. Кир уже давно сожалел, что вообще связался с ней, а тут она еще узнала откуда-то его домашний телефон и принялась названивать.

– Кирилл, тебе опять та девочка звонила, – недоуменно говорила мама, когда он возвращался, скажем, с репетиции. – Ну неужели тебе трудно с ней поговорить?

– Мам, не вмешивайся в мои дела, – в десятый раз просил Кирилл, – сам разберусь. И не буду я ей звонить, себе дороже выйдет.

– Она же девочка! – приводила свой обычный аргумент мама.

– Вот поэтому от нее лучше держаться подальше. Знаешь, читал я тут недавно про рыб, которых называют прилипалами. Присасываются к крупным рыбам, китам, морским черепахам или днищам кораблей, и живут так. Некоторые, как паразиты, вообще не способны существовать самостоятельно. Представляешь?

– Кирюша! – мама укоризненно качала головой и трепала сына по голове. – Как ты можешь быть таким злым!

– Мам, ты ее не знаешь, – вздыхал Кирилл.

– Ну тогда поговори с ней, скажи, чтобы не звонила.

– Бесполезно.

Даша на все попытки Кира объяснить ей, что лучше оставить его в покое, смотрела влажными, наполненными слезами глазами и лепетала что-то жалобное. А потом опять звонила и хлюпала в трубку. Молчала и хлюпала. Ужас!

Тем временем наступил день седьмого марта. В школе устроили вечер с концертом, главным номером программы которого было выступление группы «Королевство».

Кирилл не ждал многого от этого мероприятия – обычный концерт, скоро «Королевство» вырастет из такого, как из тесных детских штанишек, и начнет выступать на «Нашествии». Но пока отказываться не стоило, тем более ему еще ЕГЭ сдавать, и тут Кир серьезно рассчитывал на собственное обаяние и заслуги перед родной школой.

А еще ему было интересно, как на выступление отреагирует Ника. К его досаде, она не бывала ни на квартирниках, ни в клубах. Кирилл ни разу не видел ее среди своих поклонниц. Это начинало задевать. Смущается, избегает сталкиваться с ним в коридоре – а дальше? Что-то ведь это должно значить. Но вот что?

После концерта планировалась дискотека. Отличный повод почти незаметно для других пообщаться с кем хочешь. «Вытащу Нику в коридор, и я буду не я, если не докопаюсь, если не разобью ее стальные латы загадочности», – решил Кир.

Но все, конечно, получилось совсем иначе, чем он думал.

· · ·

Кирилл со злостью затушил сигарету о стену. День явно выдался неудачным, а настроение прочно остановилось на минусовой отметке. Даже любимый вид из окна не приносил радости и не успокаивал. Возможно, дело в том, что с наступлением настоящей, не календарной весны город словно вылинял, а среди снеговых просторов появились некрасивые темные проплешины. А возможно, и не в этом.

Вероника… Это имя действовало на него, как зубная боль. Раньше он не думал о Нике Поляковой, не замечал ее и не выделял среди других девчонок. Неужели всему виной ее слова на концерте и то, как решительно она отказалась с ним встретиться! К счастью, коридор во время их разговора был пуст, и не оказалось свидетелей его позора. Вероника никогда не была в школе популярной личностью, более того, девчонок симпатичнее ее – пруд пруди. И вот пожалуйста! Самая невзрачная, простенькая отшила его – Кира!

Как же он был зол! В тот день, вернувшись на сцену, он кое-как закончил выступление, затем началась дискотека, и Кир зачем-то пригласил на танец Дашу. Хотя что уж там, нужно признаться хотя бы себе: он поступил так ради того, чтобы получить возмещение морального ущерба. Чтобы удостовериться в том, что очень нравится девчонкам. Если, конечно, не брать в расчет всяких ненормальных. А зачем вообще думать о ненормальных? Чем они дальше, тем лучше. У него и своих проблем хватает.

Проблем и действительно оказалось предостаточно. Во-первых, разногласия с родителями, которые упорно хотели сделать из Кирилла юриста и не понимали, что по призванию он музыкант; во-вторых, дела в школе, которые он, признаться, основательно забросил, и его уже стращали окончанием четверти – даже хваленое обаяние давало осечки (Ника сглазила, вот ведь ведьма! Больше некому!); в-третьих, опять же, Даша. Стоило раз дать слабину, пригласив ее на один-единственный танец, и она опять вцепилась в него, точно клещ.

«Ну все, ты пропал! Она на тебя серьезно глаз положила! – смеялись Женек и Димка. – Теперь, смотри, еще жениться придется! И все, скажи „good by“ карьере. Дашка тебя точно из дома не выпустит!».

«Авось обойдется! Может, еще и не женюсь!» – отшучивался Кирилл, чувствуя, что такие шутки нравятся ему все меньше и меньше.

Он постоял еще немного, вдыхая тревожный весенний запах, и пошел обратно в квартиру. Хорошо хоть родители на работе. Мама и отец, конечно, догадываются, что он курит, но все же следует придерживаться существующего статус-кво и дипломатично брызгать в рот из баллончика, отбивающего запах табака.

Кирилл налил воды и щелкнул кнопкой чайника, чтобы сделать кофе, и пошел к себе, где, включив ноутбук, загрузил страничку дневников. Чтобы не отсвечивать, он зарегистрировался здесь под ничего не говорящим ником, и просматривал дневники одноклассников и знакомых. Дневник Даши Кир открыл как-то раз, впечатлился и решил больше не лезть – во избежание негативных последствий. А вот дневник Вероники Поляковой периодически просматривал, не добавляя к себе в избранное, чтобы, опять же, не выказать интереса.

Сегодня у нее появился странный пост.

ЗИМНЕЕ НАСТРОЕНИЕ.

Уже настала весна, но сегодня, когда я возвращалась из школы, вдруг пошел крупный снег. Медленные снежинки ложились на мои ресницы. Тут им почему-то начинало казаться, что это – мои слезы. От этих мыслей снежинки таяли и действительно плюхались на нос, на щеки упругими капельками воды. Я и зима. Лицом к лицу. Глаза в глаза. Глаза у зимы ясные, уводящие прочь. Я шла по бульвару. Там, где весна уже пытается пробить себе дорогу, но снега еще много, зима отчаянно сопротивляется, и я вдруг поняла, что не могу представить, что когда-то здесь обитало лето.

Однако все движется по кругу, вращается в бесконечно-белом круговороте. И даже слезные снежинки, текущие по моим щекам, верят, что еще чуть-чуть – и они вернутся на небо.

Под постом – ни одного коммента. Ну, да что здесь комментировать? Всего лишь настроение, но все же, кажется, нечто большее, чем обычный девичий треп. Читая дневник, Кирилл уже замечал, что письменно Ника выражается гораздо красочнее и свободнее, чем устно. Впервые он открыл ее дневник с опасением наткнуться на запись вроде: «Ой, а представляете, девчонки, что было! Кир предлагал мне встретиться, а я послала его подальше!» Но нет, ничего подобного. В тот день Полякова ничего не написала, а на следующий в ее дневнике появилось что-то лирично-грустное, без какой-либо конкретики, но Кириллу показалось, что ей плохо и неуютно.

Очень странная девушка. Странная и необычная. Что-то в ней все-таки есть…

Кирилл еще некоторое время сидел перед компьютером, уставившись в экран, и вдруг вспомнил, что вода для кофе давным-давно закипела.

Он закрыл окно программы и направился на кухню.

Глава 3. Одиночество вдвоем.

«Кир! Ну давай сегодня встретимся!» – ныла в трубку Даша.

Кажется, он окончательно запутался в отношениях с ней. Иногда, из странного чувства то ли жалости, то ли безразличия, Кирилл даже соглашался на ее предложения оттянуться в клубе. А может, ему льстили полные зависти взгляды друзей. Все-таки Даша очень симпатичная, в этом ей никак не откажешь. В общем, они шли на какую-нибудь дискотеку, танцевали до изнеможения под чужую нелюбимую музыку. А затем, стоя в холле под мигающей лампочкой, ослепленный огнями и одурманенный сигаретным дымом, он зачем-то целовал ядовито-розовые губы, и потом от ее помады ужасно болел живот. Была это аллергия на помаду или на тягостные отношения, сказать Кир не мог. Он просто ужасно запутался и не знал, как выбраться из им же самим намотанного клубка.

«Нет, не сегодня», – ответил он, глядя, как в матово-черную грязь на обочине дороги падает мелкий снег. Надо же, уже за половину марта перевалило, а все снег и снег… сколько же можно… Хотя сегодня это даже красиво. Мелкие искорки вспыхивают в свете фонарей и ложатся на черное – для того, чтобы тут же растаять.

«Ну почему, Кир? Я так соскучилась!» – доносилось из трубки.

И тут он увидел ее.

Вероника Полякова шла по другой стороне дороги, одетая в какое-то короткое черное пальто. Сегодня она выглядела словно женственнее и старше, чем всегда. Может, дело в пальто, сменившем обычную унисексовую куртку, возможно – в этом мелком волшебном снеге и пролегающей между ними дороге, по которой проносились машины.

«Кир?! Ну что ты молчишь?».

Он скривился. Голос в трубке показался совсем чужим и безнадежно фальшивым.

И как он мог во все это ввязаться?!

«Извини, мне некогда», – ответил он и нажал отбой. Телефон тут же разразился мелодией входящего, но Кирилл не стал принимать вызов, а напротив, отключил мобильник и засунул его во внутренний карман куртки.

Они шли параллельно. Он по одной стороне дороги, она – по другой. Расстояние между ними было не слишком большим, но он чувствовал его непреодолимым. Даже если бы он сейчас перебежал дорогу… Нет, это ни к чему бы не привело. Она уже высказалась, и высказалась вполне определенно.

И все-таки чем она его зацепила, эта обычная тихая девчонка?.. Когда эта нелепая Ника, над которой он ухохатывался на концерте в музыкалке, вдруг стала что-то для него значить? Когда любопытство сменилось стремлением докопаться до ее сути, а это стремление, в свою очередь, сменилось чем-то другим, пока еще неопределенным, но влекущим, словно магнит?..

Кирилл шел, а в ушах его сама собой начинала звучать песня.

Слова и музыка возникали словно сами собой, выкристаллизовавшись из странного воздуха, наполненного весною и мелким колючим снегом.

Остановившись, Кирилл вытащил из кармана блокнот, который, к счастью, всегда был при нем, и быстро стал записывать, кое-где обозначая гитарные аккорды.

Песня получалась живой и настоящей, он чувствовал это.

Вот последняя строчка дописана, но музыка не исчезла – она продолжала звучать в нем, а строки остались послевкусием на губах. Он закурил, глядя на идущих мимо людей. Ему стало жаль их, за привычной спешкой не находящих времени остановиться и задуматься, осознать себя и свое одиночество. «„Одиночество в квадрате“ – так будет называться новая песня», – подумал Кир. Он еще долго бродил по улицам, смотря, как зажигаются в городе фонари, и вернулся домой, только когда уже совсем стемнело.

– Кирилл, где ты пропадал? Уроки сделал? – спросила мама, выглядывая из кухни, где она кормила борщом отца Кирилла.

– А что там делать, – неопределенно отозвался Кир, стаскивая ботинки.

– Смотри, уже конец четверти! Музыка музыкой, а забросишь учебу – лишишься карманных денег! – подал голос отец.

– Понял, – буркнул Кирилл и пошел к себе – ему сейчас было не до учебы и не до денег. Справится, в конце концов, концертами заработает, хотя пока, в основном, выступления денег не приносили. Но он же и не ставил себе такой задачи. Он все устроит как нужно, стоит только захотеть.

– Есть будешь? Иди, борщ горячий! – крикнула вслед мать.

– Не, потом.

Кир закрыл дверь своей комнаты и сразу же взялся за гитару, чтобы проиграть ту мелодию, что возникла в воображении. Ритм был рваный, но четкий.

«Чуть-чуть подшлифовать – и ок», – решил Кирилл, оставшись довольным новой песней.

Он открыл ноут и заглянул на страничку дневников.

Вероника уже успела выложить пост… В чем-то созвучный его собственным мыслям.

Интересно, а если бы она не знала ничего о нем… если бы им познакомиться с нуля, что-нибудь получилось бы?..

– А что, скажи, тебе и вправду та малолетка нравится? Лохматая такая? – спросил Сашка, пытливо заглядывая Кириллу в лицо.

Кирилл почувствовал, что уголок губ непроизвольно дернулся.

Сашка, конечно, парень неплохой и весьма полезный – хотя бы в плане квартиры, но иногда уж очень раздражает эта его суетливость и желание хоть как-то привлечь к себе внимание. В чем-то Кирилл его понимал – парню семнадцать, а никак не может найти себе девчонку, вот ему и обидно чувствовать себя лохом на фоне более успешных друзей.

Намек на Нику выбил Кира из колеи. Он и сам не понимал, что именно его привлекает в этой девчонке, а тут вопрос, отвечать на который он не готов даже себе, не то что другому.

– Что за малолетка? – Кирилл инстинктивно тянул время, соображая, как лучше уйти от ответа, но Сашку просто так с толку не собьешь. Вон напрягся, словно взявшая след охотничья собака, даже ноздри дрожат.

– Вероника? – Кирилл отвернулся.

Не хватало еще, чтобы Сашка сделал выводы и разнес их по всей школе. Новая сплетня о Кире – это же так интересно!

– Мы с ней раньше в музыкалку вместе ходили, – добавил он как можно равнодушнее. Говорить о Нике было тяжелее, чем, скажем, о Дашке. Надо обрубить беседу на корню, так лучше и правильнее. – Разумеется, не нравится. С чего это ты взял?

– Да так, – махнул рукой Сашка. – Так ты про Дашу не передумал? – и вдруг замолк и покраснел.

– Привет! А я везде тебя разыскиваю! – Даша радостно подскочила к ним и, совершенно игнорируя Сашку, уставилась в лицо Кириллу требовательно-ласковым взглядом. Запахло сладкими духами, от которых щипало в носу и ужасно хотелось чихнуть. И что в ней другие находят? Вот даже Жека заглядывается. А ведь если присмотреться, ничего особенного, слишком сладкая и липкая, как переслащенная конфета, и взгляд…

Кирилл ненавидел этот преданный взгляд голодного щенка, умоляющего, чтобы его покормили и приласкали. Он вообще не приходил в восторг ни от трогательных котят, ни от дурашливо поднявших ушки щеночков – того, что, как считалось, должно искренне его умилять, но на самом деле было насквозь фальшивым и слишком приторным. Кстати, накорми-обласкай такого несчастного, и он тут же станет избалованным чудовищем, уже не просящим – требующим. А еще Кир ненавидел девушек, которые, однажды сходив с тобой в клуб или в кино, начинают целиком претендовать на твое внимание, обижаются, когда ты не звонишь, и говорят о тебе своим подругам «это мой парень».

– А что меня разыскивать, здесь я, – буркнул Кир, чувствуя досаду. Теперь со всеми планами на перемену можно распрощаться – от Дашки так быстро не отделаешься. – Но как раз собирался на улицу. Воздухом подышать.

– Здорово! А то здесь так душно! – Девушка достала из сумки тетрадку, на обложке которой было нарисовано пушистое розовое сердечко, и принялась обмахиваться ею.

Они вышли на крыльцо. Дашка, не замолкая ни на минуту, рассказывала о том, как провела сегодняшнее утро. Не то чтобы очень интересно, хотя Кирилл и не слушал. Он смотрел на бледно-серое мартовское небо и думал, что хотел бы написать настоящую, самую главную свою песню, куда вместилось бы и это небо, и дуновение ветерка, и посеревший снег на обочине, и те чувства, что живут в нем самом.

– Кир, ну Кир, чего ты молчишь? – Даша дергала его за рукав, видимо, уже давно пытаясь добиться ответа на какой-то вопрос.

– Я прослушал, – равнодушно ответил он.

Даша обиженно сложила накрашенные розовой помадой губки.

– Даша спрашивала, когда у тебя следующий квартирник, – пояснил Сашка.

«А ведь они с Дашей подойдут друг другу, – вдруг подумал Кир, – она будет королевишной, он – ее верным рыцарем, вернее пажом, вот и гармония. И почему это девчонки всегда выбирают не тех, кто их любит и кто им действительно подходит? Что им еще надо?..».

– Квартирник? – произнес он. – Ну это, Санек, от тебя зависит. Когда твоих не будет?

Сашка бросил на Кирилла быстрый внимательный взгляд – помнит ли тот об их планах? – и с готовностью закивал:

– А что тянуть-то? Давайте в эту пятницу соберемся? Мой мюзик-холл всегда к вашим услугам!

– Супер! – Даша захлопала в ладоши, изображая истинную ценительницу искусства, а Кирилл почувствовал, как устал от этого спектакля.

Его спас звонок. Перемена, наконец, закончилась.

Вечером, когда вечно занятый отец, наконец, вернулся с работы, мама собрала всех за поздним ужином.

– Кирилл, мы с папой решили сделать тебе подарок, – интригующе произнесла она, глядя на сына с торжеством.

– Да? – Кир отложил ложку. – Неужели та гитара, о которой я так давно просил?

Мама поморщилась.

– Да нет же, лучше!

– Что может быть лучше хорошей гитары? – Кирилл понимал, что спорить бесполезно, но никак не мог остановиться.

– Не перебивай! – проговорил отец, вытирая губы салфеткой, он всегда был большим аккуратистом и, наверное, не мог представить ничего ужаснее, чем несвежая рубашка или плохо отглаженные брюки.

– Поездка в Рим! – объявила мама и замолчала, ожидая бурного восторга.

Кирилл отодвинул тарелку, очертил пальцем квадрат на белоснежной скатерти и поднял глаза на маму:

– И что? Уж лучше бы гитару.

Мама выглядела шокированной, и Кириллу даже стало ее жалко, но не идти же на попятный.

– Кир, ну как ты можешь! Это же Вечный город, колыбель искусства!

– Колыбель искусства не Рим, а Греция. Римляне все позаимствовали у греков, даже богов, – возразил Кирилл, хотя и чувствовал абсолютную бесполезность затеянного спора.

– Так! – Отец встал, и Кириллу невольно вспомнилось, как лет восемь назад уже тогда успешный и преуспевающий юрист без суда и следствия наказывал его при помощи ремня – серьезно, без запала, словно делая неприятную, но необходимую работу. Сейчас о телесных наказаниях, разумеется, речи не шло, с тех пор, как Кириллу исполнилось десять, отец перешел к другим методам, но все же при виде его чуть сдвинутых бровей становилось немного не по себе.

– Что «так»? – переспросил Кир, чтобы родители не заметили, что он испугался.

– А «так» это значит то, что если ты не хочешь ехать, можешь не ехать. Мы с мамой поедем вдвоем, однако в Москве без надзора мы тебя не оставим. В общем, выбирай, где ты проведешь каникулы – у тети Вали под Саратовом или с нами в Риме. Я все сказал.

Отец работал юристом лет двадцать, а то и больше, поэтому любил предельно точные формулировки.

– В Рим, – согласился Кирилл, чувствуя, что в предоставленном ему выборе содержался некий изъян, но не будучи в силах сделать с этим что-либо. Спорить с отцом – себе дороже.

После ужина Кирилл пошел к себе и первым делом заглянул в почту. Ящик был пуст. «Может, оно и к лучшему?..» – подумал он, включая в наушниках музыку.

Письмо пришло только на следующий вечер.

Глава 4. Вечный город Рим.

Конец четверти оказался весьма предсказуем. Большая часть троек, среди которых, словно нарочно, затерялись несколько пятерок, укоризненный взгляд классной – а ведь мог бы учиться гораздо лучше! – и свобода!

Предстоящая поездка все больше захватывала воображение Кирилла. Несколько последних вечеров он сидел дома, читая об этом удивительном и действительно вечном городе, покорившем когда-то половину мира, и словно наяву видя блеск шлемов и коротких мечей, алые плащи чеканящих шаг солдат-легионеров.

Отец, пару раз заставший Кира за разглядыванием картинок, изображающих батальные сцены времен Римской империи, довольно ухмыльнулся. Он явно был рад, что сын сидит дома, занимаясь почти что делом вместо того, чтобы шляться по двору в сомнительной компании и бренчать на гитаре. Кирилл не раз слышал от отца выражение «римское право» и знал, что тот, как юрист и человек, любящий порядок, очень уважает империю. Рассказы о великом Риме сопровождали Кирилла, наверное, с самого детства – с тех пор, когда отец счел необходимым просвещать своего отпрыска. Но сам он смотрел на него совсем другими глазами. Они с отцом все же совершенно разные, и за одними и теми же фактами видят каждый свое. Взять те же завоевательные походы в Галлию. Для отца они – необходимость, связанная с развитием империи, накопление и расширение сферы влияния, для него – неудержимость молодой крепкой силы, которой тесно в узких рамках. Кирилл и сам иногда чувствовал нечто подобное, и тогда появлялись его песни.

«Интересно, каков этот город на самом деле?» – думал Кирилл, глядя на карту, заботливо указывающую туристам все возможные достопримечательности.

– Кирилл! Возьми трубку! Тебя! – заглянула в комнату мама.

Он нехотя взялся за телефон.

– Салют! Ну что, пакуешь чемоданы? – раздался в трубке Сашкин голос. Он всегда словно торопился, и слова набегали друг на друга, сталкивались в воздухе.

– Ага. Типа того. Что звонишь?

Сашка не обиделся. Он вообще никогда не обижался.

– Так, хотел новости рассказать. Если тебе интересно… – приятель сделал многозначительную паузу.

Кириллу были не то чтобы слишком интересны его новости. Он вздохнул, смиряясь с неизбежным:

– Ну давай.

– Я о Дашке! – пояснил Санек, будто это вообще требовало пояснений. – Все-таки она на тебя крупно обиделась.

– Да? – Кирилл рассеянно пошевелил мышкой, возвращая на экран изображение карты. – А я и не заметил.

А ведь она действительно давненько не попадалась ему на глаза! Вот бы обижалась подольше. И чем дольше – тем лучше, спокойнее.

– Мы с ней вчера в кино ходили, а потом целовались в подъезде. Ты точно не против?

И непонятно, то ли Сашка и вправду беспокоится, то ли просто хвастается. Впрочем, скорее второе.

– Совсем не против! – засмеялся Кир. – А очень даже «за». Забыл, кто тебе первое свидание устроил?

– Тогда… я хотел попросить… – Сашка замялся, – ты ей и дальше надежды не давай, а то девчонки… они такие…

– «Сердце красавицы склонно к измене!» – пропел Кирилл, подражая басу оперного певца.

– Типа того, – хихикнул приятель. – К тому же, если нас сравнивать, понятно, кого она выберет. Ты у нас звезда, и девчонки тебя любят.

Кириллу стало неприятно, к тому же он опять не понимал, что это – грубая лесть или скрытая издевка. Сашка иногда раздражал его, однако ссориться с ним было нельзя – хотя бы из-за всегда доступной квартиры. Где еще им собираться, если не у Сашки?!

– Это все новости? Извини, я сейчас занят, – сухо ответил Кир, наугад щелкая по какой-то достопримечательности. Церковь францисканцев со склепом, украшенным скелетами монахов – надо же, как любопытно!

– Ну давай, римлянин, счастливо!

К Сашке вернулись былая бравада и хорошее настроение.

Кирилл положил трубку и с минуту смотрел на экран. Зайти, что ли, в дневники, посмотреть, что нового…

· · ·

Перелет Москва – Рим. Всего несколько часов в дороге, и вот перед ним Вечный город, ставший легендой. Как странно бродить по его узким улицам, прикасаться рукой к холодному камню зданий, о которых читал, постепенно, словно еще не веря самому себе, осознавать, что все это – на самом деле.

Город увлек Кирилла, поразил и тут же безоговорочно влюбил в себя.

– Ну вот, а еще не хотел ехать, – посмеивался довольный папа. – Я ведь плохого не посоветую. Вот, кстати, и про институт подумай. Потом еще мне «спасибо» скажешь.

Но Кириллу было не до споров. Он довольно быстро понял, что не попадает в неторопливый ритм, избранный родителями. Ему хотелось большего: долгих прогулок, больших впечатлений, его гнало вперед чувство, сродное чувству голода: больше, больше, больше. Город манил за собой, увлекая в лабиринты улиц, сверкал отраженным в стальной воде Тибра по-летнему ярким солнцем.

Стоя там, у великой реки и глядя на носящихся над водой крупных чаек, Кирилл чувствовал, как неслышимая, но мощная мелодия наполняет его, бьется в ушах вместе с биением пульса. И легко, будто дыхание, у него родились строки:

Слова еще звучали у него в ушах, когда Кирилл почувствовал прикосновение к плечу. Вздрогнув, словно его разбудили посреди сладкого сна, он обернулся.

Перед ним стояла девушка – невысокая, стройная, с кудрявыми каштановыми волосами по плечи, выразительным красивым лицом и совершенно необыкновенными зелеными глазами.

– Ciao! Lei parla il italiano?[4] – спросила она, а зеленые глаза так и искрились смехом.

– No. Only English. Ore Russian of course,[5] – ответил Кир, несколько сбитый с толку неожиданным появлением энергичной незнакомки.

– О!.. – Она легко перешла на английский. – Так ты русский? Никогда не была знакома с настоящим русским! Как интересно!

– Москва, водка, балалайка, медведи, – с готовностью подсказал Кирилл.

Девушка засмеялась. «Очень хорошенькая. Очень», – машинально отметил он.

– Не обижайся! – Отсмеявшись, она откинула волосы с лица, продемонстрировав изящную руку с тонким запястьем и длинными пальцами. – Я сама – продукт двух культур, и во мне их худшие части.

– Неужели? – Кирилл не знал, как реагировать на эту смешливую, подвижную, как ртуть, девушку. Она даже на месте не могла стоять спокойно – пританцовывала, щелкала пальцами и, казалось, каждую секунду готова была сорваться и унестись прочь – так же неожиданно, как и появилась.

– Да-да! – Она с готовностью закивала, и волнистые пряди опять упали ей на лицо. – Мой отец итальянец, а мама француженка. Поэтому я влюбчива, вспыльчива и легкомысленна.

– Последнее – это точно, – подтвердил обескураженный Кир. – И не боишься разговаривать с незнакомцем? Вдруг я бандит? Слышала про русскую мафию?

Девушка снова засмеялась.

– Ты шутник, а не бандит, – заявила она, перекатываясь с носков на пятки. – И я не боюсь тебя. Вон там, посмотри, стоит моя компания. Я поспорила с ними на шоколадку, что подойду к тебе и заговорю. Ты любишь шоколад? Пойдем, я познакомлю тебя с друзьями. Я, кстати, Софи. А ты?

– А я – Кир.

– О… Кир… – завороженно повторила она. – Какое красивое имя… Ну пойдем же! Романтическая грусть – это, конечно, здорово, но зачем отказываться от общения с хорошей компанией?

Компания Софи состояла из двух парней и двух девчонок. Все они приехали из разных стран. Голубоглазая Милена – из Югославии, симпатичная блондинка Джина – из Америки, Стив – из Англии, а Марио был итальянцем. Все, кроме Марио, сносно общались по-английски. Марио то ли плохо владел этим языком, то ли по природе являлся неразговорчивым, но основную часть времени он молчал, а прежде чем сказать что-либо, долго думал, сосредоточенно сдвигая брови.

– Он из Милана, – пояснила веселая Софи, словно это что-либо объясняло. И, увидев недоуменно поднятую бровь Кира, все же пояснила: – Здесь, в Италии говорят: «Он из Милана», когда парень слишком тормозит.

– А у нас бы сказали: «Он из Эстонии или из Финляндии»! – обрадовался Кир.

– Почему это из Финляндии? – обиделась Милена. – У меня парень из Финляндии. И вовсе не тормозной, а очень даже наоборот.

– О! Так, может, он только притворяется финном, а на самом деле он – наполовину француз, наполовину итальянец?! – пошутила Софи, и вся компания, кроме Марио, засмеялась.

Киру ребята понравились. Оказалось, что все они так или иначе занимаются искусством и приехали сюда по делу. Софи, например, готовила в своем колледже работу по периоду Возрождения.

Весь день они прогуляли вместе. Ребята, знавшие Рим весьма неплохо, показывали достопримечательности и рассказывали не хуже гида. Под вечер они сидели все вместе на ступенях какого-то старого собора и болтали обо всем на свете – об искусстве, истории, учебе – всех тех важных и незначительных вещах, которые только приходят в голову в теплый погожий вечер, когда на небе сияют яркие звезды и висит перевернутая половинка луны.

– Софи, спой, – вдруг попросила Джина и, обернувшись к Киру, восторженно добавила: – Ты же еще не знаешь, как она поет!

– Запела она по-французски.

Голос у Софи оказался действительно приятным. Немного хрипловатый, он звучал в подступающей темноте притягательно и загадочно.

Допев, Софи с ожиданием посмотрела на Кира.

– Здорово, правда здорово, – заверил он. – Можешь мне поверить, я сам музыкант.

– Правда? – оживилась Софи. – Так спой что-нибудь! Ну давай!

Досадуя, что под рукой нет гитары, Кирилл запел:

Ребята слушали молча, и даже смешливая Софи стала серьезной и вдруг положила свою руку на руку Кирилла.

– Здорово, спой еще! – попросила Милена, когда Кир закончил.

– Да, – горячо поддержал Стив, – круто, спой еще!

А Марио промолчал. Насколько Кир заметил, тот неровно дышал к Софи, ходил за ней, снося все ее насмешки, и, кажется, теперь еще более замкнулся и напрягся, чувствуя, что…

Кир взглянул на девушку – сейчас, в полутьме, он не четко видел ее лицо, но улавливал лихорадочный блеск загадочных зеленых глаз.

– Спой, пожалуйста, еще раз! – попросила Софи, глядя ему в глаза.

«Эх, – подумал Кир, – будь что будет. Пока рано беспокоиться и загадывать».

И он снова запел, с удивлением слушая присоединившийся к нему хрипловатый голос.

– Ор’ол ш’естова льегионэ, ор’ол ш’естова льегионэ, – старательно выводила Софи.

А над ними было глубокое темное небо, и вечные звезды, наклонившиеся к самой земле, чтобы услышать их, и ласковый ветер, касающийся щек своей невесомой упругой рукой, развевающий непокорные волнистые пряди волос сидящей рядом девушки.

Музыка, звезды, Рим… Что еще надо?..

Но Кир отчего-то снова подумал о ней. О смешной неуклюжей девушке, оставшейся там, в далекой Москве. Почему? Да кто же знает…

Все дни Кирилл проводил со своей новой компанией.

– Кир, ты совсем нас забросил! – укоряла мама.

– Да ладно, оставь его в покое. Кириллу интереснее со своими ровесниками, чем с нами, – вставал на его сторону умный папа-юрист. – К тому же, сразу видно, ребята хорошие, серьезные. Не то что твои московские знакомые, – это, разумеется, уже сыну. – И заметь, успешные ребята: учатся, стажируются, готовятся стать достойными членами общества.

Кирилл так и чувствовал, что отец такой добрый неспроста. Но римские друзья нравились и самому Киру. Было здорово смотреть альбомы по искусству, сидя на ступеньках собора Святого Петра, или шляться по городу, но он уже скучал по своей прежней компании: по Женьке, Димке и даже по Саньке. Ему не хватало долгих репетиций, громких споров и коротких перекуров у высокой форточки. А еще он соскучился по смешной неуклюжей девчонке, свалившейся однажды с концертного стула, той девчонке, что бросилась на него фактически с кулаками… Все-таки до чего же она непохожа на остальных!..

Вот взять, к примеру, Софи. Она нравилась Киру – самостоятельная, умная и очень красивая. Если бы он выбирал сознательно, то, конечно, выбрал бы ее, и родителям она сто процентов бы понравилась. Но все дело в том, что выбирать сознательно не получалось: сердце отчего-то оставалось совершенно равнодушным. Может, от этого Кир иногда чувствовал себя неловко в новой компании. Софи – не Дашка, не нужно давать ей лишних надежд, но ведь и не скажешь же прямо: «И не рассчитывай, ничего у нас с тобой не будет». О таком просто не заговоришь. Вот черт! Кажется, он опять запутался.

Сегодня, как в другие дни, родители отправились развлекаться по своей программе (музей классического искусства, ресторан, короткая прогулка, опять ресторан), а Кир – шляться вместе со своей пестрой компанией.

Они дурачились и смеялись, стоя у фонтана Треви, среди разномастной толпы туристов, а американка Джина не переставая щелкала фотоаппаратом. Вечером, сидя в дешевой пиццерии, они просматривали фотки. Фонтан Треви. Софи смеется, прижавшись к плечу Кира. Мост перед Замком Святого Ангела. Софи держит Кира за руку. Набережная Тибра. Софи и Милена, сидя на парапете, уплетают мороженое, парни стоят рядом с ними. Марио смотрит на Софи. Софи смотрит на Кира. Сам Кир отстраненно глядит куда-то в сторону.

Потом, когда компания шла по темным удивительно тихим, не чета Москве, засыпающим улицам Рима, Софи и Кир как-то сами собой отстали от остальных.

– Сколько у тебя еще дней осталось? – спросила Софи.

Она в первый раз заговорила о его отъезде.

– Два. Можно считать, полтора. Завтра и еще кусочек, – ответил Кирилл, он-то знал до часа, когда вернется в Москву.

Девушка вздохнула. Они замолчали.

Кир понимал, что она ждет от него каких-то слов. Да что там каких-то – вполне определенных. Он, конечно, мог сделать вид, что ничего не понимает, и непринужденно свести все к дружескому общению: «Мол, ты хороший друг. Давай обменяемся адресами и будем писать друг другу длинные письма обо всем на свете», но это отчего-то казалось обманом, чем-то подлым по отношению к Софи. Она ждет не этого. Но и того, что она хочет, Кирилл никак не мог ей дать.

– Ты… – Софи, всегда такая уверенная, вдруг смешалась, ее голос дрогнул. – У тебя есть девушка?

Ну вот, вопрос прозвучал. Пора выходить из тени.

– Да, – ответил Кирилл, не думая при этом ни о Дашке, ни о подобных ей девицах. – Есть, хотя она пока об этом не знает.

– Как это? – Софи остановилась, глядя прямо на него.

В ночном сумраке он почти не различал ее лица, но чувствовал на себе прямой, вопрошающий взгляд огромных зеленых глаз.

– Понимаешь, я не уверен, что нравлюсь ей, и, кажется, я сам все до невозможности запутал…

– Расскажи.

И он рассказал.

Девушка слушала, не перебивая, затем кивнула:

– Да, ты прав, у меня нет никакого шанса. А с той девушкой тебе нужно поговорить.

– Но она тогда, на концерте, сказала…

– Мало ли что мы говорим! – горячо прервала его Софи. – Вам надо объясниться с ней по-настоящему, без масок. Понимаешь?

Кирилл кивнул.

Над ними, низко наклонившись к земле, нависала луна. Они были на улице одни – ребята ушли, очевидно, восприняв их как пару и решив не мешать… Деликатные.

– Спасибо, – Кирилл взял тонкие пальцы Софи и пожал ее руку.

Девушка, едва уловимо в сумраке, улыбнулась. Печально, но как-то особенно светло.

– Я рада, что встретила тебя, – сказала она. – И не бойся, больше не стану тебя пугать. Я все поняла. Только пообещай, что поговоришь со своей русской девушкой. Обещаешь?

– Обещаю.

Легкий порыв ветра всколыхнул волосы Софи, прикоснулся к щеке, словно закрепляя данную только что клятву.

Софи вздохнула.

– Ну что, пойдем? – спросила она совсем другим тоном. – Ребята уже далеко ушли, решив не нарушать наш тет-а-тет. Завтра устроим тебе хорошие проводы, но знай, что не отпустим в твою холодную Москву прежде, чем ты не споешь нам… «Ор’ол ш’естова льегионэ». Понял?

– Понял, понял! – засмеялся Кир.

Какая все-таки Софи чуткая и удивительная. Если бы он познакомился с ней раньше, он бы обязательно в нее влюбился. Но не зря говорят, что история не знает сослагательного наклонения, так что никаких «бы»!

Следующий день действительно пролетел очень весело и беззаботно. Софи больше не льнула к нему, держась скорее по-дружески. И Марио, кажется, заметил это, потому что опять неотступно вертелся вокруг француженки, стремясь выполнить ее самое незначительное желание – принести мороженое, подать руку, чтобы помочь спуститься с очередной возвышенности, куда бойкая девушка забиралась в мгновение ока.

Вечером все обменялись контактами, искренне желая Кириллу удачи и выражая надежду на новую встречу. И он отвечал им такими же пожеланиями. После вчерашнего разговора с Софи с сердца словно свалился тяжелый камень, и все вдруг стало легче, а ярко-синее итальянское небо еще синее и беззаботней.

Сидя в самолете, он вспоминал о днях, проведенных в Риме, и думал, что эти воспоминания наверняка станут одними из лучших. Их можно будет доставать из памяти снежной зимой. Вспоминать, смотреть фотографии и снова на мгновение переноситься в залитый солнцем Рим, чувствовать тепло, исходящее от улыбок друзей.

А еще он думал о том, что есть напускное и есть настоящее, правильное. Казалось бы, ничего особенного в Риме не произошло, но жизнь Кира вдруг словно озарилась волшебным светом, в котором мгновенно проявились все краски, все полутона.

Глава 5. Отношения еще больше запутываются.

Кир вернулся в Москву в последний день каникул. И вот опять школа. Кир шел туда с волнением и ожиданием, вспоминая клятву, которую дал Софи. Он обязательно поговорит с Никой и сделает это, не откладывая.

Он не поверил собственным глазам, когда увидел парней, смеявшихся над Никой. Она стояла спиной, но ее худенькие плечи казались по-детски беззащитными. Ее хотелось накрыть полой куртки и спрятать от жестокости и злобы. Раньше Кир никогда не испытывал таких чувств, поэтому споткнулся, пораженный собственными эмоциями.

Парни ржали, как стадо диких жеребцов, и выкрикивали оскорбления.

Ну что же… Кирилл внутренне собрался и неторопливо приблизился к гогочущей группе. Должно быть, взгляд отразил хотя бы часть его эмоций, по крайней мере парни тут же заткнулись.

Кир усмехнулся. Мелюзга, шпана недоделанная. Присмирить их – пара пустяков. Это шакалы, храбрые только в стае, но боящиеся ответственности, пасующие перед любым, кто без страха смотрит им в глаза.

И тут Вероника повернулась к нему. Ее глаза показались Киру огромными на бледном испуганном лице. Он с трудом подавил в себе желание обнять девушку за плечи и, защищая, прижать к себе.

«Спокойно! Только спокойно!» – велел себе Кир.

Малолетки, понятно, и не думали с ним тягаться.

Ника взяла тетрадку, кивнула и… ушла.

Должно быть, так надо. Хотя Кир никак не мог понять, когда и чем он успел ее обидеть? Почему она ведет себя так странно? Он собирался поговорить с ней, но попробуй тут поговори – как бы хуже не вышло. Может, все же лучше прятаться под прежней личиной, ничего не менять. А когда-нибудь… Или это трусость?

Зазвонил мобильник.

– Кир, с возвращением? Когда репетируем? – послышался в трубке бодрый голос Жеки. Ну вот у кого нет проблем.

Кирилл махнул рукой, но, спохватившись, что друг не видит его, ответил:

– Вроде завтра у Сашки свободно. Но сегодня можем просто так посидеть.

– Идет, – согласился Жека. – Позвоню Димке. Кстати, отличная новость: ты был прав.

– В чем же?

– Ну помнишь, когда мы Мишке бойкот во дворе организовали. Так вот, он звонил вчера. Говорит, перетер с отцом, тот согласился, причем за небольшие сравнительно деньги.

– А… – Из-за событий, происходящих в его собственной жизни, Кир как-то позабыл об амбициозных планах записи клипа. – И сколько нам нужно?

Женя назвал цифру, и Кирилл присвистнул: все-таки немало, хотя подъемно.

– Так что, бойкот снимаем? – уточнил Жека.

Как там говорят: цель всегда оправдывает средства. Да, им нужно пробиться, а для этого записать в хорошем качестве хотя бы несколько песен. Но при чем здесь Мишка? Возможно, не стоило давить на него.

– Понятно, снимать, – поспешно ответил Кир. – Поговорю с отцом, постараюсь достать денег.

– Ну, удачи. А у меня еще новость, – не переставал удивлять Женя. – Нас пригласили выступать в местную библиотеку. Прикинь, там клуб собирается типа самодеятельности. Гнилое болото. Вот, думаю, а давай врежем рок в этой дыре?

– Ну… – Кирилл был еще слишком занят своими мыслями.

– Не, ты не представляешь. Прикинь, там реальные взрослые, не та аудитория, что у нас обычно. Они, может, и не ожидают. И тут являемся мы, такие красивые и – ба-ба-ба-ба! – изобразил Жека мощный гитарный аккорд.

– Да понял, понял. Во сколько встречаемся?..

Они договорились на семь.

После школы Кир зашел домой. Родителей, понятно, еще не было. Закинув сумку, он прямо в ботинках прошел к холодильнику и, выудив из миски холодную котлету, съел ее, не утруждая себя ни процессом разогревания, ни сервировкой. На самом деле, на ходу и руками даже вкуснее.

До встречи оставалась еще уйма времени, и Кир открыл дневники на страничке Вероники Поляковой: не написала ли она чего-нибудь о сегодняшнем.

Нет. Пустота. Ни одной новой записи.

Он задумчиво смотрел в экран, когда в дверь позвонили.

Кирилл открыл.

На пороге стояла Даша.

– Ты откуда? – спросил он и тут же понял, что вопрос вообще-то тупой.

– Из школы, – девушка хлопала подведенными глазами.

«Какое глупое у нее лицо. И почему я раньше не замечал?» – подумал Кирилл.

– Я спрашиваю: откуда ты узнала мой адрес?

– От Сашки. Может, впустишь? Или будем выяснять отношения прямо здесь? – Даша оглянулась, словно призывая в свидетели соседские двери.

Как же некстати! Кир вообще не горел желанием выяснять отношения – что тут выяснять, когда все уже давно выяснено, но и позволять Дашке закатывать скандал прямо на лестничной клетке нельзя. Соседка Софья Леонидовна просто обожает скандалы, можно себе представить, в каких красках она преподнесет это сегодня же матери или, хуже того, непосредственно отцу.

Выбирая меньшее зло, Кирилл неохотно посторонился.

Даша впорхнула в прихожую, мгновенно скинула яркие резиновые сапожки и такую же яркую курточку и посмотрела на Кира:

– Где твоя комната?

Пришлось отвести.

– Ой, как у тебя мило! – Даша стала разглядывать коллекцию дисков, дернула пальцем струны гитары, и Кир поморщился: он вообще не мог терпеть, когда прикасаются к его вещам, а гитара – святая святых! Даже маму удалось убедить не трогать ее никогда, включая моменты генеральной уборки, когда без маминого внимания не оставался ни один предмет во всей квартире.

– Если ты хотела о чем-то поговорить – говори. Нет, так пожалуйста, – Кир сделал приглашающий жест в сторону двери.

– Да, хотела! – произнесла Даша вызывающе и повернулась к нему. – Хотела сказать, что я люблю тебя!

Кирилл сморгнул.

– Ммм… но ты же встречаешься с Сашкой? – спросил он с робкой надеждой.

– Дурачок! – Даша смотрела на него взглядом влюбленной тигрицы. – Сашка – это несерьезно, только чтобы тебя позлить! Понимаешь, я хотела, чтобы ты меня поревновал!

Она потянулась к нему, но Кирилл отстранился.

– Так, давай разберемся, – сказал он, следя за тем, чтобы между ним и Дашей сохранялась безопасная дистанция. – Ты встречалась с Сашкой, чтобы заставить меня ревновать. А теперь ты хочешь встречаться со мной, чтобы воздействовать на кого-то третьего?

– Кир! Ты не понял! Я же сказала, что люблю тебя!

От ее напора становилось не по себе. Такую бы энергию да в мирных целях!

Да, ему уже приходилось рвать отношения с девушками. Раньше все проходило проще. Но Даша, похоже, все-таки настоящая рыба-прилипала, такие слов не понимают. И почему девчонки из-за нескольких поцелуйчиков и пары совместных просмотров тупых фильмов делают вывод, что теперь ты навеки их собственность?

– Извини, Даш, тебе лучше найти кого-то другого. Мы с тобой встречались, все было круто, но все закончилось. Закончилось, понимаешь?

– Ах так?! – Она резко шагнула к нему и вцепилась в ткань толстовки. – Думаешь, поигрался и хватит? А если я из-за тебя вены перережу?

– Не перережешь.

– Не перережу?! – закричала она, глядя на Кирилла совершенно сумасшедшими глазами, и он понял: перережет, хотя бы из упрямства. Черт! Вот ведь положеньице! Но что делать?

Идеальный Кир легко находил выход из всех положений и не растерялся бы, но настоящий просто не знал, что делать.

– Даш, успокойся. Хочешь, воды принесу?

Она заплакала, размазывая по щекам тушь, шагнула к столу и застыла, словно под взглядом превращающей в камень Медузы Горгоны, пялясь куда-то. Время словно застыло. Вдруг Даша повернулась к Киру. Ее лицо показалось ему ужасающей маской типа тех, которыми пугают на Хэллоуин. Покрасневшие глаза, из которых уже не лились слезы, смотрели так же злобно и непрощающе.

– Успокойся…

– Я спокойна, – отчеканила она. – Чай.

– Что чай?

– Не воду, а чай. Горячий, с медом. У тебя мед есть? Странно, она уже казалась почти спокойной. И, слава Богу, никаких разговоров про самоубийство. Ну девчонки и нервные. А перепады настроения такие, что мало не покажется! Связываться – себе дороже.

Кирилл пожал плечами и ушел на кухню.

Возвращаться к незваной гостье не хотелось. Поэтому он дождался, пока вскипит чайник, неторопливо отыскал в холодильнике початую банку меда, немного подумав, выложил мед на блюдце, налил чай и двинулся в сторону комнаты. Что знает, что ждет за порогом. Может быть, новая истерика.

Даша сидела в углу дивана и зыркала на него злыми глазищами, густо обведенными слоем размазанной туши. Ну точно енот-полоскун из передачи канала «Дискавери». Несмотря на драматизм ситуации, Кир едва удержался от смеха.

– Принес? – Даша взяла чашку, глотнула горячего чаю и тут же, шипя, выплюнула. – Ты меня еще и обварить хочешь?

Кир, на которого попали брызги еще свежего кипятка, едва заметно поморщился.

– Ты же просила горячего.

– Ну ты и сволочь! – Дашка встала и, не говоря больше ни слова, отправилась в коридор.

– Тушь вытри, – напомнил Кир, пока она обувалась.

Девушка не ответила. Схватив куртку, она вышла в прихожую и изо всех сил шваркнула дверью, а Кирилл остался в недоумении: что это было?! Зачем она приходила? Зачем весь этот концерт? И почему она так быстро ушла? Поняла, что его не вернуть, и смирилась? Хорошо бы, но сомнительно.

Весь вечер, разумеется, пошел насмарку. Даже встреча с приятелями получилась так себе.

А вернувшись домой, Кир заглянул в дневники, щелкнув по привычной ссылке.

«Страница не существует или удалена», – выскочила надпись.

Не веря себе, Кир попытался обновить страницу. Результат все тот же.

ЧАСТЬ 3. КИРИЛЛ И ВЕРОНИКА, 29 марта.

Глава 1. След от тени.

ВЕРОНИКА.

Мир не пошатнулся, а потолок вовсе не обрушился мне на голову. Часы все так же отсчитывали время. За окном уже начинало темнеть предвечернее небо.

Просто еще одна боль, еще одно предательство. Наверное, уже не стоит считать их. Одним больше, одним меньше – какая разница. Танька меня предупреждала. Я сама позволила себе упиваться сладким ядом и бродить в эдемских садах виртуального пространства, где обаятельные парни посвящают тебе стихи и отдают свое сердце, не требуя потом его обратно. Ложь, везде ложь, но не сама ли я с радостью пила отраву, не сама ли придумывала идеальный образ? Недаром мама называет меня мечтательницей. Не лучше ли стать совсем другой?

Нет, не такой, как Дашка. Она слишком простая, и я бы не хотела, чтобы парни вот так перебрасывались мною: поиграл – отдай другому. Не хочу! Нужно быть расчетливой и знающей себе цену стервой, носить высокие каблуки, презрительно улыбаться и не привязываться ни к кому даже в воображении. А еще хорошо бы влюбить в себя какого-нибудь парня и отыграться на нем по полной программе – пусть пострадает.

И больше никаких воздушных замков и нелепых фантазий. Не колеблясь ни секунды, я удалила дневник – мне не о чем теперь писать, мне нечего теперь делать не только на этом сервисе, но и в сети вообще.

Решено! С завтрашнего, да что там, с сегодняшнего становлюсь стервой!

Что нужно настоящей стерве? Начнем с малого – с имиджа, а ледяная уверенность и пренебрежение другими приложатся. Главное – сделать самый первый шаг.

Я распахнула дверцу шкафа и тщательно оглядела свой гардероб. Да, слишком простенько. Джинсы, кофты, сарафан… Нет ничего особенного… А вот постойте, в углу висит старая черная юбка. Я надевала ее очень редко, по торжественным случаям. Вытащив юбку из шкафа, я примерила. Теперь она сидела на мне очень плотно. Вот и прекрасно – как раз то, что нужно. Если надеть с ней вон ту черную водолазку, а сверху какой-нибудь стильный простой кулон, нужный эффект будет достигнут. Что еще? Косметика. Надеюсь, мама не обидится, если я позаимствую ее карандаш и тени. Да, хорошо бы еще покрасить губы ярко-алым, но далеко я так в школе не уйду.

– Вера, идешь ужинать? – В комнату заглянула мама и застыла, увидев меня.

– Ну как? – Я повертелась перед ней, приподнявшись на носках, словно стоя на невидимых шпильках.

– В целом, неплохо, – произнесла мама очень неуверенно, – только ты как-то даже на себя не похожа.

– Вот и хорошо! Меняю имидж! – объявила я и тут же добавила: – Да, можешь мне накладывать. Переоденусь и приду.

Она покачала головой и ушла, погруженная в глубокие раздумья.

Похоже, я умудрилась ее удивить. Честно говоря, я сама себе удивлялась.

Когда я подслушала, как Кирилл говорил своему другу, что я не интересую его, мне было больно. Теперь – нет. Я с удивлением прислушалась к себе: и вправду, ни капли. Все внутри словно сковало прочным панцирем льда. Глубинная заморозка. Ну что же, тем лучше.

Я переоделась обратно в домашнее и вышла на кухню.

Папа уже сидел над своей тарелкой. Кажется, он даже не заметил во мне изменений, но мама все время встревоженно и слегка недоверчиво на меня поглядывала.

Аппетит у меня тоже, к удивлению, оказался хороший. Я доедала добавку, когда зазвонил городской телефон.

– Вера, тебя Таня, – сообщила мама, взявшая трубку.

Ага, заметила, что я ликвидировала дневник. Теперь придется объясняться, но и это меня совершенно не парило.

– Что случилось? Это из-за этого случая с тетрадкой? Ты плачешь? – засыпала меня вопросами подруга, не давая возможности вставить в ответ ни слова.

– Тань, все нормуль, – наконец, вклинилась в ее монолог я. – Ничего не случилось. Я не плачу. А дневник удалила просто потому, что мне надоело заниматься ерундой.

В трубке повисло молчание. Подруга пыталась осмыслить дошедшую до нее информацию.

– С тобой точно все в порядке? – переспросила она. – Хочешь, я приду? Или давай встретимся?

Встретимся?.. Да, зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

Мозг работал удивительно четко, и мне казалось, что я смотрю на себя, стоящую с телефонной трубкой у зеркала в коридоре, откуда-то сверху. Как посторонний незаинтересованный наблюдатель. Пришелец из космоса, прибывший изучать странную человеческую цивилизацию.

– Отличная идея, – отозвалась я, – только позови Данилу и Костю. Я надумала с ним встречаться. Костя – не барс, но я и не отношусь к нему серьезно. Я больше не дам причинять себе боль. Повстречаюсь с ним и брошу. Первая.

У Таньки, должно быть, отвисла челюсть. По крайней мере, чтобы прийти в себя, ей потребовалось гораздо больше времени, чем в первый раз.

– Ммм… аааа… ты… того… точно? – наконец, выдала она.

Надо же, мямлей всегда была я.

– Я того точно, – ответила я. – Буду через полчаса.

Вот и опробую юбку.

Пришлось переодеваться в очередной раз. Мама застукала меня, когда я красилась.

– Вероника, ты куда-то собралась? – спросила она, застыв на пороге вопрошающей статуей.

– Да, гулять.

– Но уже темнеет.

– Ничего. Ты же сама хотела, чтобы я не сидела дома, а гуляла. Ведь правда?

На этот аргумент возражений у мамы не нашлось.

– А ты не слишком ярко красишься? – задала она следующий вопрос, глядя, как я растушевываю карандаш вокруг глаз.

– Да нет, нормально.

– Ага…

Она опять замолчала. Что и говорить, сегодня я просто ошеломительна.

Под ее взглядом я надела пальто и сапоги.

– Не приходи поздно, – крикнул из комнаты папа.

У него ритуал: после ужина обязательно диван и телевизор.

Я хихикнула, вдруг подумав над странностью этой фразы. «Не приходи поздно» вовсе не означает «приди пораньше». Если вдуматься, оно может значить «оставайся на улице». Фразы, да и слова порой таят в себе самые странные сюрпризы и теряют привычный смысл – стоит только задуматься.

Танька и Данила уже ждали у подъезда. Подруга смотрела на меня настороженно, видимо, ожидая дальнейших фортелей. И не ошиблась.

Почти одновременно со мной к нам подошел запыхавшийся Костик, и вся троица уставилась на меня. Прежде я бы смутилась, но в нынешнем состоянии не почувствовала ничего.

– Пойдемте в кафе, – сказала я и сама взяла Костика под руку.

Кафе «Северина» находилось совсем недалеко от моего дома, и там всегда можно полакомиться прекрасным мороженым.

– Возьми мне фисташкового, а еще ванильный коктейль, – велела я Костику, усаживаясь за круглый столик.

Танька отмахнулась от Данилы, пытавшегося узнать, какое мороженое она предпочитает, и, отослав его выбрать что-нибудь на свой вкус, повернулась ко мне.

– Верка! Что с тобой, ты сама на себя не похожа! – быстро зашептала она.

Я пожала плечами. Анестезия действовала безотказно. Никакой боли, никаких сожалений.

– Все нормуль, не парься. Теперь я всегда такой буду.

– Такой?.. Ты себя в зеркале видела?

На стене напротив нас висело большое зеркало.

Я встала со стула и подошла поближе. Ну, здравствуй, нынешняя я. На меня смотрела незнакомая симпатичная брюнетка в провоцирующе короткой юбке и черной водолазке. На шее – простой грубый серебряный кулон. Очень ярко и стильно. У нее было мое и в то же время совершенно не мое лицо. Даже не из-за непривычно яркого макияжа – само выражение оказалось другим. Застывший чужой взгляд скрестился с моим как шпаги в поединке.

– А в чем дело? Меня все устраивает, – я вернулась за столик.

Танька только досадливо махнула рукой.

Мы молчали все время, пока парни не принесли нам заказ. Таньке досталось клубничное мороженое, она его терпеть не может. Сама виновата – нужно было нормально заказать вместо того, чтобы доверяться чужому вкусу. Впрочем, сила любви велика. Танька ела свое мороженое, почти не поднимая взгляд от креманки. Она молчала, меня же, напротив, будто прорвало. Я болтала о всякой ерунде и сама не понимая, что именно говорю.

– Ты прикольная девчонка, Ника. Я даже не знал, что ты такая, – сказал Костик, обнимая меня за талию, когда мы выходили из кафе.

Я не отстранилась. Надо же: Ника! Ну да, такой мне подходит только это имя.

Зеркальная дверь услужливо отразила нас обоих, и я опять подумала, что совершенно не узнаю себя.

КИРИЛЛ.

Кир стоял перед зеркалом и смотрел на свое отражение. Темно-русые волосы, немного не доходящие до довольно узких плеч, тонкие кисти рук и внимательные серые глаза – темные, цвета мокрого асфальта. Все было как всегда и вместе с тем по-новому, словно Кирилл изменился, но не на поверхности, а где-то глубоко внутри. Нет, он не превратился в человека-паука, у него не выросла третья рука и не открылся во лбу третий глаз, он просто то ли повзрослел, то ли отбросил нечто мешающее, ненужное.

Кир взмахнул головой, так, что прядь волос упала ему на лоб, и состроил отражению гримасу. Мол, вот и хорошо, теперь мы с тобой свои люди.

– Ты никуда не опаздываешь? – спросил папа, выглядывая из ванной. Он как раз одевался на работу, однако выглядел собранным и бодрым. Кирилл частенько завидовал умению отца быть презентабельным и аккуратным в любых обстоятельствах, даже только-только встав с постели.

– Уже ухожу!

Кир подхватил сумку и выскочил из квартиры. Дожидаться лифта ему не хотелось, и он, прыгая через ступеньки, спустился с десятого этажа пешком.

Уже у самой школы он заметил Сашку.

– Эх, привет! – окликнул Кир, догоняя приятеля.

– Привет. Сашка быстро взглянул на Кира, но тут же поспешно отвел глаза.

«Странный он какой-то сегодня, – подумал Кирилл, – ну да ладно, все мы странные».

Тем временем они дошли до подъезда школы и остановились.

– Кстати, все хотел спросить, во сколько сегодня приходить? – спросил Кир, вспомнив, что Женек просил его договориться о времени репетиции.

– Понимаешь… – Сашкины глаза с интересом изучали обычную школьную стену, словно она являлась бог знает каким выдающимся произведением искусства, – похоже, ничего не получится…

– То есть? – не понял Кирилл. – Родители, что ли, дома?

Сашка поковырял землю носком ботинка. Видно было, что разговор ему неприятен и он предпочел бы его избежать. На покрасневшем прыщавом лице мелькнуло выражение, похожее на сомнение: а не согласиться ли с версией Кирилла и не закруглить ли на этом общение? Сашка шмыгнул носом, с непередаваемой, прямо-таки вселенской тоской взглянул на Кира и, тут же уставившись в асфальт, произнес:

– Понимаешь, ничего личного… Мне всегда нравилось, когда ты и ребята… Я знаешь как тебя уважаю и восхищаюсь, а твоя последняя песня – вообще шедевр, я уверен…

Киру надоело слушать бессвязные реплики. Он уже догадывался, к чему все идет, однако хотел, чтобы Сашка сказал прямо.

– Кончай мямлить, – перебил он Сашку.

Тот тяжело вздохнул.

– Понимаешь, Даша против, чтобы вы пользовались моей квартирой.

– А кто у нас Даша? Она уже у тебя все к рукам прибрала и теперь распоряжается?

– Даша – моя девушка! Она меня любит! – произнес Сашка разом окрепшим голосом.

Кир с сожалением посмотрел на бывшего друга. На память пришло лицо Даши с размазанной вокруг глаз тушью и распухшим от слез носом. Значит, решила отомстить, ударив по больному? У «Королевства» отняли единственное место, где можно было свободно собираться на репетиции и квартирники. Ну что же, они обойдутся. Зла на Сашку не было. Сейчас он казался особенно жалким. Доказывать ему что-то? Рассказать про вчерашнюю сцену? Нет, напрасный труд. Все равно не поверит. Ведь видно: влюблен, а что такой мягкотелый дурак – сам виноват, сам и поплатился: Дашка его потом, без сомнения, бросит.

– Как скажешь, – согласился Кирилл, – бывай.

Он хлопнул дверью и пошел прочь по гулкому школьному коридору.

Сашка не стал его догонять.

Если день начинается плохо, можно дальше не ждать ничего хорошего. Это правило подтвердилось и на этот раз. Веронику Кир увидел после третьего урока. Она стояла среди группки девчонок и смеялась. Громко, неестественно. Ее лицо казалось чужим. Кир не сразу понял, отчего это, а потом догадался: слишком много косметики, застывший взгляд, словно она спряталась под стекло. С Никой, определенно, что-то не то. Он хотел подойти к ней и спросить, но та словно специально окружала себя девчонками. Пару раз Кир видел рядом с ней несимпатичного мрачного типа. Кажется, его звали Костиком, и он тоже учился в музыкалке.

А вечером ребята собрались в кафе, чтобы обсудить ситуацию с репетициями.

– Ну Сашка и гад! – горячился Жека, отхлебывая кофе. – Это же надо подставу такую устроить!

– Гад, – соглашался Димка, всегда активно участвовавший в жизни группы, – как же мы теперь? У меня нельзя, у Кира тоже.

– А у меня сеструха с ребенком, уж точно не до репетиций, – заметил Женя. – Но знаете, что еще? Сашка не только нас базы для репетиций лишил, это священное рогатое животное еще наш престиж снизило. Раньше у «Королевства» всегда своя территория была – для концерта да и просто посидеть-встретиться. А теперь…

Кир молча пил кофе. Что тут скажешь. Ребята возмущены, и это понятно, все, что говорит Женек – справедливо.

– Знаете что, – Димка перегнулся через стол навстречу собеседникам, – я предлагаю воздать предателю по заслугам. Пусть это… как там Жека сказал… ага, рогатое животное… не думает, что выкрутасы ему просто так с рук сойдут! Ну как тогда с Мишкой!

– А что… – Женька задумался. – Почему бы и нет. И нас размазнями не сочтут. Если мы ему сейчас все спустим, так каждый козел будет думать, что нам подлянки можно на безвозмездной основе устраивать!

Оба с ожиданием посмотрели на Кирилла. В конце концов лидер группы, пусть выскажет свое веское слово. А каким оно будет, никто не сомневался. Всем известно: Кир, звезда района, Кир Великолепный не станет никому спускать.

Но Кирилл покачал головой. Он молча допил кофе и только после этого, отставив чашку, заговорил:

– Нет, воздавать мы никому ничего не будем.

– То есть? – вспыхнул Женька. – Ты за этого Сашку еще вступаешься?

– Я за него не вступаюсь, – Кир смотрел прямо в глаза друзьям. – Он просто слабый человек, всегда поступает так, как ему легче. Даже хорошо, что мы теперь в его квартире собираться не будем. Пусть себе живет, как хочет.

– А наш престиж?

– Это не главное, – Кир улыбнулся. – Главное музыка, разве нет?

– Но репетировать-то где? – настаивал Женька.

– Да хоть на улице, – отмахнулся Кир. – Ничего, схожу в ДК, в библиотеку, где-нибудь договоримся. У нас же как раз в библиотеке концерт будет.

– Что-то ты больно добрый стал, – с сомнением покачал головой Димка. – Ой, чувствую, грядут перемены.

– Грядут, – согласился Кир. – Знать бы, какие…

Он вернулся домой.

Отец сидел в гостиной, читая газету. Мама висела в какой-то своей бухгалтерской программе.

– Папа… – Кирилл сделал шаг к креслу.

Отец с неохотой поднял на сына тяжелый взгляд:

– Слушаю.

Четко, как в суде. И Киру приходится излагать свою позицию так же однозначно и четко.

– Пап, нам нужно место для репетиций, хотя бы раз в неделю, – произнес он, глядя отцу в глаза.

Отец изумленно поднял брови.

– Кирилл, мне кажется, мы с тобой обо всем уже говорили. Твое увлечение музыкой представляется мне неуместным. Кроме того, оно отвлекает тебя от занятий, а ведь ты уже в одиннадцатом классе.

– Папа, я знаю, в каком классе я учусь. Но хочу сказать тебе, что никогда не стану адвокатом. Из меня не выйдет юриста. Понимаешь? На мой взгляд, лучше быть хорошим музыкантом, чем плохим адвокатом. Это взвешенное решение, а не юношеская блажь, как ты, видимо, думал.

Кир сказал все это на одном дыхании. Впрочем, отец и не пытался перебить его, а напротив, смотрел серьезно.

– Ну, Оль, что думаешь? – обратился он, наконец, к маме Кирилла.

Она повернулась от компьютера и улыбнулась:

– Думаю, наш сын действительно вырос, Миша.

Отец медленно сложил газету.

– Ну что же, раз решение взвешенное, не буду препятствовать. Только условие: соблюдение порядка, выполнение уроков и… все это до первой жалобы от соседей. Понял? – строго спросил он.

Понял! Кирилл радостно улыбнулся.

Победа! Он и не знал, что она может даться так легко.

Оставалось еще одно дело: деньги на профессиональную запись. Хотя нет: он только что уверял отца, что решение стать музыкантом – взрослое и взвешенное. Значит, и деньги на студию они должны заработать сами. Концертами, да хоть работой в летнем кафе или подметанием двора – как придется. Пора перестать просить. Пора начать делать что-то самому, вместо того, чтобы упиваться воображаемой славой и думать, что у него все непременно получится, но потом, когда-нибудь в нереальном будущем.

Войдя в свою комнату, Кирилл загрузил компьютер, надеясь, что Вероника одумалась и восстановила дневник. Но нет, ее страничка по-прежнему не открывалась.

«Может, я Нику чем-то обидел?» – растерянно подумал Кирилл. Он заглянул в «Отправленные». Вот последнее письмо, датированное вчерашним вечером… Но он же не писал вчера?!

Кир открыл письмо и тут же все понял.

Глава 2. Солнечный свет.

ВЕРОНИКА.

Мне было плохо. Очень плохо. Я шла домой, и меня колотила дрожь. Наверное, проходит моя «заморозка». У своего подъезда я четко осознала: лучше сейчас не показываться на глаза маме. Она и так в последние два дня смотрит подозрительно и постоянно пытается выяснить, что со мной происходит.

– Девочка, ты входишь или нет? – послышался за спиной раздраженный женский голос.

Я оглянулась. И вправду, топчусь у двери, загораживая проход полной тетеньке с сумками.

– Нет, – ответила я, отходя в сторону.

– Тебе плохо? – теперь она спрашивала уже заботливо. – Ты здесь живешь? Может, тебя проводить?

– Спасибо, мне хорошо, – на этом «хорошо» мой голос некрасиво сорвался. Чтобы не длить тягостную сцену, я пошла прочь, по пути больно стукнувшись локтем.

– Пьяная, что ли? Или укуренная? А ведь такая молодая! – укоризненно пробормотала тетенька.

Мне захотелось смеяться. Как легко взрослые придумывают всему объяснения. Если странный – значит, укуренный. Или обколотый. Наркотики, алкоголь для них реальная опасность. А остальное что, мнимо? Почему они считают, что душевные переживания не могут оказаться даже вреднее, не могут принести большую боль? Они что, и вправду совсем забыли, какими были в моем возрасте? Или только удачно притворяются?

Она еще что-то говорила, но я ее не слушала.

Я долго бродила по московским улицам, вряд ли узнавая места, где проходила. Но это пошло на пользу.

Подходила к дому я ужасно промерзшая, но фактически успокоенная.

Как раз в этот момент зазвонил мобильник, разразившись залихватской музыкой. Эту мелодию я поставила на Костика. За время прогулки все глупости сами собой выветрились из моей головы, поэтому я взяла трубку уже зная, что скажу ему.

– Привет, Ника! Я хочу встретиться с тобой завтра. Пойдем куда-нибудь вдвоем, – сразу же выпалил Костик.

– Привет, Костик, – отозвалась я. – Извини, ничего не выйдет.

– Ненадолго. Давай на полчаса?

Есть молодые люди, которые считают, что весь мир должен повиноваться их желаниям. Они не понимают слова «нет», принимая его за «уговори меня» или «чуть-чуть-попозже».

– Извини, но нет, – терпеливо повторила я.

– Знаешь, Ник, а такой ты мне нравишься гораздо больше, – признался вдруг мой собеседник. – Раньше ты была какая-то… – он задумался, пытаясь подобрать подходящее слово, – ну, в общем, простая и робкая слишком… А теперь в тебе появился такой огонек! Мне приятно, что у меня такая девчонка!

Я отошла от двери подъезда, чтобы опять не перегородить никому дорогу, и в изнеможении опустилась на лавочку. Ненавижу объяснения!

– Ммм… понимаешь… – привычно замямлила я, не зная, как сказать, чтобы не обидеть его, но вдруг разозлилась. – Прости, но я не твоя девушка. Думаю, нам с тобой лучше не встречаться. Пока.

– Что?..

Но я уже нажала «отбой».

Я сидела на скамейке, сжав виски руками, и едва верила себе: я это сделала! Я смогла! Я, тихоня и рохля, которая в волнении едва может связать несколько слов, совершила решительный поступок. Должно быть, мне и вправду стало лучше.

Ну конечно, никакой стервы, играющей с мужскими сердцами, из меня не выйдет, глупо было даже думать. Все мое поведение являлось скорее реакцией на стресс, но я пережила это и, к счастью, пришла в себя. Затмение прошло. И я снова такая как есть. Разочарованная – очень глубоко, но не смертельно.

А еще нужно признаться самой себе: Снежный барс нравился мне потому, что казался идеальным Кириллом. Таким, каким тот мог бы быть, если бы не звездил и не окружал себя многочисленными поклонницами, примерно таким, каким я помнила его еще по музыкальной школе. Значит, мое увлечение Снежным барсом было в любом случае обречено на провал, оставаясь лишь вопросом времени: раньше или позже… Даже хорошо, что раньше.

Теперь, я точно знаю, у меня будет все хорошо.

Стемнело, и на небе появились бледные звезды. Снова зазвонил телефон. Мама интересуется, куда я пропала. Она уже звонила несколько раз.

– Уже у подъезда. Иду, – отозвалась я.

– А тебе Таня звонила. Обязательно просила перезвонить.

«Наверняка по поводу Костика», – с тоской подумала я, представляя, что теперь придется еще раз объясняться.

Но, когда я поднялась в свою квартиру и набрала Танькин номер, меня ждал сюрприз.

– Никогда не угадаешь, по чьей просьбе я тебе звоню! – начала речь подруга.

– Да ладно, – я плюхнулась на диван и устроилась там поудобнее, подложив под спину мягкую подушечку, – твои тайны шиты белыми нитками. Понятно же, что ты отстаиваешь интересы бедного Костика, которого я совершенно незаслуженно сегодня послала!

– А вот и нет! – торжественно объявила Танька.

– Нет? – Я искренне удивилась. – Ну тогда признавайся, даже гадать не буду.

– Вот и правильно, – засмеялась она. – Мне сегодня написал Снежный барс.

Еще недавно я думала, что все уже прошло, что я разобралась со своими чувствами и полностью восстановила душевное равновесие. Не тут-то было! Знакомое имя отозвалось в груди болью, словно туда воткнули толстую тупую булавку.

– Я… я не хочу говорить о нем… – тихо произнесла я, непроизвольно подтягивая колени к подбородку, словно пытаясь свернуться, спрятаться.

– Вер, погоди. Сначала выслушай. Он написал, что очень беспокоится о тебе, что кто-то отправил тебе письмо с его адреса, а он сам только сегодня это заметил.

– Да?.. – Я почувствовала, что оживаю. Или это очередной обман?

– Откуда я знаю, – усмехнулась Танька. – Ты сама в курсе, что я не одобряю этих виртуальных романов. Но он написал еще кое-что…

– Что? – сердце забилось быстро-быстро. То ли тревожно, то ли взволнованно-радостно, сразу и не поймешь.

– Он написал, что хочет снять маску и встретиться с тобой в реале… – Танька перевела дух. – Ну вот, моя миссия выполнена. Остальное – твое дело.

– Но где? Где он предлагает встретиться? Как я узнаю его? – заторопилась я.

– А вот место встречи он придумал весьма странное. Зачитываю: «Завтра в восемнадцать ноль-ноль в районной библиотеке». Дальше он пишет, что ты наверняка его узнаешь. Видимо, будет в маске барса, – пошутила Танька.

– Но почему в библиотеке?

Одной рукой я держала телефон, другой уже судорожно включала верный ноут, чтобы найти сайт местной библиотеки.

– Не знаю. Как у вас все загадочно! Честно говоря, уже начинаю завидовать. У меня с Данилой как-то слишком просто выходит, – пожаловалась подруга.

– Ну ничего, – поспешила утешить я, – еще найдутся поводы для ссор, примирения и прочей романтики…

Мы попрощались, договорившись, что завтра сразу же после свидания я непременно позвоню Таньке и расскажу ей все в самых мельчайших подробностях.

Тем временем сайт библиотеки обнаружился, и в разделе «Наши мероприятия» на завтра, ровно на шесть, был назначен концерт.

Как странно!

Сердце опять кольнуло.

Надо взять себя в руки. Завтра, я все узнаю завтра, а пока главное – не давать воли воображению, кто знает, в какие края оно может меня завести.

Надо лечь спать, чтобы скорее закончился сегодняшний день и, наконец, наступило завтра.

· · ·

Всю субботу я ждала наступления вечера. Сидела на диване, гипнотизируя взглядом часы, но цифры на них сменялись с пугающей неохотой, словно нарочно желая мне досадить.

За два часа до назначенного времени я стала одеваться. Теперь я не допустила той ошибки, что на мартовском концерте – опыт все же чему-то учит. Я не стала одеваться вызывающе, как в последние дни, но подобрала то, что, на мой взгляд, особенно мне шло: коротенькое черно-белое платьице, простое и вместе с тем изысканное. Чуть-чуть подкрасила глаза, оттенив их капелькой золотистых маминых теней, подчеркнула губы неяркой коричневато-золотистой помадой.

– Ну вот, – сказала мама, увидев меня в новом имидже, – так всегда и ходи. Так тебе гораздо лучше.

Я кивнула: она, как всегда, права.

Я хотела бы сказать, что даже волосы мои сегодня лежали идеально – волосок к волоску. Но нет. Они, как и прежде, не желали укладываться в аккуратную прическу, а строптиво распушались и торчали во все стороны. Ну ничего, я сама уже привыкла к этой львиной гриве и, если подумать, то и для Снежного барса это не станет неожиданностью, ведь он уже видел меня.

Снежный барс… Сердце опять глухо стукнуло в груди, но я запретила себе думать об этом парне. Иногда все, что нужно, это положиться на судьбу, полностью доверившись ее течению – и будь что будет.

Я пришла к библиотеке минут за сорок до начала концерта, о котором сообщала большая нелепая вывеска, и долго ходила перед дверями, не решаясь войти. Публика, надо сказать, подобралась самая странная. Какие-то старики и старухи, мамаши с детьми лет восьми, максимум одиннадцати. Моего возраста не было никого, и я засмущалась.

Какая-то женщина, видимо, работник библиотеки, спросила, не на концерт ли я, и позвала меня внутрь. Там, в небольшом зале, стояли обитые потертым бордовым бархатом стулья.

Почему Барс позвал меня именно сюда? А вдруг это еще одна шутка?..

Минут за пять до начала концерта в зал вбежали Танька с Данилой, и я им ужасно обрадовалась.

– Вы пришли! – воскликнула я, вскакивая им навстречу.

Танька посмотрела на меня как на чокнутую.

– А ты думала? – удивленно переспросила она. – Мы же с тобой подруги!

В этот момент мне стало легко. Теперь я точно знала, что все неприятности позади.

Мы сели рядом и говорили о чем-то, пока нас не одернули, сказав, что концерт уже начинается.

«Начинается!» – это слово оказало на меня огромное воздействие. Я тут же позабыла обо всем и, от волнения сцепив на коленях руки, уставилась на маленький пятачок, изображающий сцену.

Сначала на него вышел пожилой мужчина с аккордеоном, впрочем, могу ошибаться в названии инструмента, я не специалист. Вслед за ним – другой, уже с гитарой. Потом еще один.

– Ничего не понимаю! – зашептала Танька, наклонившись к моему уху.

– Подожди, – ответила я.

И не ошиблась. Словно в ответ на мои слова на импровизированной сцене появилась группа «Королевство». И Кир Великолепный – собственной персоной.

Я смотрела на него из зала, и он, заметив меня, едва заметно кивнул.

– ЭТО КИРИЛЛ?! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! – не выдержала Танька.

Я приложила палец к губам: молчи.

– Зазвучала песня.

Я не слышала ее прежде, но почему-то сразу вспомнила заснеженный проспект, тусклые огни машин и то, как я и Кирилл идем, разделенные дорогой. Мы были двумя параллельными прямыми, и суровые законы геометрии говорили о том, что нам никогда не суждено пересечься. Может, к черту все эти законы?! Старик Эвклид, ты был не прав!

Я смотрела на сцену и думала, какой же глупой была до сих пор. Теперь я четко знала, что он – Снежный барс, и не понимала, как не догадалась об этом раньше.

Вот отзвучали последние аккорды, песня закончилась. В зале царила тишина. Нет, не восхищенная, полная восторга тишина единомышленников – холодная пустая тишина непонимания. Взрослые не поняли наших песен.

Я, кажется, не раз признавалась, что не люблю, когда на меня обращают внимание, и обычно ужасно тушуюсь в этих случаях. Но не сегодня. Сегодня я встала со стула и захлопала в ладоши. Одна. В колючей тишине. Но потом со своих мест поднялись Таня и Данила, и тоже захлопали.

Я мельком взглянула на них и улыбнулась: спасибо, друзья. И снова посмотрела на сцену. Мы смотрели друг другу в глаза – я и Кирилл. Нас разделяли несколько метров, спины и головы чужих равнодушных людей. Но сегодня все это вдруг потеряло свое значение. Мы смотрели друг другу в глаза и чувствовали, что наконец-то рядом.

– Привет, – сказал Кирилл, делая шаг ко мне.

И я, выбравшись из своего ряда, тоже пошла ему навстречу.

На нас смотрели, но это уже не имело никакого значения.

– Привет, Барс, – ответила я, прижимаясь к его груди.

А еще добавила так тихо, что услышать мог только он, только тот, кто хотел услышать. Я сказала ему три слова, три самых банальных на свете слова, без которых жизнь на земле сделалась бы тусклой и унылой.

Я сказала ему: «Я люблю тебя».

И это была абсолютная правда.

Примечания.

1.

Здесь и далее – стихи Е. Неволиной.

2.

Каждая нота определяется не только высотой, но и длительностью звучания. Бывает целая нота, принимаемая за единицу времени звучания, половина, четверть, шестнадцатая, тридцать вторая.

3.

Беляев А. Р. – писатель-фантаст, автор романов «Человек-амфибия», «Голова профессора Доуэля» и др.

4.

Привет! Ты говоришь по-итальянски? (итал.).

5.

Нет. Только по-английски, ну и, конечно, по-русски. (англ.).

6.

Песня Etienne Daho «Week-end а Rome».

7.

Песня неизвестного автора, ставшая символом отечественных вокругчерноморских археологических экспедиций.