О молодёжи, семье и психологии.
«Если и мать забудет тебя, то Бог не забудет тебя».
Легко представить себе вопрос: «А если мать действительно изверг?».
Что ж, и такое бывает. Хотя гораздо реже, чем нас уверяют падкие на страшилки СМИ и проникнутая дешевым фрейдизмом масс-культура. Я, например, повидала на своем веку очень много матерей. И среди них было немало женщин с, мягко говоря, сложным характером — ведь трудные дети нередко бывают именно у трудных родителей. Однако с матерями — извергами ни разу не сталкивалась! Это настолько глубокое повреждение самой природы материнства, что даже у тяжело психически больных встречается редко. Разумеется, в тех случаях, когда речь идет действительно о зверствах, ребенка и вправду лучше изолировать. Но это должно быть редким, редчайшим исключением, а не привычной практикой. Если действительно желать блага ребенку, нужно сделать все возможное, чтобы наставить оступившуюся мать на путь истинный, вернуть ее к нормальной жизни. Нас уверяют, что именно так и будет, надо лишь создать ЮЮ. Но невозможно идти одновременно в противоположных направлениях. Нельзя оздоровить обстановку, пропагандируя жестокость, разнузданность и прочие пороки. Садизм матери — тяжелейшая патология. Но он же не возникает просто так, с бухты барахты. Происходит распад личности, спровоцированный какими-то факторами: беспробудным пьянством, наркоманией, душевной болезнью. Значит, если хотеть помочь, надо пытаться эти факторы устранить. Но именно этого как раз и не происходит! Право на патологию старательно охраняется. Неадекватные люди лишены помощи, потому что они не осознают своих проблем, считают себя здоровыми и не хотят лечиться. А принудительное лечение запрещено, и апологеты ЮЮ используют все возможные рычаги влияния, чтобы блокировать попытки восстановить нормальный порядок вещей, согласно которому вор должен сидеть в тюрьме, больной — получать медицинскую помощь, а ребенок — жить в родной семье и чтобы ему даже в страшном сне не могли присниться люди, вламывающиеся в дом и забирающие его в приют.
Но ведь и самая плохая мать все равно мать. И ребенок в глубине души все равно тоскует по ней и хочет верить, что когда-нибудь она «исправится». Если этого не происходит, в сердце остается незаживающая рана. С годами она, конечно, может зарубцеваться, иначе невозможно жить, настолько больно и обидно, когда мать тебя не любит. Но в любой момент (и это непредсказуемо) рана может открыться вновь. И облегчить сердечную боль способна лишь жалость. Мать, не любящая свое дитя, глубоко несчастна. Что бы она о себе ни воображала. Это такая глубокая ущербность, такое страшное «окамененное нечувствие», что не приведи Господь кому бы то ни было оказаться на ее месте. Поэтому, чтобы раненое сердце нелюбимого сына или дочери не окаменело в ответ, за такую мать им, конечно, надо молиться. Надо стараться видеть в ней страдающего человека, прощать обиды и, как ни тяжело, все равно благодарить. Это и есть благородство, которого сейчас так катастрофически не хватает в современной жизни, поднимающей на щит эгоизм и предательство.
В детстве так реагировать на обиды, причиняемые самым близким человеком, бывает неимоверно трудно, потому что ребенок, лишенный материнской любви, чувствует себя полностью беззащитным. Он слаб, уязвим и беспомощен. Чтобы пожалеть, нужно иметь много сил, а у него их нет. Но, взрослея и, главное, укрепляясь в вере, человек обретает душевные силы, необходимые для исполнения пятой заповеди в таких нелегких условиях.
В начале 2000–х годов издавалась очень хорошая православная газета «Как жить», почти вся состоявшая из писем читателей. В одном из номеров было опубликовано письмо священника, который подписался просто как протоирей Александр, без фамилии. В нем он рассказывал про свое страшное детство, проведенное сначала в детдоме, а потом с матерью — алкоголичкой, которая в своем помрачении вдруг его возненавидела. То, что батюшка описывает, поистине ужасно. Мать и била его, и не кормила, и хотела зарубить топором. И все равно, когда она умерла (а он к тому времени вырос и стал священником), на похоронах он плакал. «Мне было ее жалко, — пишет отец Александр. — Я пытался окончить чин погребения и прочитать разрешительную молитву сам. Мне было очень тяжело тогда читать слова молитвы над человеком, который причинил мне столько боли в детстве, но я чувствовал, что только я должен это сделать, и я сделал. Захлебываясь слезами, я окончил слова молитвы и почувствовал себя спокойнее. Я знал, что Господь в то время и во все времена со мной!».
«Бог… питает великую и особенную любовь к тем детям, которые в мире сем претерпели несправедливость — от родителей или от кого-то еще», — говорил старец Паисий Святогорец, к которому столько страждущих обращались за советом и утешением.
«Забудет ли женщина грудное дитя свое?.. Но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя», — обещает Сам Господь в книге пророка Исаии (Ис. 49: 15).