Адрес мечты.

Глава 1. В творческом тупике.

Дописав решение задачи, Катя отодвинула тетрадь и учебник на край стола, открыла ноутбук и зашла в папку «стихи», создала новый документ и быстро набрала:

Дальше мысль не пошла, и Катя задумалась, уставившись на экран. Эти строчки возникли у нее в голове еще утром, причем непонятно, откуда возникли, и весь день она мысленно их повторяла. И вот только теперь, вечером, появилось время и возможность записать. Катя была уверена, стоит только набрать эти строчки, как тут же, сразу, родится целое стихотворение, а может, даже поэма… Так уже бывало. Достаточно было появиться некоему смутному образу или единственной строчке, как остальное дописывалось за один присест, словно только и ждало возможности проявиться в виде черных букв на белом фоне, выскочить из-под Катиных пальцев, едва касающихся кнопок клавиатуры.

Но вот же! Застопорилось! Она еще раз представила себе эту раненую тигрицу, ее страх и гнев на тех, кто запер, кто лишил свободы, кто причинил боль…

– Душа моя, – прошептала Катя и откинулась на спинку стула, – душа – моя, – повторила она, – тигрице – не скрыться…

В комнату вошла мама, остановилась за спиной, наклонилась, заглянула на экран.

– Ах, какие страсти, – произнесла насмешливо.

Катя мгновенно свернула запись, напряглась, повернулась к маме:

– Ну, чего тебе?

– Ничего, – ответила та, – я думала, ты еще уроки делаешь.

– Сделала уже.

– А сделала, так иди картошку почисть!

Катя со вздохом поднялась и отправилась на кухню. Поскольку раз и навсегда усвоила: чистить картошку, мыть полы и посуду, выносить мусор, ходить за хлебом, гулять с братом, отводить и забирать его из сада, короче говоря, выполнять все родительские поручения по первому требованию – ее священная обязанность!

И еще: с мамой лучше не спорить – поскольку себе дороже выйдет. Лучше молча сделать то, что она велела, тогда есть возможность избежать долгих и нудных наставлений, насмешек в Катин адрес и всяких других неприятностей.

К своим пятнадцати годам Катя научилась не вступать с мамой в пререкания, поэтому почти всегда избегала скандалов и стычек с ней. Бывало, конечно, что и не выдерживала, срывалась, повышала голос, пыталась что-то доказать, заранее зная, что ничего хорошего из этого не выйдет. Однако нервы-то не железные.

На этот раз она тоже сдержалась, дав себе слово молчать и не вступать в пререкания. Пусть говорит что хочет. Катя просто почистит картошку, и все!

Не тут-то было!

– Ты вот все стишки кропаешь, – начала мама, расположившись за столом с чашкой кофе, – только кому они нужны, стишки твои? Только время зря теряешь.

Катя тщательно очищала кожуру с картофелины.

– Твое дело, конечно, – продолжала рассуждать мама, – может, у тебя хобби такое. Я вот тоже стихи люблю, Есенина, например…

Катя положила очищенную картофелину в кастрюлю с водой и взялась за следующую.

Мама возвысила голос:

– Пожалуйста! Люби стихи! Но профессия должна быть серьезная, особенно у женщины! Вот, к примеру, врач – замечательная профессия. Может, ты в медицинский пойдешь? – без всякого перехода спросила она.

Катя сосредоточенно чистила очередную картофелину.

– Молчишь?! – воскликнула мама. – А мать дело говорит! Думаешь, я не знаю, о чем ты думаешь? Знаю!

– Чего ты привязалась? – миролюбиво спросила Катя. – Сама себя заводишь…

Мама в сердцах стукнула ладонью по столу:

– И не смей так со мной разговаривать!

– Да я нормально разговариваю, это ты… – начала было Катя, уже жалея о том, что вообще раскрыла рот.

Мама вскочила, прыгнула к Кате и, схватив ее за локоть, резко повернула к себе, из мокрых пальцев выскользнула картофелина и покатилась по полу.

– И повернись, когда с тобой мать разговаривает!

– Ну что ты творишь? – Катя освободила локоть и нагнулась за картофелиной.

– А ты не груби!

– Я не грублю. Ты уж определись, чего хочешь, чтоб я картошку чистила или тебя слушала, – буркнула Катя.

– И то и другое!

– Я не Юлий Цезарь, – огрызнулась Катя.

– Думаешь, сильно умная, да? – переспросила мама. – А того не понимаешь, что я тебе добра желаю! Кто еще пожелает ребенку добра, кроме матери?

Она снова уселась за стол, отпила остывший кофе, поморщилась:

– Вот я, к примеру, – начала она.

«Ну, теперь надолго», – подумала Катя, опуская последнюю картофелину в кастрюлю.

– Я всегда точно знала, что надо иметь в руках профессию, которая может приносить кусок хлеба, да… А все эти ваши дизайнеры-психологи – это так, фикция. Никому они не нужны. У соседки дочка тоже дизайнер, до сих пор дома сидит, работы нет.

– Это ее проблемы, в нашем городишке, естественно, ее специальность не востребована, надо уезжать, – нехотя отозвалась Катя.

– Да кому она вообще нужна! – крикнула мама. – А была бы нормальная специальность в руках, ее бы на комбинат взяли.

– Комбинат не резиновый, – буркнула Катя и поставила кастрюлю на плиту.

– Он же не единственный в стране.

Кате не хотелось продолжать разговор. Она знала заранее все, что скажет мама, все ее аргументы и требования. Все сводилось к одному – Катя должна идти учиться в мед или политех. Еще бухгалтеры хорошо зарабатывают. Все!

Сопротивление бесполезно и карается расстрелом на месте.

Катя взглянула на часы и спокойно удалилась из кухни.

– Ты куда это?! – вслед ей крикнула мама.

– Скоро пять, за Ванькой, – спокойно ответила Катя из прихожей, уже обуваясь.

Мама выскочила следом:

– Ты там смотри, хорошо его одень, капюшон завяжи, чтоб не спадал.

– Угу…

Она распахнула дверь и вышла на площадку.

Фух! Один-ноль в ее пользу. Мамуле не удалось довести дело до скандала и слез. Собственно говоря, довольно мирная перепалка, обычная, рядовая. Бывает похуже.

На улице сыро, дождик сеет. Катя не взяла зонт, но это ничего, до сада – рукой подать. В их городишке до всего рукой подать. Она шла и усмехалась. Послушать маму, так она в жизни добилась неимоверного успеха! А какой успех – преподает в колледже спецтехнологию великовозрастным дебилам. Вечно жалуется на маленькую зарплату и большую загруженность, да еще и нервы треплют. Чего добилась-то? Из родной деревни уехала, институт окончила, замуж вышла? Ну и что? У отца два диплома, правда, он и должность имеет высокую, и зарабатывает прилично, но какая разница, скажите на милость, между рабочим поселком, откуда он родом, и этим городишкой, куда он попал по распределению? На Катин взгляд – никакой! Поскольку она часто ездит в гости к деду с бабушкой, в тот самый поселок, и может судить. Ну, у них в городе, конечно, с работой полегче, в поселке давно все заглохло. Пенсионеры одни остались. Им хорошо: тишь да гладь!

«Но я не хочу, как они, – мучительно размышляла Катя, – всю жизнь думать только о работе и куске хлеба, а потом прозябать на пенсии».

Она вошла в садовские ворота, детей на участке не было, слишком сыро. Пришлось подниматься в группу.

Ванька вышел недовольный, то ли ужин не понравился, то ли подрался с кем-то. Чтоб не задерживаться, Катя сама быстро одела брата. Не хотела сталкиваться с противной воспитательницей. У Ваньки их было две: одна противная, другая – очень противная.

В раздевалку заглянула та, что просто противная.

– Ваня сегодня опять подрался, – заявила она.

– Зачем же ты дрался? – равнодушно спросила Катя.

Ванька нахмурился и промолчал.

«Моя школа» – Катя невольно улыбнулась.

– А мама где? – не отставала воспитательница.

– На работе, – соврала Катя, взяла брата за руку, шепнула: – «Идем! – Дважды просить не пришлось.

– Пусть завтра сама придет! – крикнула воспитательница.

– Угу… – привычно отозвалась Катя.

Брат шагал рядом, Катя крепко держала его за руку, так, на всякий случай, потому что он с характером. Убежит – ищи его потом.

Он шагал, опустив голову, и бубнил себе под нос:

– Я не пойду больше в сад! Не пойду! Сами ходите!

Катя благоразумно отшучивалась, надо было как-то переключить Ваньку, чтоб у него улучшилось настроение.

– Да ладно, чего ты… у тебя же там друзья и все такое, – напомнила Катя.

– Не пойду!

– И что? Дома будешь сидеть?

– Ну и буду!

– А дома-то и нет никого, – сказала Катя.

– Неправда! Ты дома!

– Здрассьте! Я же в школу хожу!

– Ага! А потом приходишь! А меня спать заставляют! Я не люблю спать!

Катя очень хорошо понимала брата. Она ненавидела детский сад. Ненавидела до такой степени, что заболевала, и родителям приходилось сидеть с ней дома по очереди. Но не стоило рассказывать об этом брату. Надо было как-то примирить его с действительностью. И Катя предложила:

– Хочешь, я буду забирать тебя сразу после уроков?

Ванька взглянул на нее, снова опустил голову, задумался.

– Хочу. – Для убедительности он кивнул упрямой лобастой головой.

– Хорошо. – Катя тоже кивнула, и между ними сразу же установились доверительные отношения. Ванька подобрел, пошел быстрее и начал рассказывать обо всем, что случилось сегодня. Рассказывал он обстоятельно и подробно. И хотя Катя могла бы передать его рассказ слово в слово, потому что Ванькины дни мало чем отличались один от другого, но она все-таки терпеливо слушала, где надо угукала, где надо ахала или хмыкала. Это нехитрое действо позволяло ей думать о своем, потому что брат увлекался, не шалил, шагал рядом, крепко держа ее за руку.

Больше всего на свете Катя любила, оставшись в одиночестве, размышлять о чем-нибудь таком, важном для нее. А важного было много, ведь все время что-то происходило с ней или вокруг нее. Постоянно приходилось делать выбор, подчас непростой, принятие того или иного решения требовало времени, сосредоточенности, надо было как-то упорядочить собственные мысли, сделать выводы, вытащить главное из того хаоса, что частенько возникал в голове. Вот как, например, сегодня. Катю будоражили написанные несколько строчек стихотворения. Она не любила, когда ее прерывали. Еще бы! Ты, можно сказать, отвлеклась от всего, сосредоточилась, абстрагировалась, ушла в творческий процесс, а тебе. – «Пойди почисть картошку!» Конечно, и картошку тоже кто-то должен чистить. Но должно же быть у человека время для того, чтобы подумать, выразить себя, свои мысли. А иначе что получается? Мы рождены для того, чтоб есть, пить, спать, ходить в школу, работать, по выходным ездить на дачу, потом снова работать… «И так без конца до конца». – Кате пришла на ум строчка из полузабытой песенки, пропетой героем мультика про Синюю Бороду. Она невольно усмехнулась. Ванька дернул ее за руку.

– Кать, ты чего?! – требовательно спросил он.

Катя взглянула на брата и улыбнулась:

– Нет, ничего…

– А почему не отвечаешь?

– Извини, я не расслышала…

– Уши надо мыть, – проворчал Ванька, и добавил: – Кефиром.

Катя рассмеялась.

Они уже подошли к дому. Брат отпустил ее руку и побежал в подъезд. Катя направилась следом.

Глава 2. Мусорное ведро.

Кто-то нажал дверной звонок. Катя выглянула из комнаты. Мимо пронеслась мама, с таким лицом, что Кате сразу стало понятно – будет скандал. Не спрашивая «кто?», мама резко распахнула входную дверь.

Спрашивать незачем. Это папуля явился. Наконец-то! Пальто нараспашку, на лице блаженная улыбка, а на часах двенадцатый час ночи. Пьян.

И мама уже успела позвонить и на работу, и на мобильный, и знакомым. Она бы и в милицию позвонила, такое уже было. Но в милиции ее бы вежливо послали. Там сидят ко всему привычные люди, подумаешь, чей-то муж где-то задержался!

Между тем папа, улыбаясь во весь рот, произнес:

– А, роднули мои, девочки, папулю встречаете…

– Нажрался, – констатировала мама и шумно вздохнула, с характерным всхлипом. «Сейчас будет плакать», – с тоской подумала Катя, наблюдая за родительской сценой.

– А папа немножко выпил. – Он попытался разуться, но не получилось с первого раза. Еще бы, он и стоял-то с трудом.

«Вмешаться или нет?» – размышляла Катя. Пока она размышляла, мама метнулась на кухню, выскочила оттуда с мусорным ведром и сунула папе.

– Вынеси мусор! – выкрикнула.

Он взглянул в ведро и рассмеялся. Он смеялся и смеялся, а мама развернула его и вытолкала из квартиры. Стала спиной к двери, прижалась, взглянула на Катю невидящими глазами.

– С ума сошла? – тихо спросила Катя. – Куда ты его отправила?

– Пусть хоть что-нибудь сделает! – бросила мама.

– Что?! Вынесет мусор в полночь?! – сорвалась Катя.

– Да! – выкрикнула ей в лицо мама.

«По-моему, я тут единственный нормальный человек, – думала Катя. – Как же надоело-то все!».

Они стояли в прихожей и прислушивались к звукам подъезда. Тишина!

Мамино лицо покрылось красными пятнами, губы дрожали.

– Катерина, верни его…

Катя открыла было рот, но тут же захлопнула. Молча накинула пальто на домашний халат, сунула босые ноги в ботинки и, отстранив маму от двери, вышла на площадку. За спиной раздались всхлипывания.

«Надоели, надоели, надоели!» – бубнила Катя, сбегая по ступенькам.

– Когда же это все кончится! – в сердцах произнесла она, выходя из подъезда в холодную ноябрьскую ночь.

– Ну и где его искать? – спросила она у ночи.

И сразу же увидела отца неподалеку от подъезда. Недалеко ушел. Стоял на четвереньках у перевернутого ведра и пытался одновременно подняться и собрать мусор. Он все еще смеялся. Шапка свалилась с головы и откатилась в сторону. Катя шумно выдохнула, решительно подошла к отцу, помогла подняться.

– Дочурка, – обрадовался он, – а я тут, видишь… елки-палки, куда она меня послала…

Катя нахлобучила на него шапку, развернула к подъезду и подтолкнула в спину:

– Иди домой, я сейчас.

Он пошел, держась за стену дома.

Катя собрала рассыпавшийся мусор и направилась к ящикам.

Помойка располагалась аккурат между домами, можно сказать, посреди двора, не слишком эстетично, зато всем одинаково близко.

Катя успела сделать несколько шагов, когда из-за угла вывалила толпа парней, вооруженных цепями и битами. Они бежали молча, но в тишине ночного двора их топот буквально оглушил Катю. Она застыла со своим ведром, не в силах сдвинуться с места, просто отойти в сторону, чтоб не быть растоптанной обезумевшим стадом бизонов.

Толпа перла прямо на нее, Катя смотрела и видела все, как в замедленной киносъемке.

«Убьют», – возникло в голове. Но и эта мысль не помогла, не оторвала от земли, не сдвинула.

Первый пронесся мимо, его глаза казались белыми от бешенства. Он даже не заметил ее. Зато второй, который тоже не заметил, выбил злосчастное мусорное ведро, и оно покатилось громыхая под ноги другим бегущим.

Катя стояла истуканом, только инстинктивно втянула голову в плечи.

Один из бегущих внезапно остановился, поднял ведро, сунул Кате, пробормотал какие-то извинения и бросился догонять остальных.

Топот стих.

«Отомри же, дура!» – приказала себе Катя. Страх опустился в колени, и у нее чуть не подломились ноги.

– Фух! – выдохнула она и побрела к помойке.

Тело стало почти невесомым.

«Это от страха, – догадалась Катя, – выброс адреналина и все такое…».

Возвращаясь домой, она наконец обрела способность рассуждать спокойно.

«Куда они бежали? Опять где-то драка… Человек двадцать, не меньше… Район на район? Чего делят-то? Ужас, какие придурки! Снова кого-нибудь покалечат…».

В прошлом году, она помнила, тоже была большая драка между микрорайонами. Мальчишка какой-то домой дополз и на пороге умер. Мать открыла дверь, а он там… Ужас!

И ведь городишка крохотный, плюнуть некуда. Что за дикая агрессия? Откуда? Зачем?

Катя открыла дверь, вошла, отнесла ведро на кухню. Мама рыдала где-то в комнате, отец плескался в ванной.

– Мам, не надо его сейчас воспитывать, – попросила Катя, отводя глаза от заплаканного маминого лица.

– Уйди с глаз моих! – крикнула мама.

Катя пожала плечами и ушла к себе, заперлась, надеясь, что родители как-то сами угомонятся.

И слушала мамины крики, доносившиеся из-за стены, еще часов до двух.

«Неужели нельзя подождать до утра? – думала Катя, ворочаясь на своем диване. – Какой смысл воспитывать пьяного?».

Она любила родителей. Отца даже больше, чем маму. И никакой он не алкаш, хоть мама частенько так о нем отзывается. Просто что-то у них происходит, непонятное и неприятное. Что-то такое, из-за чего отец не торопится домой после работы, а предпочитает быть где-то еще. И Катя догадывалась где. Она слышала обрывки разговоров, когда мама жаловалась подругам на жизнь, слышала и родительские скандалы, мамины упреки и отцовские уклончивые ответы. Больше всего она пугалась, когда отец не выдерживал и тоже начинал повышать голос: «Не нравится, давай разведемся!» Это «разведемся» било по нервам и отравляло жизнь. Катя злилась на родителей, злилась на себя, на свое неумение все исправить, поговорить, доказать… Да и что там доказывать, если Катя понимала отца. Да, вот такая вот она ужасная. А может, именно потому и понимала, что была во всем похожа на него. Да и что тут понимать-то? Он в свои тридцать девять выглядел гораздо моложе тридцатишестилетней мамы. А маму после рождения Катиного брата изрядно разнесло, она стала раздражительной и, вместо того чтобы стремиться похудеть, ела еще больше. А может, все наоборот, может, она и выглядит так и ведет себя так, словно хочет отцу сделать назло. Кто их знает, этих взрослых. Только ведут они себя как дети, честное слово!

А ведь Катя помнила их совсем другими. Раньше они любили друг друга, умели договориться, старались больше времени проводить вместе. Почему же все это ушло? Катя сравнивала их с другими родителями, сравнивала свою семью с семьями подруг, где, как ей казалось, все было благополучно. Вот у Ирки, например, родители вообще не ссорились, хотя мама тоже растолстела, но отцу на это было наплевать, или он не замечал. А у Милки в семье вообще была тишь да гладь, внешне, во всяком случае.

Так что же такое случилось с ее родителями? Почему мама набрасывается на отца, а он или хохмит, или морщится досадливо. Почему он пропадает по вечерам, почему начал пить?

Он разлюбил маму?

«Разлюбил» – слово такое же страшное, как и «развод». Даже пострашнее.

Катя сразу же представила себе себя замужнюю, с двумя детьми, растолстевшую. Вот приходит муж, правда, она не могла представить себе конкретного мужа, виделся кто-то расплывчатый, слово такое есть… да, гипотетический. И вот приходит этот гипопо… тетический муж, а она вся зареванная и толстая, и дети цепляются за подол халата. Фу!

А он такой: «Я тебя разлюбил, давай разводиться!».

Первое, что пришло в голову.

– Да пошел ты! – сквозь зубы процедила Катя.

Вот так. Она без сожаления отказывается от мужа. Но ведь это и не муж вовсе, а какой-то гиппопотам, которого Катя знать не знает и в глаза не видела, и детей никаких нет, и вообще она никого не любит. А мама отца любит, поэтому на его «давай разведемся» скрутила фигу и сунула ему под нос «а вот тебе!». И отец ничего не сказал в ответ, проглотил, отстранил ее и в комнату прошел.

Ну, хорошо, допустим, все обойдется, и они не разведутся. Потому что: а как же тогда Катя и Ванька? Они-то ни с кем разводиться не собираются.

Катя закрыла глаза, но веки как будто не желали подчиняться хозяйке, они жили своей жизнью, глаза закрывать не желали, совсем наоборот, они их открывали, да еще и моргали постоянно. Катя всматривалась в темный потолок над головой, ворочалась, перекладывала подушку, взбивала ее – сон не шел!

«Слишком много всего, слишком много… – думала Катя. – Да еще эта толпа во дворе…» Она вспомнила, как стояла, не в силах сдвинуться с места, а на нее неслись молчаливые, вооруженные чем попало парни.

Они могли просто толкнуть ее и пробежать по ее телу, даже не заметив… Но ведь один все-таки остановился. Почему? Почему из всей толпы остановился только один, поднял ведро, извинился? Единственный вменяемый? Но вменяемый человек не может, не должен был бежать с безумцами! Во всяком случае, она, Катя, не побежала бы. Но это она, а то – он, мальчишка, парень… У них там иерархия, стадный инстинкт, что еще? Не побежишь, а тебя потом – вон из стаи. Чокнутые они, эти мальчишки!

Катя вздохнула и мысленно пожелала удачи тому, кто остановился, чтоб поднять ее ведро.

«Пусть у него все будет хорошо и он не пострадает…».

Заснула под утро.

Глава 3. В школе.

– Ни фига не соображаю, – призналась Катя Милке на перемене после первого урока, – глаза закрываются, и все.

– Не выспалась? – спросила подруга.

– Да… мои вчера опять ругались…

– Папашхен опять перебрал? – Подруга понимающе кивнула, она знала о проблемах в Катином семействе.

– Не то слово! Да еще и мама отчудила, заставила его мусор выносить, представляешь?!

Милка хмыкнула.

– Ой, что там вчера было! – оживилась Катя. – Опять где-то драку устроили. То ли наш микрорайон побежал драться с соседним, то ли оттуда на наших напали… В общем, я не знаю. Но я как раз с этим ведром дурацким шла, а они на меня бегут, представляешь!

– Совсем озверели! – Милка покачала головой и уставилась на Катю. – Да ты сама-то как?

Она отмахнулась:

– Я – нормально, не тронули. Да и на фиг я им сдалась…

Милка покрутила пальцем у виска:

– Ну вы там со своим мусором, нашли время тоже!

– Да это все мама, – сказала Катя.

– А по-моему, у вас у всех крыша течет, – нагрубила Милка.

И Катя сдалась:

– Не знаю, может…

С Милкой она дружила давно, еще с детсадовского возраста. Ходили в одну группу. У них даже дни рождения почти в один день – в конце ноября. Из-за этого, кстати, они с Милкой пошли в школу не со своей группой, а на год позже. И теперь бывшие детсадовские друзья посматривали на них свысока, как старшие. А некоторые даже сочувствовали, мол, пришлось учиться с малолетками.

Милка все эти сочувствующие замечания игнорировала и держалась особняком, из-за чего ее недолюбливали в классе. А Кате по большому счету было наплевать, она общалась и с теми, и с этими. Хотя, если совсем честно, детсадовских девчонок не любила. Уж очень они кичились своей взрослостью. А с ребятами дружила: и с Мишкой, и с Серегой, и со Славкой. Был еще Игорек, но он учился вместе с подругами, тоже ноябрьский, бедолага. С ним у Кати не ладилось, он был влюблен в Милку, а Катю почему-то терпеть не мог.

Вообще, в классе периодически все были влюблены. Девчонки шептались на переменах, хихикали, забрасывали мальчишек эсэмэсками, все время ссорились, разыскивали ВКонтакте страницы тех, к кому неровно дышали, следили друг за другом и за парнями, то и дело на сайте появлялся какой-нибудь компромат, кто-то с кем-то объединялся, чтоб наказать еще кого-то. «Мышиная возня, одним словом», – так коротко выразилась Милка. Катя была с ней согласна. Милка утверждала, что никогда не влюблялась. «В кого, скажи на милость?!».

И действительно, в кого? Катя скользила равнодушным взглядом по лицам мальчишек и не понимала, как можно влюбиться? И, главное, зачем?

Летом она ездила к деду с бабушкой, так там тоже все словно с цепи сорвались! Парни резко вытянулись, и когда Катя попыталась по-дружески общаться, как раньше, то была разочарована. У бывших мальчишек, ее друзей детства, тех, с кем она воровала арбузы по ночам, играла в волейбол, без всякой задней мысли гуляла по лесу, у всех у них резко изменилось отношение к Кате, а может, и ко всем девчонкам. Собираясь по вечерам на скамейке у ворот чьего-нибудь дома или на бревнах, повзрослевшие мальчишки ломающимися голосами с надрывом пели блатные песни, пили пиво, курили, и все это на показ, бравируя. Со стороны выглядело смешно. Мальчишки неумело подражали своим старшим братьям и отцам, сплевывали, ругались, норовили приобнять или ущипнуть за руку повыше локтя. Фу… Противно!

Приятельница Раечка шепотом рассказывала о своем парне, которого она обещала ждать из армии. Они встречалась уже два года. Когда она рассказывала о нем, у Кати невольно расширились глаза и «челюсть отвисла». Она-то считала Колю – так звали Раечкиного парня – порядочным молодым человеком, чуть ли не самым порядочным из всех, кого знала. И вот – нате. Здрасьте пожалуйста!

– А ты что? – переспросила Катя у Раечки.

– А ничего! Послала его куда подальше! – ответила та.

– Расстались? – не поняла Катя.

– Вот еще! – фыркнула Раечка. – Я ему заявила: «Женись сначала!» А он мне знаешь что?

– Что?

– Я, говорит, в армию иду, а ты тут другого себе заведешь! А я ему: если ты мне сейчас не веришь, то после и вовсе верить не будешь. Так что нам лучше сразу расстаться.

– А он?

Раечка пожала плечами и усмехнулась:

– Ничего, проглотил… Как миленький! Не хватало еще! Я знаю, кто ему этих песен напел! Дружбаны его – придурки! – Когда она говорила, у нее глаза сделались злые, Катя видела и все еще недоумевала.

– Раечка, но ведь тебе только шестнадцать! Ты действительно хочешь за него замуж? Ждать будешь?

– Почти семнадцать, – уточнила та, – да, собираюсь ждать, а что плохого? Но до свадьбы – ни-ни! Знаю я их! – И она для убедительности погрозила кому-то кулаком. – Сначала дай да дай, люблю – не могу! Разведет такой девчонку, а потом над ней смеется! Не на ту напали!

У Кати заполошно билось сердце и кровь приливала к щекам. Раечка старше ее на год, а рассуждает как взрослая женщина. Ну, выйдет она замуж за своего Колю, а дальше что? Что они будут делать вдвоем? Ни профессии, ни образования… Так и останутся сидеть в своем заштатном поселке, кур разведут, кроликов… Коля начнет пить, как все тут пьют, потому что работать негде и делать нечего. А до города 180 километров.

Навидалась Катя этих молоденьких жен. Раечкина подружка – Валя, ей девятнадцать, замуж вышла, как раз в начале прошлого лета. Свадьбу гуляли всей улицей. А потом Валя прибегала к Раечке и, оттянув ворот халатика, хвасталась синяками на шее.

– Он что, бил ее, что ли? – осторожно спросила Катя у Рачки, когда Валя, сославшись на занятость, убежала.

Раечка покосилась на Катю и заявила свысока:

– Ты что? Маленькая? Это засосы! Любит он ее сильно, поняла?

Катя кивнула, не решившись признаться, что ничего не поняла. Но потом, уже вернувшись домой, она все думала и думала, и никак не могла понять такой «любви». Не могла представить себе, как кто-то чужой ляжет с ней в постель и будет распоряжаться ее телом, после чего на нем останутся вот такие, как у Вали, отвратительные следы.

«Ни за что! – твердила Катя. – Не пойду замуж!».

Вернувшись домой, она, естественно, поделилась с Милкой своими мыслями. У той лицо осталось непроницаемым и равнодушным.

– Фигня это все, – заключила подруга, – они там на свежем воздухе созревают быстрее, чем мы тут, в городе. В Африке вон тоже…

– Ты еще сюда какую-нибудь Бразилию приплети, – рассмеялась Катя, – раньше и у нас замуж выдавали в тринадцать, четырнадцать, в деревнях особенно. Так что мы с тобой уже старушки! Помнишь, у Пушкина, в «Метели»? – и Катя продекламировала: —…Она была уже не молода, ей минуло двадцать…

– Ну, до двадцати еще дожить надо, – усмехнулась Милка, – и потом, ты видела, какие бывают парни двадцатилетние? Очень даже ничего!

Катя тут же представила себе своего соседа – здоровенного красавца Вадьку. Что и говорить, смотреть на него – одно удовольствие, с буйными темными кудрями, кареглазый, лицо точеное, прям хоть картину пиши – какого-нибудь «Демона», как у Врубеля. А поговорить – дурак дураком и уши холодные! Да еще и пристает вечно! Надоел до ужаса! В подъезд заходить страшно.

– Ну, не знаю, – вздохнув, отозвалась Катя.

– Забудь, – посоветовала Милка. – Лично мне в нашем городишке никто не нужен. Я себе получше найду. А это все, – она сделала широкий жест руками, – музыка для бедных.

Нет, Катя не спорила. Может, конечно, и для бедных. Вот, по телевизору показывали девушек из провинции, тех, кто вырвался из маленьких городков и поселков, тех, которые чего-то добились. Они тоже говорили, что с самого раннего возраста всеми силами мечтали уехать, рассказывали о том, как им ужасно жилось, как они из кожи вон лезли, только бы уехать! Но ведь уехать мало. Надо еще и удержаться там, куда уехала. Надо образование получить, работу найти, надо быть сильнее, умнее, красивее конкуренток.

И все эти успешные девушки в один голос утверждали, что ни о каких парнях они не думали. Боялись их, сторонились!

Так что, Милка, пожалуй, права. Надо сразу поставить себе цель и не отвлекаться на всякие глупости. Катя и не отвлекалась. Просто… Ну, можно же с кем-то пообщаться… Нет, ничего серьезного, так… Для общего развития… Не обязательно влюбляться, но если вдруг встретится такой парень, хороший, в общем… Нет, она не собирается никого специально искать. А вдруг?

О принцах, разумеется, речи нет, но даже в Катиной школе наблюдались вполне приличные ребята. Их идиотами никак не назовешь. Катя была уверена в том, что они после школы учиться поедут. И кто знает, кем они станут через несколько лет…

Глава 4. Мечты.

Это была излюбленная тема у подруг: когда же, наконец, закончится эта дурацкая школа и можно будет свалить из надоевшего серого мирка в большой сверкающий мир. Будущее и пугало своей неопределенностью, и будоражило, и манило. Уж там-то, в этом необозримом светлом будущем, их ждут настоящие принцы! Еще бы! В светлое будущее придурков не пускают, им там просто нет места. Всякие-разные отморозки останутся в сером безрадостном прошлом и буду влачить жалкое бесцельное существование в таких мелких городишках, где зачем-то обосновались родители Кати и Милки.

Катя не раз спрашивала у родителей, зачем они сюда приехали? И каждый раз слышала «по распределению». Мама еще добавляла, мол, здесь сразу квартиру давали, а в других местах пришлось бы годами ждать, ну и еще про то, что кому были нужны нищие студенты, без связей? Мама вообще часто говорила о том, что на жизнь надо смотреть реалистично и не ждать каких-то невообразимых чудес. И мечтать не надо. А надо учиться, получать специальность, которая поможет заработать на кусок хлеба, ну и все такое прочее, давно набившее оскомину. Поэтому стоило Кате заикнуться о том, что она хочет поступать на журналистику, как мама начинала насмехаться.

– Какая журналистика? Кому ты там нужна? Там от своих отбоя нет, а тут еще ты! Только время зря потратишь! Да и не поступишь ты… а если и поступишь, что потом? Кто тебя будет продвигать? У нас нет таких связей, мы люди простые, без выкрутасов. Так что не суйся, не порть себе жизнь. Сук надо по себе рубить.

Ее слова звучали вполне убедительно. Временами Катя даже начинала верить маме. Ведь она ей добра желает, она старше, умнее, лучше знает жизнь. Но что же тогда получается? А получается, что ей – Кате, нет хода из маленького городишки в большой блистающий мир. Ей надо смириться с той жизнью, которой живут все ее знакомые. И стремиться ни к чему не надо, а надо жить, как другие, не высовываться и быть довольной тем, что есть. Весьма безрадостное будущее рисовалось Кате, пугающее и бесперспективное. Зачем тогда жить? Для чего учиться? Не проще ли забить на все, шататься по городу, сидеть допоздна у подъезда, хихикать над плоскими шуточками соседских парней, выскочить за кого-нибудь замуж…

Ну уж нет! Стоило только представить себе такую жизнь, становилось совсем худо. Катя встряхивала головой, прогоняя мрачные мысли, и приказывала себе никогда так не думать! Никогда!!!

Потому что – и она хорошо понимала это – в ее городе жили не только придурки и отморозки, но и вполне приличные люди, такие, как ее родители и родители Милки, Иры, многих ее одноклассников. Они все были нормальными людьми, волею случая обитающими именно в этом городе. А таких городов в стране – многие тысячи! И нормальных людей гораздо больше, чем плохих. Если бы было наоборот, то мир давно бы рухнул.

И, если уж совсем честно, то и парни хорошие тоже есть. Например, Катин сосед снизу – Сережа, или Игорь из третьего подъезда. А еще им с Милкой нравился Олег, только он уже в одиннадцатом классе, а Милке нравится одиннадцатиклассник Илья, да и самой Кате он тоже немного нравится. Ну, может, больше из солидарности с Милкой… Но чтоб влюбиться – нет! Катя никогда ни в кого не влюблялась, как и Милка. И они даже гордились этим.

Но когда все вокруг только и говорят о любви, когда о ней написано во всех книгах, когда по телевизору – тоже любовь, становится как-то неуютно, не по себе, что ли… Какая она – любовь?

Прошлым летом деревенская подружка буквально навязала Кате одного парня. Его звали Сашей. Он был не из их компании, так, иногда приходил посидеть на бревнах. Катя сразу выделила его из всех, потому что он не матерился, не пил пиво, не курил и вообще вел себя не так, как ее приятели. Нормальные, в общем, мальчишки, только очень уж развязные. «С виду дядьки, а умом – младенцы», – пренебрежительно отзывалась приятельница. Катя откровенно скучала и предпочитала валяться с книжкой в гамаке. От скуки вечером выходила на бревна, или в парк, или «на дискотеку». И все время страдала из-за того, что даже поговорить толком не с кем.

А тут этот Саша, такой спокойный, аккуратный, и лицо у него открытое, чистое, и глаза красивые. А подруга рада стараться: «Он тебе понравился? Да? Понравился? Я сразу заметила! Хочешь, я вас сведу?» Катя испугалась, что значит «сведу»? Ерунда какая-то! Но подруга не отставала:

– Будет здорово, если мы будем гулять двумя парами: я с Колей и ты с Сашей. Все обзавидуются!

– Да почему я должна с ним гулять?! – пугалась Катя. – Я просто хотела пообщаться…

Раечка подхватила:

– Вот и пообщаетесь! Он парень нормальный. Семья хорошая. Мама учительница, а не кто-нибудь там…

– Да, но зачем нас сводить? – не понимала Катя.

– Ну а как еще? – удивилась подружка.

Катя пожала плечами:

– Не знаю…

– Не знаю! – передразнила Раечка. – Зато я знаю. Вот, сегодня вечером он тебя позовет пройтись, так ты не отказывайся.

Катя испугалась еще сильнее:

– Откуда ты знаешь, что позовет?

– Знаю, – загадочно сообщила Раечка.

Вечером было прохладно после дождя и сыро. Катя накинула куртку и вышла на улицу. Было еще светло. На бревнах уже сидели, подстелив куски клеенки. Парни заулыбались, увидев Катю, подвинулись, давая место. Раечка многозначительно улыбнулась. Она сидела в обнимку со своим Колей, а рядом – Саша. Катя взглянул на него, и ей показалось, что он бледнее обычного. Она отказалась садиться, замерла нерешительно, хотелось уйти домой, и она лихорадочно искала предлог, чтоб никого не обидеть. И в этот момент Раечка медленно поднялась со своего места, потянула за руку Колю.

– Ну, мы пойдем, – сообщила, ни к кому конкретно не обращаясь.

Парни, как обычно, немного позубоскалили, отпуская плоские шуточки, но негромко и беззлобно, а так, вроде положено.

Саша тоже поднялся и шагнул прямо к Кате.

– Прогуляемся? – спросил напряженно.

То ли от неожиданности, то ли машинально, но она безвольно кивнула и пошла рядом, следом за удаляющимися Раечкой и Колей.

Катя испытывала мучительную неловкость, Саша, судя по всему, тоже. Некоторое время они молчали. Но потом Саша попытался начать разговор. Спросил ее, часто ли она приезжает к бабушке и как ей тут нравится. Вежливый такой вопрос, ничего не значащий. Но она ответила, тщательно подбирая слова, что да, приезжает часто, и ей нравится. Хотя понимала, Саше, скорее всего, все про нее известно, в деревне ничего не скроешь, все на виду. Потом он зачем-то спросил, как называется ее город. Выслушав ответ, покивал, сказал «здорово жить в городе – не то что у нас, в захолустье…» Катя подумала: «Знал бы ты, какое у нас захолустье!» – но промолчала. Разговор не клеился. Саша изо всех сил старался, но получалось у него не очень. Они бродили по сырым поселковым улицам, стараясь не касаться друг друга локтями. Кате хотелось домой, но как сказать об этом Саше?

– Ты не замерзла? – поинтересовался он.

– Нет, – честно ответила она.

– Посидим? – Он указал на скамейку у чьего-то забора. Катя согласилась. Она окончательно потеряла всякий интерес к Саше. Если раньше он казался ей симпатичным, то теперь, озябший и бледный, вызывал даже не жалость, а легкое отвращение. И еще он был нудным! Ужасно нудным! Ну просто невозможно! Как же это парень может быть таким! Он медленно произносил слова, часто повторялся, словно отвечал плохо выученный параграф из школьного учебника.

– Уже поздно, – решилась Катя, – домой пора…

Он слегка встрепенулся, даже щеки зарозовели.

– Посидим еще немного! – почти взмолился.

Катя вздохнула:

– Ну, если немного…

Он робко взял ее за руку, склонился вперед, рассматривая что-то под ногами.

– Я книгу читал недавно, – начал Саша, – там тоже… про одного парня… он девушку полюбил… Там описано, в общем, у нее на виске билась синяя жилка, и ему очень хотелось поцеловать ее в этот висок…

Катя покосилась на него, неужели он намекает на поцелуй? Он не повернул головы, так и сидел, согнувшись, только резче обозначились скулы, и губы были плотно сжаты.

– Хорошая книга? – светским тоном поинтересовалась Катя. – Как называется?

Он наморщил лоб:

– Не помню…

– Жаль… Саш, ты извини, но мне действительно пора.

Он безропотно проводил ее до калитки, пожал руку на прощанье. Спросил, выйдет ли она завтра.

– Посмотрим, – неопределенно ответила Катя.

Дома перед зеркалом она вглядывалась в свое отражение, пыталась рассмотреть синюю жилку на виске, и не нашла никакой жилки. Катя прислушалась к себе: никакого трепета, ничего, даже отдаленно напоминающего тот любовный восторг, о котором так много пишут в книгах и показывают в кино.

С Сашей она потом встречалась еще пару раз, а после старательно свела их знакомство на нет. Аккуратно, чтоб не обидеть.

Раечке объяснила так:

– Он не герой моего романа.

Подруга выслушала довольно равнодушно. Оказалось, Саша тоже не был влюблен, ему просто нравилось гулять с городской девчонкой.

Глава 5. Рыцарские турниры.

Совсем другое дело сосед Сережа. Он жил этажом ниже, и они с Катей частенько перестукивались по батарее.

Родители получили эту квартиру, когда Кате исполнилось тринадцать. До этого жили в крохотной хрущевке с проходными комнатами. Переезжали недалеко – в новый микрорайон по соседству. У них в городе все недалеко. Катя помогала разгружать вещи, как вдруг к ним подошел незнакомый парень, вежливо поздоровался, перехватил у Катиной мамы коробку, осведомился, на какой этаж нести, и быстренько взбежал наверх. Потом подошел мужчина, как оказалось, отец Сережи. Все вместе они скоро перетащили вещи и как-то так сразу подружились. Точнее, у родителей возникли такие добрососедские отношения, когда можно запросто заглянуть друг к другу, спросить соли или еще чего-нибудь.

– Люди они, конечно, простые, – говорила мама, – но очень хорошие. И дети замечательные. Что значит, правильное воспитание!

С Сережей виделись не часто. Он учился в колледже при комбинате, так что застать его дома было практически невозможно. Да и у Кати свободного времени совсем не было. Но иногда, иногда она приходила домой пораньше, если, например, не было последнего урока, и у нее выдавалась пара часов абсолютной свободы. И находило такое настроение, когда ничего не хочется делать. Тогда Катя просто выходила на балкон или смотрела в окно.

Однажды, в прошлом году, дело было уже весной, в середине марта, она увидела, как Сережа возвращается домой. Он поднял голову, как будто случайно, как будто почувствовал ее взгляд. Он сразу же заметил Катю, улыбнулся, махнул рукой. Она махнула в ответ. А спустя несколько минут услышала негромкий стук по батарее. Сначала подумала, что у кого-то из соседей что-то чинят. Но стук повторился, а потом и телефон зазвонил. Катя ответила.

– Привет, соседка, – услышала она Сережин голос, – я стучу, стучу, а ты не отвечаешь.

– Так это ты стучишь! – удивилась Катя. – А я не поняла… А зачем?

Он засмеялся:

– Да просто, мы в старом доме всегда перестукивались.

– А-а…

– Что делаешь?

– Бездельничаю. – Она невольно улыбнулась. – А ты только что из колледжа?

– Ага, четыре пары было, потом еще автобус ждал.

– А я сегодня пораньше освободилась…

– Ты хоть бы в гости пригласила, соседка, – весело предложил он.

Катя, хоть и растерялась немного, но все же согласилась:

– Приходи, конечно.

Он замялся:

– Точно? А то скажешь: вот, навязался на мою голову!

Катя рассмеялась:

– Нет, что ты. Заходи прямо сейчас.

Сережа поднялся через несколько минут. Веселый. От чая отказался: «Не, спасибо, я уже похавал…» С ним было очень просто, как с родным братом. Даже проще, потому что брат-то у Кати маленький еще, с ним не поговоришь особенно, а Сережа все понимал с полуслова. И вообще, вскоре Кате уже казалось, что они знакомы тысячу лет и все друг о друге знают. Катя знала, что Сережа скучает по старому дому и друзьям, поэтому на выходные неизменно пропадает из дома, ездит к ним.

– Никак не привыкну, – говорил он, – все чужие какие-то, даже не здороваются друг с другом, а у нас никто никогда двери не закрывал. Можно сказать, жили одной семьей.

– А мне казалось, ты такой общительный и уже со всеми познакомился, – заметила Катя. – Ирка говорила, что вы несколько раз общались, и ребята из соседних подъездов тоже.

– Да ну, – отмахнулся Сережа, – у Ирки на меня смотрели как на жениха, – он рассмеялся.

Катя не выдержала и тоже расхохоталась. Она представила себе, как Сережа явился в гости и как его принимало Иркино семейство.

– Это они от неожиданности, – предположила Катя.

– Ну, может, – согласился Сережа, – но все равно смешно, и я сбежал.

Пока они болтали, Сережа машинально рисовал что-то на клочке бумаги. Катя посмотрела и ахнула:

– Вот это да! Сережка! Да ты настоящий художник!

Он чуть заметно покраснел, но было видно, что ему приятна похвала.

– Да это так, баловство, одним словом…

Катя отобрала у него листок с рисунком. На рисунке простым карандашом Сережа набросал двух сражающихся рыцарей. И это действительно было здорово. Было заметно, что один из сражающихся уже ранен и вынужден отступить и защищаться, а другой наседал, размахивая мечом. Вокруг них метались тени, была видна часть галереи и чадящий факел в стене. Очень живая картинка. Катя так и сказала:

– Живая картинка. Глядя на нее, можно представить целую историю. На замок барона напали враги. Защитники замка отчаянно защищались, но силы были неравны, и замок пал. Теперь бой идет за каждый сантиметр, сражаются те, кто уцелел, с теми, кто во что бы то ни стало желает захватить замок. Вот, старый барон сам вынужден отражать атаку, но его противник моложе и сильнее…

– Может быть, – задумчиво произнес Сережа.

– Ты где-нибудь учился рисовать? – переспросила Катя.

– Нет… это так, для себя…

– Удивительно! Как это у тебя получается? Наверное, любишь компьютерные игрушки?

Сережа покачал головой:

– Не очень. Я больше читать люблю, ну и фильмы тоже.

– А, исторические, в смысле рыцарские романы? – снова переспросила Катя.

– Типа того.

И Сережа рассказал, что его друзья сами делают доспехи и оружие, а потом устраивают настоящие сражения, точнее, рыцарские турниры, не всерьез, конечно. Просто пытаются восстановить некоторые эпизоды из книг и фильмов. А он помогает, рисует эскизы.

– Как интересно! – восхитилась Катя. – Я слышала, что есть люди, которые занимаются такими вещами… как это? – она пощелкала пальцами. – По-моему, это называется реконструкция?

Сережа пожал плечами:

– Да я как-то не спрашивал…

– Неважно… – отмахнулась Катя, – вот бы посмотреть!

Сережа на секунду задумался, а потом предложил:

– Хочешь, поедем со мной в следующие выходные?

Кате, естественно, очень хотелось поехать и посмотреть, но она не была уверена, что ее отпустят родители. Весна – самое начало дачной поры. Теперь все выходные родители будут проводить на даче, о том, чтоб остаться дома, не может быть речи.

– Не знаю… – вздохнула Катя, – родители поедут на дачу. Если без ночевки, возможно, мне удастся их уговорить и остаться, тогда я смогу с тобой пойти, если – нет, то… – И она с сожалением развела руками.

– О, так это, – спохватился Сережа, – давай я тебя отпрошу?

Катя с сомнением покачала головой. Сережа искренне удивился:

– Ну, своих попрошу, они объяснят, чтоб твои не волновались. И переночуешь у нас.

Катя испуганно замахала руками:

– Ты что! Ни в коем случае!

– Почему? – недоуменно переспросил Сережа.

Катя смутилась. Как ему объяснить? У ее мамы очень жесткие правила и представления. Если Катя будет ночевать в доме у чужих людей, да к тому же у них есть взрослый сын… Нет, ни мама, ни отец не поймут и не одобрят, да еще, скорее всего, будет скандал, и Кате вообще запретят встречаться с Сережей.

Сережа посмотрел на нее молча и, кажется, сам все понял. Вздохнул разочарованно, но ничего не сказал. А Катя подумала, что для него действительно не было ничего такого в том, чтобы отпросить ее у родителей, и в том, чтобы она переночевала у него дома. Наверное, в его старом дворе все соседи жили дружно, действительно дружно, оставляли друг другу детей, ходили в гости, одалживались, ночевали… Но она сразу же вспомнила деревенские нравы. Да, пока девчонка маленькая, она носится рядом с мальчишками и ведет себя зачастую так же. Но лет с 12–13 все резко меняется. Девчонки как бы отдаляются от мальчишек, у тех и других возникают свои компании, свои интересы и свои тайны. И уж точно родители ни за что не отпустят дочку с ночевкой в другую семью, если там есть взрослые парни. Мало ли что… Если она будет в 13 лет по ночам где-то ошиваться, то кто ее потом замуж возьмет? В деревне все на виду. Если о девушке пойдет дурная слава, она потом не отмоется. Конечно, не все боятся и всякое случается. В конце концов, из деревни можно уехать и начать жизнь с начала, с чистого листа. Никто не удержит. Но до сих пор деревенские нравы хранят остатки прежней строгости. Пусть только внешне. Пусть за благообразным фасадом прячется все, что угодно, но фасад стоит. Время от времени он подновляется, изо всех сил демонстрируя нравственное превосходство перед городом. Но прячь не прячь, а почти у всех Катиных приятелей и подружек пьющие отцы, хозяйство и семейное благополучие полностью лежит на плечах матерей, а то и бабушек, дети живут гораздо беднее и труднее своих городских сверстников. Нет, конечно, есть и крепкие семьи, трудолюбивые, зажиточные, но таких единицы. Говорят, раньше было по-другому. Когда раньше-то? При царе Горохе, что ли? Катя все время путалась в этих «раньше». Ведь у каждого свое мнение. А как понять, что на самом деле правда?

Вопросов много, а ответов – их тоже много, но они противоречивы. Вот, например, хочет ли Катя, чтоб все окружающие думали, будто Сережа – ее парень? Да она даже не знает его толком. Так что, возможно, будет лучше не усложнять отношений с ним и уж тем более не вмешивать в эти отношения родителей. Одно дело – сходить с Сережей на турнир, который устраивают его друзья. И совсем другое – остаться у него ночевать. Это, знаете ли, обязывает… А Катя вовсе не хотела быть ему обязанной.

Сережа что-то еще рассказывал, но она почти не слушала. Взглянула на часы: пора идти в детский сад за братом. Сказала об этом Сереже. И еще попросила у него, чтоб он подарил ей рисунок с рыцарями. А он пообещал ей нарисовать целую картину. Все-таки он очень хороший парень.

Глава 6. Что такое «общественное мнение».

Увидев Сережину картину на стене Катиной комнаты, Милка сморщила носик.

– Так себе, – заявила она.

– А мне нравится! – Катя даже нахмурилась.

– Ну и пожалуйста, – отозвалась Милка, – только, на мой взгляд – это детский сад и совсем не подходит для тебя.

– Почему? – удивилась Катя.

– Потому что эта картинка не для девчонки, она для мальчишки, ясно?

– По-твоему, у девчонок только розовые мишки с сердечками должны быть на стенах? – насмешливо спросила Катя.

– Ты видела у меня в комнате розовые сердечки? – разозлилась Милка.

Чуть не поссорились. Но картину Катя не сняла. А потом Сережа ей еще одну нарисовал, там были ковбои, лошади, прерия, Дикий Запад, одним словом. Ванька с восторгом рассматривал Сережины рисунки, просил: «Ты мне подаришь?» А Катя думала, может, Милка права? Может, эти картинки действительно для мальчишек? Но Ирке Сережины рисунки тоже нравились. Правда, она спрашивала, может ли Сережа нарисовать что-нибудь другое, романтическое: принцессу в окне башни, или, еще лучше, если бы прекрасный юноша спасал девушку из лап чудовища. Или они вдвоем на коне, как на знаменитой картине Васнецова, где Иван-Царевич и Елена Прекрасная скачут на Сером Волке.

Катя эту просьбу передала. И Сережа нарисовал для Ирки душераздирающую сценку: сражающиеся на шпагах дворяне, все как положено, в камзолах, шляпы сброшены на пол; а в углу прижалась к стене испуганная девушка с распущенными волосами, в пышном платье… Ирка была в восторге.

Однако отношение к Сереже не изменилось. Милка осталась к нему абсолютно равнодушна, как и к его рисункам, а Ирка воспринимала его просто как хорошего парня. Хотя Ирка влюблялась вообще во всех. Ей только покажи нового мальчишку, как она сразу же ахать начинает: «Ах, ах, какой он классный!» Смешно, честное слово! Она и в школе в кого-то влюблена, и в Игоря из соседнего подъезда, и еще в одного мальчишку, Артема. Он приезжал к родственникам ненадолго, так Ирка в него сразу же влюбилась. У Кати от всех ее любовей голова кругом! Зато сама Ирка все время восторженная такая, глаза блестят, волнуется… Правда, не всегда удается с первого раза понять, о ком на этот раз Ирка рассказывает. Ей бы лучше всего не называть имен, а петь бесконечную оду прекрасному принцу. Какая разница, как его зовут, главное – Ирка влюблена! Другие страдают от неразделенной любви, а Ирка – хоть бы что! Влюблена и счастлива! Ей достаточно мечты о том, в кого она влюблена. Однажды Катя спросила:

– А что будет, если он предложит тебе встречаться? На свидание пригласит?

Ирка замерла, испуганно уставившись на Катю, потом схватилась за густо покрасневшие щеки.

– Ой, ну не зна-а-аю… – пролепетала.

В общем, с ней все ясно. Книжек начиталась, фильмов насмотрелась и каждый раз придумывает себе романтического героя, глядя на соседского парня или одноклассника. А ведь они совсем не похожи на принцев. Обыкновенные мальчишки.

Глава 7. Выдумать героя.

Иногда после уроков, если было свободное время, Катя и Милка ходили друг к другу в гости, или к Ирке, в общем, к кому-нибудь, у кого родителей дома не было. Хотя Ирка с Милкой не особенно дружили. Милка за глаза говорила, что Ирка глуповата. А Ирка называла Милку гордячкой.

Бывало, что ссорились, но так, ненадолго. Но недавно Иркины родители купили дом в пригороде и семейство переехало. Без нее Кате стало как-то пусто. Раньше она могла запросто заскочить к подруге, просто поболтать, или посидеть вместе на скамейке у дома. А теперь они общались по телефону да изредка навещали друг друга. Ирка перевелась в другую школу.

Катя никогда не страдала от отсутствия подруг. И в школе, и во дворе у нее всегда были приятели и приятельницы, она легко знакомилась и со всеми находила общий язык. А Милка, наоборот, сторонилась новых людей. Попадая в незнакомую компанию, смотрела букой. Да еще и на Катю набрасывалась:

– Зачем ты с ними общаешься?!

Катя обычно пожимала плечами:

– Просто…

– Не понимаю! – возмущалась Милка, и цитировала своего любимого Омара Хайяма «Ты лучше голодай, чем что попало ешь. И лучше будь один, чем вместе с кем попало!».

– Что они тебе сделали? – вступалась Катя за девчонок из своего двора или за непопулярных одноклассников.

– У меня не может быть с ними ничего общего, – отвечала Милка, – надо уметь выбирать друзей, а не распыляться на всех. Все равно на всех тебя не хватит. Лучше с умным потерять, чем с дураком найти!

– Да у тебя все дураки, – смеялась Катя. Но Милка даже не улыбалась. Она действительно очень серьезно относилась к своему окружению.

Эту пословицу о дураках и умных очень любила повторять Катина мама. Может быть, поэтому у нее почти не было друзей? Зато у отца их множество. Хотя, наверное, трудно назвать всех знакомых друзьями, скорее они были приятелями. Но что плохого в том, что люди к тебе тянутся?

Мама говорит отцу, что его просто используют, а он смеется и уходит от ответа. А еще она говорит, что нельзя пить с подчиненными, что друзья должны быть ровней, или выше тебя, тогда ты сможешь что-то получить и от них, а не только отдавать.

Все ищут во всем выгоду. И все пытаются воспитывать Катю. Если бы еще знать, кто прав!

Глава 8. Когда тебе пятнадцать.

Она возвращалась из школы уставшая, брела по осенним лужам, не глядя под ноги. Тяжелая сумка с учебниками оттягивала плечо, но Катя перестала ее замечать.

В подъезде столкнулась с соседскими парнями, курили на лестнице. Увидев ее, загородили дорогу:

– О, кого мы видим!

– Ученица, отличница!

– Сколько пятерок нахватала! Еле сумку тащит!

Катя опустила голову, попыталась отшутиться и проскользнуть мимо них, не пустили:

– Ты что это, красивая, зазналась?

– Постой с нами, расскажи, как живешь!

Вздохнула обреченно:

– Нормально живу.

– А че не выходишь?

– Ей наша компания не нравится!

– Ребят, не выдумывайте, – возмутилась она, – куда выходить-то? В подъезде постоять?

– Небось мама с папкой заругают, ага?

– Вас небось тоже ругают, – усмехнулась Катя, – целыми днями ошиваетесь тут, окурки бросаете, ругаетесь, кому понравится?

Парни захохотали, загалдели разом:

– О, воспитательница наша!

Конечно, громче всех Владька, ему уже девятнадцать, а тусуется с пацанами. Придурок великовозрастный. Хорошо, что не один, а то непременно бы начал руки распускать.

Спас Катю Сережа. Дверь хлопнула, вошел в подъезд, поднялся:

– Привет, народ. – Руки всем пожал, Катю в щеку чмокнул. Она бочком-бочком и протиснулась мимо, взбежала по лестнице. Оглянулась, Сережка ей подмигнул. Она кивнула – «спасибо». Поняли друг друга.

Дома тишина. Нет никого. Хорошо! Катя переоделась, плюхнулась на диван, закрыла глаза и просидела минут пятнадцать. Делать ничего не хотелось.

А потом зазвонил телефон. Пришлось встать, снять трубку.

– Привет еще раз, – услышала она Сережин голос, – чего делаешь?

– Да так…

– Я че спросить хотел, не обижают тебя?

– Да ну, – отозвалась она, – так, ерунда, от безделья пристают…

– Смотри, а то, может, поговорить? Чтоб не лезли?

– Не стоит. Свои же все.

– Ну смотри… Да, у нас вечеринка намечается, в пятницу, хотел пригласить…

– Где? – спросила Катя.

– В колледже. У нас там в основном одни парни, так что с девчонками трабл, выручай.

– Можно, конечно. – Катя задумалась, почему бы и нет? Только надо бы кого-нибудь еще позвать. Милка точно откажется. Ирке далеко.

– Да ты не волнуйся, – Сережка словно подслушал ее мысли, – там много знакомых будет. Девчонки со двора придут. Татьяна, Аня, Маша…

Татьяну Катя хорошо знала, двух других не очень, так, встречала несколько раз, они из соседнего двора вроде.

– Ладно, я Тане позвоню, – пообещала Катя.

– О’кей, – обрадовался Сережа, – ну, не буду тебя доставать, устала, наверное? Короче, звони, если что.

Катя положила трубку и вдруг вспомнила о своем обещании Ваньке.

– Совсем из головы вылетело – проговорила с досадой. И что теперь делать? Ванька наверняка ждет ее. А так не хотелось снова одеваться, снова встречаться с соседскими парнями на лестнице.

«А что, если подождать немного? – подумала Катя. – Сейчас уже три часа, скоро придет мама, может, она и за Ванькой зайдет… Брату я что-нибудь совру, например, скажу, что в школе задержалась…».

Катя представила себе недоверчивый Ванькин взгляд исподлобья, и ей стало стыдно. Зачем обещала, если не собиралась выполнять обещание?

Нехотя оделась. Осторожно открыла дверь на площадку, прислушалась. Вроде тихо. Неужели разошлись?

Тихонько прикрыла дверь, щелкнул замок, снова прислушалась – тишина. Повезло? Катя быстро сбежала по лестнице и выскочила на улицу.

По-прежнему моросил дождь. Она не взяла зонт, но как-то сразу забыла о нем, точнее, она и не думала, шлепала по лужам, накинув на голову капюшон куртки.

Раньше ее никто не приглашал на вечеринки. Да и кому приглашать-то? Ведь у нее нет парня. Но ведь Сережа тоже не ее парень. Катя никак не могла понять, почему она согласилась. Она знала, конечно, что многие девчонки стараются проникнуть в какой-нибудь клуб (да и какие у них клубы, название одно). У Катиных родителей одно слово «клуб» вызывает жутко отрицательные эмоции. В городе несколько заведений, днем работающих как обычные кафешки, а вечером превращающихся в злачные места, где собирается местная молодежь. И названия соответствующие: «Бомба», «Гвоздь», «Тина». Собственно, в этих заведениях и сосредоточена ночная жизнь города. Там народ общается, танцует, знакомится, отмечает всякие праздники… И, как следствие, там же вспыхивают драки. Видимо, поэтому у дверей ночных заведений неизменно дежурят машины со стражами порядка. Нет, в клуб родители ни за что не отпустят, даже под страхом смертной казни.

А на дискотеку в колледж? Стоит ли вообще заикаться об этом приглашении? Родители не слишком жалуют даже невинные школьные вечеринки. Не из-за самих вечеринок, конечно, а из-за того, что они поздно кончаются.

Катя думала, думала, голову ломала. С одной стороны, постоянное затворничество начинало ее угнетать. Привыкнув за лето к почти абсолютной свободе (дед с бабушкой не ограничивали ее, Катя могла прийти и около полуночи, никто слова бы не сказал), но одно дело – сонный поселок, почти деревня, и совсем другое – ее город, где вечером действительно небезопасно, всякое может случиться. Взять, к примеру, недавнюю драку. И Катя снова вспомнила несущуюся толпу парней, перевернутое ведро, и ужас, который она пережила.

Она и не заметила, как подошла к детскому саду.

В группе пахло едой, недавно кончился полдник.

Она оказалась права. Ванька ждал ее. Выбежал в раздевалку с горящими щеками. На его мордашке сияла счастливая улыбка. В раздевалку заглянули мальчишки.

– Я же говорил! – с гордостью произнес Ванька. – За мной придут!

По дороге домой он держал Катю за руку и старался вести себя как взрослый.

– Почему мама с папой все время ругаются?

Катя помедлила, но надо было отвечать, и она ответила:

– Не все время…

– А ты за кого? – спросил Ванька.

– Я ни за кого. – Кате стало грустно. – За обоих, – добавила она.

– А мне маму жалко, когда она плачет, – Ванька шмыгнул носом, – когда я вырасту, мама не будет плакать, я ее защитю от всех! И тебя защитю, я буду сильный!

Катя усмехнулась:

– Ну, спасибо тебе, утешил… Ты мне лучше пообещай больше не трогать мои вещи, ладно?

Ванька смутился:

– А я и не трогаю…

– А кто прошлый раз помадой стену изрисовал? – напомнила Катя.

Ваня опустил голову:

– Я просто проверял… Как она рисует.

Катя расхохоталась.

Вообще-то они с Ванькой довольно мирно уживались. Но непоседливый братец время от времени устраивал сюрпризы. Когда был поменьше, приходилось прятать учебники и тетради, иначе Катя рисковала лишиться и того и другого. Однажды Ванька вылил тюбик с клеем на ее диван, приклеив в нему халат, книжку, и еще что-то. Естественно, покрывало было испорчено. Потом из-за брата пришлось делать ремонт, потому что он расписал стены губной помадой. А еще он изготавливал самодельные пистоны, набивал ими спичечные коробки и взрывал не только на улице, но и дома. Он терзал мамину швейную машинку, таскал отцовские инструменты, что-то подпиливал, высверливал, он все время с кем-то дрался, одним словом, беспокойный братец попался. Бывало, что они сильно ссорились, но не долго. Катя любила его, он ее, наверное, тоже.

Мама была дома.

– О, Ванечка! А что так рано? – спросила удивленно.

– Я пообещала, – коротко ответила Катя.

Улучив момент, когда Ванька занялся своими игрушками, Катя вошла на кухню и, стараясь говорить спокойно, попросила:

– Мам, прекрати ругаться с отцом при Ваньке.

Мама резко отвернулась к окну.

– Что же мне – молчать? – бросила раздраженно.

– Не знаю… – Катя почувствовала себя неловко, она действительно не знала, что надо делать в таких случаях, но все-таки решила настоять на своем. – В любом случае не надо орать на весь дом, особенно когда папуля выпивши. Разбирайтесь с вашими проблемами спокойно, как взрослые люди.

Мама так и стояла, повернувшись к окну. Кате показалось, что она снова плачет.

– Вот посмотрим, как ты будешь жить, – прошептала мама, – советы давать – все умные…

– Я не знаю, как буду жить, – отчеканила Катя, – но уж точно не так, как ты!

– Цыплят по осени считают, – горько усмехнулась мама.

Вбежал Ванька, и разговор прервался.

Но вечер прошел спокойно. Отец пришел вовремя, мама вела себя сдержанно. Поужинали. Затем смотрели телевизор. Ванька притащил конструктор, и они с папой мирно что-то собирали.

Катя, чтоб не нарушить хрупкую идиллию, не рискнула спросить о вечеринке.

«Потом», – решила она.

Глава 9. Девчонки.

– Мам, Сережа приглашает меня на вечер.

– Какой еще вечер? – нахмурилась мама. – Что за Сережа?

– Сережа – наш сосед, – терпеливо объяснила Катя, – а вечер у него в колледже.

– С чего бы это?

Мама ловко слепила последнюю котлету и выложила на сковородку. Тыльной стороной ладони откинула прядь волос, упавшую на лоб.

– Ни с чего, просто так, – ответила Катя.

– А просто так там делать нечего.

– Может, и нечего, – Катя потихоньку вскипала. «Нравится ей, что ли, демонстрировать свою власть надо мной?» – думала она. У нее не было особенного желания идти на вечеринку. Если бы мама равнодушно пожала плечами и разрешила, Катя, возможно, передумала бы.

– Мне всю жизнь дома сидеть?! – огрызнулась.

– Могла бы найти какое-нибудь более интеллектуальное занятие, – парировала мама.

Катя не выдержала и рассмеялась.

– Чего ты смеешься?! – рассердилась мама, – Сережа, конечно, мальчик хороший, но я не знаю, как к этому отнесется папа. Спроси у него.

«Достала!» – подумала Катя. Теперь еще надо будет кланяться папуле и выслушивать его наставления. Как будто Катя собирается в дальнюю дорогу, длительную командировку на поиски саблезубых тигров. И главное, в прошлом году на экскурсию в Питер без звука отпустили. В лагере на Черном море была два раза! А тут – вечером сходить на дискотеку! Какая проблема!

Как она и предполагала, папа отнесся к ее сообщению без энтузиазма. Если бы она сорвалась и разрыдалась, то, вероятнее всего, никуда не отпустили бы. Но на этот раз Катя нашла в себе силы, сдержалась и настояла на своем.

– Я могла бы ничего не говорить вам, – заявила она родителям, – могла бы соврать, и вы ничего бы не узнали. Хотите, чтоб я так поступала?

– Нет, вы посмотрите на нее, – только и смогла сказать мама.

– Иди, пожалуйста, – папа явно расстроился, – но чтоб в девять была дома! – это его обычная присказка.

– Не знаю еще, – фыркнула Катя, – может, и не пойду.

Она осталась собой довольна.

Теперь можно и девчонкам позвонить, узнать у них, как там и что.

Этих девчонок родители Кати не особенно жаловали. Прямо ей не запрещали общаться с ними, но всякий раз, когда Таня заходила к Кате, мама поджимала губы. А потом вдруг начинала суетиться и предлагать Тане покушать. Таня никогда не соглашалась. Испуганно качала головой: «Нет-нет, спасибо, я только что поела!» То ли стеснялась, то ли ее дома так приучили, Катя не знала. Но Таня даже от чая отказывалась.

Однажды, еще прошлой зимой, Таня забежала на несколько минут по какому-то делу, поспешно скинула в прихожей старенькие демисезонные ботинки. Катина мама уставилась на эти ботинки и со всегдашней своей несдержанностью спросила:

– Таня, у тебя, что же, зимней обуви нет?

Та смутилась, опустила голову, промямлила что-то неразборчивое: «Это так, я на несколько минут…» И быстро проскользнула в Катину комнату. Там она тихонько призналась:

– Старые сапоги развалились, а новые еще не успели купить…

Она как будто оправдывалась, ей было стыдно за обувь, а Кате – за мамину неделикатность. Катя попыталась замять неприятность:

– Ладно тебе, расслабься, кому какое дело!

Но мама не успокоилась, она громко вздыхала, копалась в шкафу, искала что-то. Потом внесла в Катину комнату свои старые сапоги:

– Вот, совсем хорошие, примерь. Может, великоваты будут, но ничего, носок подденешь.

Таня снова вспыхнула, загорелись щеки, она испуганно замахала руками, чуть не заплакала:

– Что вы, что вы! Спасибо! Нам не надо!

Катина мама удивленно пожала плечами, все еще держа на весу сапоги и протягивая их Тане, она хотела что-то сказать, даже рот открыла, но Катя успела первой.

– Мам, перестань, – негромко, но отчетливо произнесла она.

Мама наконец опустила руку, в которой держала сапоги.

– А что такого? – спросила удивленно. – Я же как лучше хотела! Нельзя девочке босиком, потом аукнется…

– Мам! – воскликнула Катя.

Мама пожала плечами и, развернувшись, вышла, до девочек донеслось:

– Подумаешь, гордая какая! Нашла чем гордиться! Дураки родители, вот и все!

В тот день Таня довольно скоро ушла. Катя проводила ее и, прикрыв дверь в квартиру, чтобы не услышала мама, предложила:

– Тань, может, ты все-таки возьмешь сапоги? Холодно, правда… А когда купишь, то просто выбросишь.

– Не могу, – призналась та, – если родители узнают, скандал будет. Мы не побирушки.

– Да при чем здесь?! – с досадой выговорила Катя, но Таня уже сбегала вниз по лестнице. Сапоги ей купили где-то через неделю. Самые дешевые, черные, Таня стеснялась их, поэтому все время ходила в брюках, так ее обувь меньше бросалась в глаза.

Катю тоже не особенно баловали. Точнее, мама считала, что одежда должна быть простой и удобной, поэтому Катин гардероб не особенно ломился от нарядов. Только необходимое: пальто, куртка, пара джинсов, несколько юбок, свитера, кофточки. Летом – сарафанчики, купленные на рынке. И с обувью аналогично – сапоги, кроссовки, туфли и босоножки, в зависимости от сезона. Правда, отец бывал в командировках и привозил дочери обновки: то замшевую курточку, то блузку, то сапожки, то джинсы. Это действительно были вещи! Не ширпотреб рыночный, в каком щеголял весь город. Мама не одобряла такие покупки, считая баловством. Но, как бы там ни было, благодаря папиной расточительности у Кати имелось несколько эксклюзивных нарядов, и она могла показаться в них на дискотеке или еще где-нибудь на людях.

После разговора с Сережей и маленькой домашней баталии она позвонила Тане и спросила, идет ли та в колледж на вечер. Выяснилось, что Таня собирается, и не одна, а с другими девчонками.

– А тебя кто пригласил? – уточнила Таня.

– Сережка, с первого этажа.

– Он твой парень, что ли?

– Вовсе нет, – удивилась Катя, – так, просто друзья.

– А нас Анькин парень пригласил, – похвасталась она.

– Вот как? – Катя не слишком хорошо знала Аню, и уж тем более не подозревала ни о каком парне.

– Ну да! Они уже давно встречаются, – доложила Таня, и в ее голосе послышалось что-то, похожее на зависть. – У них такие отношения, – мечтательно добавила она.

– В смысле любовь? – уточнила Катя.

– Конечно! – с готовностью подхватил Таня. – Все по-настоящему!

– Я за них рада, – Катя хотела быть вежливой.

– Ой, а мы знаешь как рады! – воодушевилась Таня и вдруг переспросила: – Слушай, а ты точно не с Сережей?

– Точно, – усмехнулась Катя, еще не понимая, к чему та клонит.

– Я потому спрашиваю, чтоб знать… Может, и мы там себе найдем кого-нибудь, – загадочно добавила Таня. – Уж ты, во всяком случае, точно найдешь!

– Почему я? – удивилась Катя.

– Ну, ты же у нас самая красивая, – как само собой разумеющееся, выдала она.

– С чего ты взяла, – равнодушно отозвалась Катя.

– Как это с чего? Да в тебя же половина двора влюблена! – затараторила Таня. – И Вадька, и Сашок, и Валерка, да и остальные тоже все время говорят о тебе! Только они все придурки, а тебе нужен хороший парень, я же понимаю!

В прошлом году кто-то исписал все стены в подъезде: «Катя, я тебя люблю!» И еще краской на доме, вроде граффити «Екатерина», и на гаражах тоже, и на асфальте под окнами… помнится, даже соседи ругались. Только она-то тут при чем? Догадывалась, что писал, скорее всего, Валерка, но не один, а с Сашкой. Да какая разница? И без них весь подъезд исписан. Ни один из «писателей» нисколько не волновал Катю, до принцев они не дотягивали; смешно сказать, какие там принцы, просто глупые мальчишки!

А Тане она ответила:

– Ты же знаешь, я сейчас об это не думаю. У меня другие цели и задачи.

Таня знала. Катя не раз говорила ей, что в этом городе ее вообще ничто и никто не интересует. И Таня всегда соглашалась: «Конечно, я понимаю, ты другая…» Почему другая? Чем она отличается от Тани? Почему Таня считает себя хуже, чем она есть на самом деле? Ведь она в музыкальной школе училась, дома фортепиано стоит, Таня на нем иногда играет, и поет неплохо. Милка тоже на аккордеоне играет, может, и на пианино. А Катя в музыке – ни в зуб ногой, хотя, помнится, хотела поступить в музыкальную школу и родителей уговаривала, но мама не согласилась. Потому что музыка – это тоже «баловство».

– Ты поиграешь, надоест, бросишь, а этот гроб (имелось в виду пианино) будет тут место занимать. Да еще и бренчание постоянное, гаммы, этюды… Только нервы трепать!

Катя тогда маленькая была и не настояла, смирилась. Потом, классе в пятом, сама ходила на прослушивание, ей предложили аккордеон, но аккордеон ей совсем не нравился. Так и осталась музыкально необразованной. Правда, у нее появилось желание научится играть на гитаре. Очень хотелось положить свои стихи на музыку. Часто она напевала какие-то мелодии, внезапно рождающиеся в ее голове, но записать их не могла, как и запомнить. Было обидно, она чувствовала себя ограниченной, почти безграмотной, в то время как ее сочинения по литературе считались лучшими в школе, да и не только в школе, Катя неоднократно участвовала в городских олимпиадах, а один раз даже в область ездила. Родители остались абсолютно равнодушны к ее литературным успехам, папа советовал налегать на математику и физику, мама советовала не забывать химию, видимо, надеялась на Катино поступление в медицинский. Катя налегала. Занималась дополнительно и математикой, и физикой, и химией. Училась она легко. Школьная программа казалась скучной, даже примитивной, поэтому Катя с удовольствием бралась за решение математических головоломок, они как бы стимулировали ее, держали в тонусе. Хотя, кому рассказать – засмеют! «Ты что делала вчера вечером?» – «Ой, ты знаешь! Такую интересную задачку решала! Улет! Главное, два варианта нашла, а третий никак не давался, но к ночи я его добила!».

Нет, конечно, Милка понимала. Ирка – уже нет. А уж остальные, наверное, покрутили бы пальцами, «чокнутая».

Нет, ни у кого не повернулся бы язык назвать Катю или Милку «ботанами» или «зубрилками». У Кати вообще в тетрадях не разберешь – где черновик, где чистовик. Вечно учителя замечания делают, но не особенно наседают, потому что нет смысла. Ну оформит Катя тетрадку как положено, и что? Главное ведь не в оформлении и не в тетрадке, а в голове. А с головой у Кати полный порядок. Она училась легко, в учебники едва заглядывала. Да и Милка тоже особенно не напрягалась. Но они обе точно знали, зачем ходят в школу, зачем делают домашку и, вообще, зачем стремятся получать хорошие оценки. Милка во всех школьных мероприятиях участвовала, и в школьной группе пела, и всякие концерты организовывала, точнее, помогала организовывать, да еще и Катю подключала.

Учителя говорили: «Очень активные девочки».

Милке нравилось, когда ее хвалили, но виду она не подавала. Она часто повторяла:

– Я все это делаю, чтоб не скиснуть от скуки.

Она с удовольствием ходила в кино, могла быть очень милой в компании людей, которые ей нравились, она была замечательным собеседником и вообще во всех отношениях лучшей подругой. Но! Вытащить Милку куда-нибудь просто повеселиться было практически невозможно.

Глава 10. Вечеринка.

Как и предполагала Катя, Милка идти отказалась. Плечами пожала презрительно. Ирке, понятно, далеко, родители не отпустили.

В колледж отправились впятером: Сережа, Таня, Аня, Маша и сама Катя. По дороге шутили:

– Две деревни, два села, восемь девок, один я. Девки – в лес, и я за ними; девки – из лесу, я с ними! – пели хором.

Но Сережка не обижался. Аня всю дорогу рассказывала о своем парне – Борюсик то, Борюсик се… Катя делала вид, что слушает, но в основном пропускала мимо ушей.

Пресловутый Борюсик, а с ним еще несколько ребят встречали гостей у входа.

Аня сразу же повисла у Борюсика на руке, жмурилась от радости, щебетала. Катя мельком оглядела ребят, никакого особенного впечатления на нее никто не произвел. Парни как парни. Одного звали Родион, другого – Володя. Катя вежливо поздоровалась, назвала себя, прошла вместе со всеми в помещение столовой. Ей еще не приходилось бывать здесь. Она с любопытством рассматривала зал, накрытые столы, плакаты на стенах, высокие окна…

– Спонсоры постарались, – шепнула ей Таня, кивая на блюда с пирожными.

– А в честь чего? – также шепотом спросила Катя.

– Да у них же профессиональный праздник! Вот на комбинате денег выделили для колледжа.

– А…

Девчонок рассадили. Катя оказалась за одним столом с Сережей, Аней, хмурым Борюсиком и еще двумя парнями, теми, что встречали у входа. Таню и Машу усадили за другой стол. Да, девчонок явно не хватало…

Катя чувствовала себя скованно, не знала, о чем говорить и как себя вести. Пока шла торжественная часть и выступали какие-то незнакомые Кате люди, она просто молчала и делала вид, что слушает. Потом все чинно пили чай с пирожными. Но Катя заметила, как кто-то потихоньку разливает под столами спиртное. Слышались приглушенные смешки, у парней разгорались лица. Аня, обвившись вокруг Борюсика, вообще ничего не замечала. Родион и Володя в основном говорили между собой, иногда обращаясь к Сереже. Кате было скучно и хотелось домой.

Потом появились музыканты – собственно, те же самые студенты – и начали настраивать аппаратуру. Играли и пели они так себе. Но из-за столов потянулись парочки, кто-то расхрабрился и начал танцевать. И Катя танцевала: сначала с Сережей, потом с ребятами, а потом ее неожиданно пригласил Борюсик, каким-то чудом вырвавшийся из Аниных объятий. Это был коренастый молодой человек, лет семнадцати, черноволосый и черноглазый, широкоплечий, и еще у него были кривые ноги, нет, не совсем уж колесом, но кривые и короткие. Он все время хмурился и молчал. Катя тоже молчала, терпеливо ожидая, когда же кончится очередная песня и можно будет вернуться на место.

Аня надулась и смотрела исподлобья. Родион и Вовка все время куда-то выходили, наверное, курить. От скуки Катя присмотрелась к ним повнимательнее, они показались ей похожими, как братья: среднего роста, русоволосые, круглолицие и сероглазые, в общем, даже симпатичные. Родион более раскованный, эдакий рубаха-парень, у него была короткая стрижка и ямочки на щеках. А Вовка более спокойный, даже замкнутый, черты лица тоньше, чем у Родика, и волосы длиннее. Но все-таки похожи, но не на принцев. Да, принцев здесь не предвиделось. Что и требовалось доказать, Милка была права. Принц – он какой? Катя попыталась представить себе этого самого принца, даже зажмурилась, чтоб не мешала реальная картинка. Ей представилось нечто размытое, как акварель. На фоне василькового неба и изумрудной травы две фигуры, взявшиеся за руки… Нет, не получается, слишком примитивно.

Пока она размышляла, Аня потащила танцевать Борюсика, тот нехотя поднялся, скривил губы, сказал ей что-то, она взглянула испуганно, но не отстала. Борюсик все-таки пошел с ней. А на следующий танец снова пригласил Катю.

– Спасибо, мне что-то не хочется, – отказалась она.

Борюсик дернул плечом, глаза сделались злыми. Сережа выручил.

– Ты чего пристаешь к чужим девушкам? – спросил вроде бы в шутку, но Борюсик смешался и отстал.

Катя уже нетерпеливо посматривала на часы. Сережа заметил:

– Торопишься?

– Надоело, – честно призналась Катя.

– Ну и пойдем отсюда, – легко согласился он.

На выходе их догнали Таня с Машей:

– Уходите? Мы с вами.

Катя торопилась, не хотела, чтоб появились Аня с Борюсиком.

Вечеринка ей совершенно не понравилась. Она думала, что Сережа познакомит ее с ребятами, которые устраивают рыцарские турниры. Но, как оказалось, никого из них не было. Разве что Родька. Но он так, лишь иногда принимал участие. Сережа объяснил: «Родька, он человек, конечно, хороший, но ленив до безобразия».

А Таня еще и добавила:

– Родик, он такой лапочка! В него все девчонки влюбляются, он их меняет как перчатки! – и вздохнула так мечтательно.

«Надо же! – подумала Катя. – Все девчонки влюбляются, а я даже не заметила… Родион – это тот, у которого ямочки? Имя красивое, редкое…».

Глава 11. Невольная разлучница.

На следующий день Катя вяло рассказывала Милке о скучной вечеринке.

– Я так и знала, – не удивилась та, – сколько раз можно тебе говорить, здесь ловить нечего!

– Но надо же хоть изредка с людьми общаться, – ответила Катя, – а то одичаем совсем.

– Вот уж не одичаем! Наоборот, – не согласилась Милка. – Скорее с местными одичаешь.

Ей все не нравилось. Раздражали Катины приятели и дворовые подружки, Катин интерес к их жизни, и то, что она иногда просиживала с ними во дворе на скамейке. И то, что пыталась со всеми наладить контакт.

– Не понимаю! – в который раз рассуждала Милка. – О чем ты с ними беседуешь? Ты же умная, читаешь много, стихи пишешь! А водишься непонятно с кем.

Катя неуверенно оправдывалась, то ей казалось, что в словах подруги есть доля истины, то Милкины рассуждения воспринимались, как ничем не обоснованные претензии возомнившей о себе девчонки.

На этот раз Катя решила, что Милка права.

– Все, не буду я больше ни с кем общаться, только время зря потратила, – заявила она.

– Вот и прекрасно, – обрадовалась Милка, – лучше в кино сходим.

Катя согласилась.

Но с кино получилась такая непредсказуемая странная неприятность…

Накануне Кате позвонил… Борюсик. Она, естественно, не ожидала. К тому же он позвонил на домашний телефон. Мама принесла трубку и, передав ее Кате, ехидно сообщила:

– Какой-то молодой человек требует. Голос незнакомый.

Никаких звонков Катя не ждала, тем более от незнакомцев. Но мало ли…

– Да? – произнесла в трубку.

– Катя? Привет, это Борис, – услышала сердитый низкий голос.

– Борис? Какой Борис? – Первое, что она подумала: кто-то перепутал номер.

В трубке шумно вздохнули:

– Кать, мы в колледже познакомились. – И помолчав, добавил: – Я с Аней был…

– А… – только и смогла ответить Катя.

– Ну, как ты? – бодро спросил голос.

– Нормально…

– Кхм… я чего звоню, в том смысле, что… Что делаешь?

– Дома сижу, – ответила Катя первое, что ей пришло в голову.

– Ну, так это… скучаешь?

– Да не особо.

– Так, может, выйдешь?

– Зачем?

– Разговор есть, – настаивал Борюсик.

Катя с тоской покосилась в окно. Зима еще не установилась. Было сыро, промозгло, стекло залепило мокрым снегом.

– Знаешь, я немного простыла, – соврала Катя, – ты лучше по телефону скажи.

Трубка временно замолчала, Кате даже показалось, что связь прервалась. Но голос снова ожил:

– Я тебе хотел сказать, ты классная девчонка…

– Э-э… спасибо, – пробормотала Катя.

– Ну, может, сходим куда-нибудь, – предложил Борюсик.

Катя растерялась. За что потом ругала себя. Надо было сразу сказать «нет», а она зачем-то спросила:

– А как же Аня? – Получилось, что она подала чужому парню надежду, причем парень этот ей абсолютно не нравился, ну вот ни капельки!

– А что Аня? – воодушевился Борюсик. – Мы с ней типа просто друзья!

– Правда? А она думает по-другому, – сказала Катя.

– Мало ли что она думает, – довольно грубо отозвался Борюсик, – мы просто гуляем иногда, вот и все! Слушай, я не могу по телефону, давай встретимся? Хоть в кино сходим? Завтра? А?

И снова Катя вместо того, чтобы сказать «нет», зачем-то сообщила:

– Я завтра с подругой иду.

И посыпались вопросы: «Когда? На какой сеанс?» Пришлось что-то мямлить в ответ.

«И почему, почему я сразу не послала его?!» – ругала себя Катя после того, как ей все-таки удалось окончить разговор.

И что теперь? Сказать Милке? Катя знала, что ответит подруга: «Сама виновата!» И «не хватало еще, чтоб я из-за какого-то придурка боялась в кино пойти!». Нет, лучше промолчать. Не будет же он ее караулить у кинотеатра весь день?

И еще один важный вопрос: что будет, если Аня обо всем узнает? Или не узнает? И стоит ли сообщать? Может, у Борюсика временное помутнение рассудка? Может, они просто поссорились, завтра помирятся, и Борюсик думать забудет о Кате?

Да, лучше подождать.

Катя ничего не сказала ни Милке, ни Тане, ни, естественно, Ане.

Когда Катя и Милка подошли к кинотеатру, Катя сразу же заметила Борюсика. Но он отвернулся и не увидел девчонок. Катя схватила Милку за руку и буквально поволокла ее к кассам.

– С ума сошла! – возмутилась Милка.

– Не ори, – приказала Катя, – я тут кое-кого заметила, и, если ты не хочешь, чтоб этот кое-кто нас тоже заметил, а потом весь сеанс лез с разговорами… короче, давай, быстрее!

И Милка, хоть и с недовольным лицом, но подчинилась.

Девчонкам удалось незамеченными проскользнуть в кинозал и занять места.

– Ну! – шепнула заинтригованная Милка. – Кто тебя преследует?

– Да ну его! – Кате не хотелось обсуждать Борюсика, но Милка настаивала.

– Ну, придурок один, решил, что я ему нравлюсь, теперь прохода не дает, – нехотя объяснил Катя.

– Вот! Я же говорила! – Милка даже предостерегающе подняла указательный палец.

– Что говорила? – разозлилась Катя. – Я, что ли, виновата?

– Ты дала ему повод, – громко шепнула Милка.

– Еще чего! – Катя фыркнула от возмущения. Но начался сеанс, и подруга не ответила. Шикнула и указала глазами на экран.

После сеанса Милка все-таки добилась правды. Катя, не обнаружив Борюсика в толпе, успокоилась и рассказала о вечеринке и телефонном звонке.

– Фу, гадость какая, – брезгливо поморщилась Милка, – я бы ни за что с таким не стала встречаться! Можешь этой Ане так и передать. Хотя я бы на твоем месте вообще не стала впутываться в эту историю.

Катя и рада бы была не впутываться, но ее уже впутали. Вечером позвонила Таня, оказывается, ей Аня пожаловалась. И теперь Таня хотела выяснить, что же такое произошло на самом деле.

– Да не нужен мне ее Борюсик! Даром не нужен! – в сердцах крикнула Катя, да так громко, что мама заглянула в комнату.

– Ты чего орешь?

– Я не ору! – огрызнулась Катя.

Таня, видимо, испугалась и отключилась.

– Достали! – сквозь зубы процедила Катя.

Она не чувствовала себя виноватой. Но все так глупо произошло, пойди теперь разберись! Да еще, чего доброго, Анька начнет у нее за спиной козни строить. Что там у нее на уме? Соберет каких-нибудь безбашенных девок и притащит разбираться. А что, с нее станется! Ведь Катя, с ее точки зрения, кто? Правильно, разлучница!

– Хоть на улицу не выходи, – жаловалась Катя Милке.

– Пусть только попробуют, – хорохорилась подруга, – мы тоже соберем!

Кате снова вспомнилась полночь, темный двор, мусорное ведро, толпа парней, молча несущихся прямо на нее. Топот ног, гулко отдающийся от стен домов, рассыпанный мусор… Неужели и девчонки будут так же бежать куда-то, чтоб силой доказать свою правоту, или что там они друг другу доказывают? Катя знала, девчонки тоже дрались, даже видела несколько раз: за школой и у клуба. Отвратительное зрелище!

Нет, надо решить эту проблему, чем скорее, тем лучше.

Катя позвонила Татьяне и сказала, что хочет поговорить с Аней.

– Правда?! – обрадовалась Таня. – Я ей уже объясняла, что ты не из тех, кто подличает. Но она не особо верит, плачет…

– Не из-за чего плакать, – вздохнула Катя.

Они встретились на нейтральной территории – дома у Тани. Аня зябко ежилась, обхватив себя руками, то опускала руки и тянула пальцами рукава вязаной кофточки, сжимала кулаки, так что в конце концов нитки поползли и на рукавах образовались дырки.

– Ань, – говорила Катя, – он звонил мне один раз. Я даже не знаю, откуда у него номер моего домашнего телефона. Приглашал в кино. Я отказалась. Потом видела его в кинотеатре, но не подошла, а он меня не заметил. Так что, имей в виду, мне твой Борис ни с какой стороны не нужен и не интересен. Это твое дело, конечно, но, по-моему, он не стоит того, чтобы так переживать. Вот.

Аня выслушала, низко опустив голову. Несколько раз кивнула. И тихо произнесла:

– Мне он тоже не нужен.

– И пусть катится! – обрадовалась Таня.

Глава 12. Муки творчества.

И Борюсик действительно исчез из Катиного поля зрения. Точнее, он еще звонил пару раз, но услышал равнодушное: «Борис, ты мне не нравишься, так что не трать зря время». А что, коротко и ясно.

И снова потянулись скучные дни, серые и однообразные. Даже стихи у Кати получались такие же безрадостные:

Далее в том же духе. Она пыталась придать непогоде и скуке хоть немного романтизма, подражала Лермонтову с его полночным демоном, но получалось все не то, слишком надуманно, пафосно. Отяжелевшие от сырости кожистые крылья, дикий хохот, смерчи и вихри… И природа, как влюбленная женщина, отдавшая себя во власть темных сил.

Когда она представляла себе все это, то даже увлекалась, пальцы так и летали над клавиатурой, строчки выскакивали, как рассыпавшиеся из пакета жареные семечки.

Катя так воодушевилась, что позабыла обо всем.

Каков красавец! Но красавец безжалостный, холодный, лишенный любви… Это он издевается над миром, он все портит одним своим прикосновением, взглядом, взмахом черного крыла.

Катя с сожалением поставила точку, хотелось писать дальше, кончики пальцев слегка зудели, по позвоночнику пробегал озноб.

«Это вдохновение! – Катя пребывала в восторженном состоянии. – Жаль упускать, надо писать еще и еще!».

Она пробежала глазами написанное, потом еще раз… и немного остыла. «Слишком много штампов. Глаза, кудри… гладь, звать… Кому это нужно? Нет, ну, Ирке, допустим понравится, она любит всякое такое-эдакое». Катя вспомнила, как Ирка написала коротенький рассказ, там были и юная дева в башне из слоновой кости, и прекрасный юноша в светлых доспехах, и одинокая роза, и слезы, упавшие на грудь, в общем, классика жанра.

– Нет, все не то, все не то! – шептала Катя, безжалостно стирая целые строчки. Искромсав стихотворение, но все еще недовольная собой, она почувствовала ужасную усталость, закрыла ноутбук и легла спать.

Наутро, выйдя из подъезда, она увидела вполне бодренький рассвет, хоть и в облаках, но с проблесками солнца. Двор блестел гололедом, под утро, видимо, подморозило.

В школе первым делом показала Милке свое сочинение. Та читала сосредоточенно, хмуря лоб и шевеля губами. Дочитав, спросила:

– Ты в готы подалась, что ли?

– Почему? – удивилась Катя.

– Ну, демоны, вихри враждебные, кошмар и ужас, – перечислила Милка.

– При чем тут… Это же поэтические образы! – попыталась оправдаться Катя.

Милка пожала плечами:

– Я в поэзии не очень разбираюсь, ты лучше у кого-нибудь другого спроси, – Милка подумала и сжалилась, – а так, вообще, ничего, складно.

Что и требовалось доказать. Катя слегка обиделась, но виду не подала. В классе учились несколько ее поклонниц, подсунула им распечатку, и вскоре ее стихотворение распространилось по школе. Девчонки ахали, а в раздевалке какие-то младшеклассницы шептались и исподтишка показывали пальцами. Пустяк, а приятно.

Ирка, естественно, была в восторге. Советовала написать поэму, и чтоб непременно про любовь. Катя обещала подумать.

Милка, между прочим, дала дельный совет:

– Сколько можно писать просто так? Уже отправила бы куда-нибудь!

Катя считала, что она еще не готова, что стихи ее сырые и слабые, что ей не хватает опыта, и еще чего-то такого не хватает, она и сама не знала чего.

Вот мама, например, говорит, что писать надо просто, и только о том, что тебе известно, и приводит в пример Пушкина.

Пушкин, Пушкин… всегда Пушкин. Не так уж он и прост. Это только кажется, что у него все легко, а попробуй-ка написать так же! Катя много стихов читала. В наше время все грамотные и все время кто-то что-то сочиняет. Весь Интернет завален виршами, рассказами, а то и целыми романами. Иногда попадается что-то, цепляет за душу, но чаще всего просто жалкие недоделки. Катя попыталась сама для себя определить, что же такое поэзия? Только ли рифмованные строчки? Нет, дело не в точности рифмы, она может плавать, но у стихотворения сохранится свой внутренний ритм, звучание, образ, и этот образ западает в душу, становится родным, своим, как будто ты его родил, не выдумал, а именно родил. И Пушкин, с его кажущейся простотой и легкостью, и Лермонтов, блестящий, многословный, отточенный, и певучий Есенин, и изысканный Бродский, и утонченная Цветаева, и Ахматова с ее звенящими, как обнаженные нервы, строками, и Блок с его дивными стихами… Ах, сколько их, можно перечислять и перечислять. Тех, кого Катя любила и знала наизусть, и других, чьи имена не так широко известны.

Ведь бывало так: всплывет в памяти несколько строк, а откуда? Кто написал? И не вспомнишь. А ведь есть еще иностранцы, Шекспир, например. Катя пробовала читать его в подлиннике, но поняла, что не настолько хорошо знает английский, сравнивала разные переводы, из тех, что нашла в библиотеке. Правда, скоро устала и забросила.

У нее самой комп забит собственными стихами и рассказами. И поклонники имеются. Так, может, Милка все-таки права? Может, действительно пора отправить куда-нибудь? Но куда? Страшно…

В школе, естественно, все знали о ее увлечении. Слухи быстро распространяются. Учительница литературы даже уговорила Катю почитать стихи на школьном вечере. Это еще прошлой весной было. Катя сильно переволновалась перед выступлением. И не потому, что боялась выступать, она боялась выступать со своими стихами. Но как отказать? Учительница у них очень хорошая, ее все любят. Пришлось собрать себя в кулак. Катя готовилась перед зеркалом, когда дома никого не было. Записывала себя на диктофон, потом прослушивала… измучилась.

А во время выступления от волнения чуть не забыла слова. Сбилась, повисла пауза. Катя несколько секунд стояла с раскрытым ртом и видела перед собой десятки лиц, напряженных, внимательных.

«Если я сейчас облажаюсь, засмеют!» – вихрем пронеслось в голове. И она справилась.

Зрители хлопали с энтузиазмом, особенно одноклассники и учителя.

После выступления Мария Алексеевна попросила у Кати почитать ее стихи. А у нее ноги подкашивались от только что пережитого страха. Пообещала принести распечатку, да так и не принесла.

И чего она боится? Ведь для школьной газеты пишет же заметки, и все читают. А еще в городе есть литературное объединение, там собираются поэты, да-да, в городе есть свои поэты! Надо бы и туда сходить, одной как-то неудобно, там, наверное, только взрослые…

Но надо же с чего-то начинать? Ведь если ничего не делать, то ничего и не получится.

И хотя Катю по-прежнему мучили сомнения, она все-таки собрала подборку своих стихов, распечатала и принесла в школу.

После урока литературы дождалась, когда все выйдут из класса, и подошла к Марине Алексеевне.

– Катя, ты что-то хотела? – спросила та, поднимаясь из-за стола.

– Да, я вот тут… – Катя покраснела, склонилась над сумкой, дрожащими руками достала папку, – обещала принести… вам…

– Что это? – Марина Алексеевна из-под очков взглянула на папку.

– Стихи…

– Твои?! – обрадовалась учительница. – Молодец! Решилась все-таки. Вот спасибо! Да ты не бойся, я не жестокий критик, почитаю с удовольствием.

– Да… я бы хотела, – залепетала Катя, – хотела бы, чтоб вы сказали, что тут не так, ну и вообще…

– Обязательно выскажу свое мнение. – Марина Алексеевна ободряюще похлопала Катю по руке. – На днях обсудим, хорошо?

– Да, конечно, – Катя с трудом выдавила из себя улыбку.

Поблагодарила, повернулась, вышла. А возле кабинета физики столкнулась с недовольной Милкой:

– Где тебя носит? – спросила подруга.

– У Маринушки задержалась, – пряча глаза, ответила Катя.

– Чего она хотела?

– Да так… я ей стихи дала почитать.

– С чего бы это?

– Ты же сама говорила, чтоб я кому-нибудь показала, – напомнила Катя.

– Ну не ей же, – фыркнула Милка, – надо в журнал какой-нибудь отправить, или на конкурс, сейчас конкурсов проводится – море!

Катя покачала головой:

– Прежде чем отправлять, надо знать, стоит или нет.

– И чего ты такая нерешительная? – прищурилась Милка, – Маринушка что – светоч поэтический?

– Не светоч, но в литературе разбирается получше некоторых, – огрызнулась Катя, – а то только и слышу: «Супер, клево».

– Дело твое, конечно. – Милка снова напустила на себя холодность.

А Катя, поразмыслив, осталась собой довольна.

Глава 13. Продолжение знакомства.

Таня пригласила на день рождения, хотя Катя ее к себе не приглашала. В прошлом году они почти не общались, а в этом у Кати, как обычно, были Ирка и Мила, Сережа, да еще Милкин двоюродный брат и его друг Богдан. Так что Таня была бы лишней, да и не настолько они подруги.

Поэтому, когда Таня пригласила Катю, та немного растерялась, и даже хотела отказаться, ссылаясь на занятость. Но Таня так настаивала, что пришлось согласиться.

– Только я ненадолго, – сразу предупредила Катя.

– Да ты не волнуйся, – успокоила Таня, – мы собираемся в четыре, родители все равно дома будут, так что особенно не разгуляешься.

Когда Катя пришла, то застала Аню и Машу. Они вовсю помогали хозяйке жарить блины.

– Ура! – крикнула Таня и подставила щеку, убрав руки за спину, – извини, я вся в масле и муке. – Катя послушно чмокнула именинницу, передала пакет с подарком Маше, и та отнесла его в комнату. Аня ловко намазывала готовые блины сгущенкой и укладывала один на другой.

– У нас будет блинная вечеринка! – объявила Таня.

– Если дадите фартук, я помогу, – сказала Катя.

– Нет, не надо, мы тут вдвоем еле помещаемся, – отказалась Таня, – ты лучше помоги Маше со столом, а то скоро гости придут, а у нас еще не накрыто.

Катя послушно отправилась помогать Маше. Родители закрылись в другой комнате и, судя по звукам, доносившимся оттуда, смотрели телевизор. Видимо, они вообще не собирались вмешиваться.

Девочки освободили стол, раздвинули, накрыли скатертью, расставили тарелки и чашки, вазочки с вареньем и медом. Пока накрывали, Катя спросила:

– А кого еще ждем?

– Танюшка пригласила парней, только мы не знаем, придут или нет, – сообщила Маша.

Катя подумала, что Таня позвала соседских ребят, но уж они-то точно бы пришли, даже думать нечего.

Однако блины дожарили, чай заварили, стол накрыли, а новых гостей все не было. И незаметно, чтоб именинница нервничала.

– Все, садимся, – скомандовала она, – а то блины остынут.

Сели. За большим столом вчетвером как-то неудобно. Правда, к девчонкам присоединился Танин младший брат Жорик. Блины были жирными, сладкими и пышными, съев несколько штук, Катя почувствовала, что ее желудок набит доверху. Да и остальные тоже быстро наелись, Жорик сидел, откинувшись на спинку стула, и смешно отдувался.

Таня выбралась из-за стола, села за пианино, сыграла несколько всем известных песенок, требовала, чтоб ей подпевали хором. В самый разгар песнопений раздался звонок в дверь, и Таня побежала открывать.

Вернулась она с Родионом, тем самым, с которым Катя познакомилась в колледже на вечеринке.

– Привет, девчонки! О, как у вас тут все вкусно! – Родик широко улыбнулся, так что на щеках заиграли ямочки, и потер руки. – Есть хочу ужасно!

Таня усадила его, подвинула тарелку, налила чаю.

– Ты что же один? – начала расспрашивать.

Родька с жадностью запихал в рот кусок блина, проглотил, почти не жуя, отхлебнул чай, обжегся, снова рассмеялся:

– Чуть не подавился из-за тебя. – Он погрозил имениннице кулаком, Таня рассмеялась, подскочила, похлопала его по спине.

Родька снова начал жевать, но теперь спокойнее, одновременно он говорил, точнее, отвечал односложно:

– Вовка не смог.

– Ну, взял бы еще кого-нибудь, – сказала Таня.

– Бориску хотел позвать, но он прям шарахнулся от меня.

После этих его слов Аня покраснела и опустила голову.

– А вы че, одни совсем? – только заметил Родька.

– Да так… – Таня пожала плечами, – как видишь.

– Не, ну меня-то все устраивает, – усмехнулся Родька, – и еды больше достанется и… – Он окинул взглядом девчонок. – Короче, мне все нравится.

Девчонки заулыбались, даже Жорик развеселился.

За Родькой было приятно наблюдать. Несмотря на его бесцеремонность, даже хамоватость, все равно приятно. Он вкусно и много ел, успевая перешучиваться с Таней. Его прямо-таки переполняла избыточная энергия. Как только он вошел, в комнате будто стало светлее. Катя поймала себя на мысли, что смотрит на Родьку, не отрываясь. Она и сама не заметила, как он вовлек ее в общий разговор, заставил улыбаться, а потом и смеяться, хотя вроде бы ничего особенно смешного он и не говорил, так, плоские шуточки, давно избитые, но этих шуток он знал множество и так и сыпал ими. Аня хихикала, закрывая рот рукавом, Маша, положив локти на стол, слушала и то и дело заливалась счастливым смехом. Таня кокетничала, Жорка лез с вопросами.

«Он, конечно, не принц, но очень похож, – думала Катя, – во всяком случае, внешне». Родька нравился ей все сильнее.

«А что, если?.. Нет, – говорила она себе, – ничего не выйдет, он мне не подходит, к тому же Таня говорила, что за ним девчонки бегают, а он меняет их как перчатки».

Между тем гость насытился и предложил потанцевать, все с энтузиазмом согласились. Отодвинули стол. Таня, хихикнув, выключила верхний свет. Родька честно приглашал девчонок по очереди. Второклассник Жорик во всем подражал ему. С ним тоже все танцевали, Жорик с серьезным лицом протягивал руки, клал их партнерше на талию и, медленно покачиваясь, переступал с ноги на ногу.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – сказал Родька Кате.

Он пригласил ее после танца с именинницей.

– Почему? – удивилась Катя.

– Ты из другого теста.

– Откуда ты знаешь, какая я? – Она пожала плечами.

Он рассмеялся:

– Знаю! Я тебя еще на вечере заметил. Подумал: а эта тут что делает?

«Что это? Комплимент? – подумала Катя. – Он дает мне понять, что я не такая, как все? Особенная?».

А вслух сказала:

– По-твоему, я не могу просто пойти и повеселиться с друзьями?

Родька хмыкнул:

– С друзьями? Что-то не верится, что они, – он кивнул в сторону девчонок, – твои друзья.

Сказано было пренебрежительным тоном, Катю покоробило. С одной стороны, Родька вроде бы говорил ей приятные вещи, с другой – получалось так, что он ругал хозяйку и ее подружек, даже не ругал, а как будто презирал их, но при этом не стеснялся сидеть с ними за столом, угощаться, шутить, танцевать… Как-то все это было неправильно. Катя не успела ответить, песенка кончилась. Родька с неохотой убрал руки с ее талии.

Подошла Таня, спросила, улыбаясь:

– Можно вас разбить?

Родька широко ухмыльнулся, небрежно обнял ее:

– Тебе все можно.

Пока они танцевали, Катя сидела рядом с Аней и делала вид, что слушает ее болтовню. На самом деле она думала. Если бы не Таня и Сережка, попала бы она на вечеринку в колледж? Познакомилась бы с Родионом? Маловероятно. Как говорит Милка: у нее другие цели и задачи. И сейчас она зря тратит время. Ведь могла бы провести его с большей пользой для себя и своего будущего. Интересны ли ей эти девчонки? Не особенно, она и идти-то к Тане не хотела, поддалась на уговоры, чтоб не обидеть. Хотя, какое ей дело до чьих-то обид? Ведь пройдет совсем немного времени, и Катя покинет этот город, не вспомнит больше ни этих девчонок, ни соседских парней, забудет, как звали одноклассников, за исключением некоторых. Возможно, будет с кем-то общаться в социальных сетях. Сидит же ее мама в «Одноклассниках».

«Все, хватит, – решила Катя, – пора домой».

В комнату заглянула Танина мама. Таня быстро подошла к ней, они о чем-то пошептались.

«Кажется, нас выпроваживают, – догадалась Катя, – так даже лучше, не надо оправдываться».

Она встала.

Таня вернулась с виноватым видом.

– Танюш, я пойду, пора, – сказала Катя.

– Ой, так жалко, посидела бы еще?

– Поздно уже, и родителям мы, наверное, надоели.

– Нет, это мама просто так заглянула, – начала оправдываться Таня.

– Вот и посидите без меня. – Катя мягко отстранила Таню и вышла в прихожую. Таня с несчастным лицом последовала за ней, следом вышли девчонки и Родион с Жориком.

Катя оделась, простилась со всеми, вышла на площадку.

– Погоди, я провожу, – услышала голос Родьки.

Оглянулась удивленно. Он уже стоял в дверях, натягивая куртку.

– Пока, – крикнул он девчонкам.

Родион догнал Катю на лестнице.

– Зря, – сказала она, – я в соседнем доме живу.

– Все равно, – ответил он.

– Тогда шнурки завяжи. – Катя усмехнулась, взглянув на его ботинки.

Он рассмеялся, сел на ступеньку, завязал.

Вдвоем они вышли в вечернюю метель.

– Ого, завевает! – Родька набросил капюшон.

– Тебе далеко идти? – спросила Катя.

– Порядком, да ты не волнуйся, дойду, – он усмехнулся, – что мне сделается.

– Мало ли. – Катя снова вспомнила молчаливых, вооруженных битами и цепями парней, бегущих через двор.

– Меня в нашем городишке каждая собака знает, – Родька явно рисовался, – так что, если кто будет приставать, просто скажи мне. Я разберусь.

– Ну, спасибо! – Катя принужденно рассмеялась.

– Я серьезно, – насупился Родька.

– Хорошо, учту, – согласилась Катя. Но она все-таки волновалась за Родика. Погода, конечно, нелетная, но мало ли…

И она рассказала Родику о том случае, с мусорным ведром. Он слушал внимательно, поглядывая на нее, а когда она замолчала, вдруг сказал:

– А что, если это я был?

Катя чуть не задохнулась от удивления:

– Ты?!

Родька усмехнулся:

– Ну, допустим, помню я ту драку…

Катя остановилась и стала пристально вглядываться в него, пытаясь вспомнить, как выглядел тот парень, который помог ей поднять ведро. Но нет, она не могла. Черты расплывались, тонули. Было темно, и тогда, и сейчас. Кажется, парень был светленький, это все, что она могла бы сказать с некоторой долей уверенности.

А Родька наблюдал за ее смятением и продолжал улыбаться.

– Ты шутишь? – спросила Катя.

– Я серьезен как никогда!

– И… ты меня запомнил?

Родька пожал плечами:

– Если бы ты не сказала, то не вспомнил бы… Темно было, да и не до того. Но, – он усмехнулся, – когда я тебя увидел в колледже, то подумал, что мы с тобой уже встречались, точнее, что-то знакомое промелькнуло.

Катя покачала головой:

– А я тебя совсем не помню, все так быстро произошло, какие-то секунды…

– Забей. – Он отмахнулся беспечно и взял ее под руку.

«А что, если это судьба!? – со сладким ужасом подумала Катя. – Что, если он и есть тот самый, единственный и неповторимый? Ведь я еще тогда что-то почувствовала, когда он остановился и поднял ведро… и потом я все время вспоминала его, даже волновалась… как все странно…».

Несмотря на сильный ветер и пронизывающий холод, брели медленно. Кате совсем не хотелось домой, ей нравилось идти с Родионом под руку, слушать его голос, хотелось расспросить его, и не только о драке, не только о том, не пострадал ли кто тогда, и вообще, из-за чего они дрались? Ей хотелось побольше узнать о самом Родьке. Но ей никак не удавалось, потому что Родька сам задавал вопросы: «В каком классе учишься? Десятый? Ну да, я так и подумал… а Таньку и остальных давно знаешь?».

Катя улыбалась: «Да мы же в одном дворе живем».

Он кивнул, помолчал, что-то прикидывая для себя.

«Ну, все понятно, от скуки иногда встречаешься с ними, – предположил, – но вообще они тебе на фиг не нужны. Ты же не их поля ягода. Отличница небось? После школы поступать поедешь, а? Уже решила куда?».

Катя не переставала улыбаться. Родька почти все про нее угадал. Но как, почему? А может, и не угадал, может, все заранее узнал, расспросил ту же Таньку или Сережку.

«Вот я и говорю, – продолжал разглагольствовать Родька, – мы все для тебя – так, временное явление, незаметный эпизод жизни».

Катя фыркнула – «незаметный эпизод», наверное, он хотел сказать «незначительный», забыл слово?

Они пересекли двор, подошли к ее подъезду. Родька не торопился уходить. Придержал дверь, поднялся следом на площадку между вторым и третьим этажами. Остановились.

Родька посмотрел ей в глаза.

– Не хочется уходить, – признался.

«Сейчас поцелует!» – вдруг испугалась Катя, и одновременно она захотела, чтоб так и произошло, чтоб он поцеловал ее. Внезапно стало жарко, кровь прилила к щекам, Катя глубоко вздохнула, чтоб успокоиться.

Но Родька не притянул ее к себе, не обнял, даже не попытался. Только стоял и смотрел, внимательно, как будто изучал или ждал от нее чего-то.

– Скоро весна, – сказал он ни с того ни с сего.

– Не так чтобы скоро, – начала Катя.

– Скоро! – перебил ее он. – Поедешь со мной за подснежниками?

– Посмотрим…

– Я знаю такие места, где они прямо ковром лежат, синим ковром! Нетронутые места!

– Да ты поэт, – удивилась Катя.

А он смутился:

– Какой там поэт, просто реально красиво очень. Увидишь.

Не дожидаясь ответа, он быстро чмокнул ее в щеку и сбежал вниз по лестнице:

– Позвоню на днях! – пообещал на бегу.

Катя прислушалась. Хлопнула подъездная дверь. Ушел…

Все еще улыбаясь, поднялась на свой этаж. Открыла недовольная мама.

– С кем это ты? – спросила.

– Ни с кем…

– Я же слышала!

– Да просто ребята проводили до подъезда! – разозлилась Катя.

Отца опять не было дома. Значит, когда явится, мама устроит очередной скандал. Но Катю это мало заботило. Она думала о Родионе.

Глава 14. Что происходит?

Обошлось. Папуля пришел практически следом за Катей, причем трезвый. Мама, увидев его, посветлела лицом, расслабилась, потом они сидели на кухне и о чем-то мирно болтали.

Вот если бы всегда так!

Кате приснились подснежники – синее море и с изумрудными всплесками. Утром, собираясь в школу, она снова мечтала о Родьке. Мечты ее были такими расплывчатыми, нежно-весенними, представлялась дорога, зеленые холмы, перелески, как будто Катя едет на мотоцикле, прижавшись щекой к Родькиной спине, а может, это и не Родькина спина, а еще чья-то, но думать об этом было приятно, и Катя продолжала плыть в своих мечтах.

В школу пришла в прекрасном настроении, слегка восторженная, загадочно улыбающаяся. Милка заметила:

– Да что это с тобой?

– Ничего… – отозвалась Катя.

– Только не говори, что ты влюбилась! – подруга попала в самую точку. Кате не хотелось рассказывать о Родьке. Знала, Милка не одобрит.

– Да просто настроение хорошее, – ответила.

Милка больше не задавала вопросов, но то и дело поглядывала на Катю, словно сомневалась.

– Где вчера была?

– Да так… к одной девчонке заходила ненадолго. У нее день рождения, ну и пришлось…

– Если не хотела, так отказалась бы, – заметила Милка.

– Я отказывалась, но мы живем в одном дворе, неудобно было не пойти.

– Вечно ты со своей деликатностью. – Милка недовольно повела плечами.

Нет, ей ни за что не надо рассказывать. Вот с Иркой можно поделиться, она поймет. И еще Катю беспокоило Родькино молчание. Ведь он обещал позвонить, но… Что это значит? Занят? Потерял телефон? С ним что-то случилось? Опять подрался? Интересно, соврал он про себя? А что, если он и правда тот парень, что бежал тогда в толпе и единственный остановился? Конечно, тот! Зачем ему врать? Но если он не врал, он танцевал с ней, он говорил комплименты, пошел провожать, бросив именинницу и девчонок, расспрашивал, да еще зачем-то рассказал о подснежниках… Что это значит? Она ему нравится?

И вообще: если парень обещал позвонить, но не звонит – почему?

У Кати совершенно не было никакого опыта общения с парнями. Вроде люди, вроде такие же, но в то же время другие, или ей только так кажется, а на самом деле?

Надо было с кем-нибудь посоветоваться, но с кем? Не с мамой же! Милка отпадает, да она и сама ничего не знает, только строит из себя. С Таней и ее подружками Катя тоже не хотела обсуждать свои отношения с Родионом. Оставалась Ирка. Посоветовать она ничего не сможет, но хоть душу отвести, поговорить!

Катя не ошиблась. Ирка проявила самый горячий интерес. По телефону Катя не хотела рассказывать, только намекнула, но Ирка сразу же сообразила, что к чему. «Так, я тебя жду в выходные!».

Катя все еще надеялась, что Родька позвонит до конца недели.

Напрасно.

Понедельник сменился вторником, за ним наступила среда. Катя жила как в тумане, думала только о Родионе, поминутно взглядывала на телефон, проверяла, дергалась. Когда к ней обращались, отвечала невпопад. В четверг Марина Алексеевна попросила ее остаться после уроков, поговорить о стихах. Катя встрепенулась. И даже как бы отстранила от себя мысли о Родьке.

Маринушка встретила ее улыбкой. Они долго просидели в пустом кабинете, разбирая Катины стихи. Маринушка хвалила Катю за искренность, особо выделила несколько образов, указала на типичные ошибки, и со знаками препинания помогла разобраться. Предложила отправить несколько стихотворений в газету, у нее там кто-то знакомый работал.

Катя вышла от нее воодушевленная, и, хотя ее распечатки были покрыты аккуратными пометками (Маринушка деликатно пользовалась простым карандашом), Катя ничуть не обиделась, наоборот, была благодарна. К тому же если она кое-что доработает, то у нее будет первая публикация!

Она была почти счастлива. Почти.

Если бы не ожидание.

Ожидание сменилось недоумением, недоумение переросло в негодование, за несколько дней Катя испытала и ревность, и страх, и злость. Так что к выходным у нее уже не осталось сил страдать.

Глава 15. У Ирки.

Ирка жила на окраине, а это довольно далеко от Катиного дома. Обратно Катю должен был отвезти Иркин отец на машине. Она отправилась пешком, хотела срезать путь, но, пока шла, тысячу раз пожалела, что не дождалась автобуса.

Ирка ждала ее, нетерпеливо прогуливаясь вдоль забора.

– Ну, где ты ходишь! – набросилась она. – Пешком, что ли? Ой, ты же, наверное, замерзла?! Есть хочешь? Мама готовит голубцы!

– Ир, погоди, – взмолилась Катя, – не все сразу.

– Пойдем! Пойдем в дом! – суетилась Ирка. – Не бойся, я Бланку привязала.

Катя с опаской взглянула в сторону будки, бешеная кавказка Бланка мгновенно выскочила и, гремя цепью, зашлась в хриплом лае.

– Бланка, – взмолилась Катя, – ну сколько можно! Ведь ты меня знаешь!

– Иди, иди, – подтолкнула ее смеющаяся Ирка, – толку с ней разговаривать, она же чокнутая.

В доме вкусно пахло. Иркина мама выглянула из кухни, кивнула, улыбаясь:

– Катюшка, здравствуй! Давно тебя не видела.

Катя поздоровалась. Ирка нетерпеливо подтолкнула ее в спину.

– Девочки, скоро за стол! – крикнула мама.

Подруги закрылись в комнате.

– Ну, что?! – с громким шепотом набросилась Ирка, едва Катя уселась в кресло. – Ты влюбилась?!

Катя глубоко вздохнула, Иркина напористость мешала ей сосредоточиться.

– Рассказывай же! – потребовала Ирка.

– Даже не знаю, с чего начать…

– Да с начала же! – Ирка придвинулась к ней и смотрела с жадным любопытством.

– Ну, помнишь, Сережка пригласил меня в колледж?

– Ну!

– Вот, я не особенно хотела идти, но зачем-то согласилась. С нами еще девчонки были. Аню помнишь?

– Смутно, – призналась Ирка.

– Неважно… Так вот, у этой Ани парень был – Боря.

– Фу, терпеть не могу это имя! – поморщилась Ирка.

– Имя как имя… Анька его называла мой Борюсик, представляешь?!

Ирка хихикнула.

– Но самое главное то, что этот Борюсик на меня повелся ни с того ни с сего. Звонить начал, еле отвязалась! С Анькой тоже конфликт…

У Ирки глаза блестели от восторга.

– Он симпатичный?

– Кто? Борюсик? Да ну, обычный…

– Так ты в него, что ли, влюбилась? – разочаровалась Ирка.

– Да подожди ты! Не перебивай! – возмутилась Катя. – Дай сосредоточиться! Нет, не в Борюсика! И я вообще не знаю, влюбилась или нет. Там еще два парня были – Вовка и Родион. И вроде ничего такого, я на них почти не обращала внимания, может, танцевала пару раз. А потом, когда уже с Борюсиком разобрались и с Аней помирились, вдруг приглашает меня Танька на день рождения.

– Танька, из нашего двора, что ли? – уточнила Ирка.

– Ну да! – Катя никак не могла приступить к главному. – Она меня зачем-то пригласила, я еще пыталась отказаться. Потом из вежливости пошла, думала, посижу немного. И представляешь, оказывается, она пригласила тех ребят из колледжа – Вовку и Родьку.

Ирка ахнула.

– Да! Я же не знала. Представь, сидим за столом, уже блинов объелись, тут звонок в дверь, и появляется Родька, один. А нас четверо: Танька, Аня, Машка и я.

– И больше никого?! – удивилась Ирка.

– Жорик еще, Танькин брат, но он не считается. Так вот, при ближайшем рассмотрении Родька оказался весьма симпатичным. У меня сначала и в мыслях не было ничего такого. Но, знаешь, слово за слово, потанцевали, он мне начал комплименты говорить, а потом вообще провожать пошел.

Ирка снова ахнула и прижала ладони к щекам.

– Целовались?!

Катя осеклась:

– Почему сразу – целовались?! Нет, он не такой! Мы говорили, он расспрашивал обо всем, я отвечала. И, понимаешь, чувствовала, что он мне все сильнее нравится. Но главное, оказывается, мы с ним еще раньше познакомились, если это можно так назвать. Помнишь, я тебе рассказывала, как осенью на меня толпа парней налетела? Так вот, Родик сказал, что это именно он там был, и он меня запомнил!

– Да ну! – Ирка ахнула. – Фантастика!

– В общем, да, какая-то совсем уж нереальная история, – согласилась Катя, – но вот что странно, когда он меня проводил, то пообещал позвонить, но не звонит почему-то…

У Ирки вытянулось лицо:

– Ну вот…

И началось. Ирка, по обыкновению, размечталась. Она строила предположения одно фантастичнее другого: «А вдруг он уехал!? Его срочно вызвали куда-нибудь, и он не успел тебе сообщить. Возможно, за этим кроется какая-то тайна!».

Какая тайна? Катя только головой качала, умеет же Ирка выдумывать! Но подругу уже было не остановить. И Катя невольно поддалась и сама впала в мечтательность. Родька окутался благородным ореолом, чуть ли не принц инкогнито. Ага, сын знатных родителей, ненароком угодивший в их городишко в силу не зависящих от него причин… его отца преследовали враги, и он, чтоб спасти семью, отправил их сюда по подложным документам. А сам вынужден скитаться за границей. И вот он тайком вызывает к себе сына, и Родька, бросив все, стремглав летит к отцу, хотя в его душе уже зажегся огонь настоящей любви…

– Девочки, за стол! – услышала Катя и с трудом отогнала от себя такие прекрасные, такие восторженные мечты, навеянные Иркиной неуемной фантазией.

– Хватит секретничать, а то все остынет, – предупредила Иркина мама.

Ирка послушно встала, поманила Катю.

– Вот увидишь, он сейчас где-нибудь в Италии, – шепнула.

– Как думаешь, он вернется? – спросила Катя.

– Кто знает… Но он навсегда сохранит в своем сердце твой образ, – торжественно пообещала Ирка.

Катя сладко вздохнула и зажмурилась.

Обед прошел весело. Подруги переглядывались и многозначительно улыбались. Иркина мама подшучивала. Голубцы были вкусные.

Катя вспомнила о главной новости и рассказала о том, что, возможно, ее стихи скоро будут опубликованы. Ирка и ее мама ахали и всплескивали руками.

– Я в тебя всегда верила! – заявила Ирка.

Глава 16. Самозванец?

Катины стихи напечатали в еженедельном приложении. Правда, совсем не те, которые нравились Кате, а простенькие, о школе, написанные давным-давно.

Марина Алексеевна принесла газету в класс и торжественно поздравила Катю с первой публикацией. Ей аплодировали, газета переходила из рук в руки, по классу прошел негромкий одобрительный гул, кто-то даже присвистнул.

– Но-но, – охладила свистуна Марина Алексеевна, и пошутила: – У вас в классе есть свой поэт, это обязывает. Так что ведите себя соответственно!

Катя невольно улыбнулась. Даже такая негромкая слава оказалась неожиданно приятной.

Целый день она грелась в ее лучах. На переменах раздавала автографы под присмотром строгой Милки. Подруга тоже была довольна.

– Ничего, – говорила она, – подумаешь, не тот стишок напечатали! Сегодня не тот, а завтра – другой. Главное, тебе теперь при поступлении будет что предъявить. Эх, тебе бы еще пару статеек! Ты намекни Маринушке, раз у нее там связи есть…

Но Маринушке намекать не пришлось, потому что она сама вызвала Катю, велела сходить в редакцию, забрать авторские и причитающийся гонорар.

После уроков на улицу вывалили толпой, за Катей увязалось чуть ли не полкласса, все хотели получить свой экземпляр газеты.

Гонорар благополучно спустили в кафешке. Было весело. Наверное, как никогда еще.

Дома Катя осторожно положила газету перед мамой. Та взглянула, пробежала глазами:

– Твое, что ли?

– Да…

– Хм… ну, поздравляю. – задумчиво произнесла она.

Катя спрятала улыбку.

А вечером родители о чем-то шептались, потом позвали Катю.

Отец сидел на диване с газетой в руках. Взглянул вопросительно:

– Значит, у тебя это серьезно?

– Я еще на знаю, – честно ответила Катя.

Папа крякнул.

– Я-то в стихах ничего не понимаю, – произнес он, – мне сегодня на работе газету показали, спрашивали, не моя ли дочь написала… А я и не знал… Ну, ты хоть дай почитать что-нибудь.

Катя помялась, но принесла распечатку. Отдала и сразу же ушла к себе. Долго сидела, сжавшись. Было отчего-то тревожно, и в то же время радостно, по-новому. Она чувствовала, что-то изменилось и в ней самой, и в ее отношениях с родителями, друзьями и другими, незнакомыми, людьми, с городом, где она жила, и, может быть, со всем миром.

Вспыхнул свет, Катя зажмурилась.

– Ты чего в темноте? – спросил отец.

– Да так…

Он протянул ей папку:

– Вот, прочитал… Хочешь знать мое мнение?

Катя пожала плечами.

Отец сел напротив:

– Я не ожидал… конечно, я-то думал, что ты пойдешь по моим стопам. У нас в семье такого еще не было. Ума не приложу, откуда в тебе это.

Он долго говорил. Катя в основном слушала и молчала. Мама не вмешивалась, хотя то и дело быстро проходила мимо приоткрытой двери, прислушивалась, наверно.

– И все-таки я бы посоветовал тебе получить сначала какую-нибудь серьезную специальность, – говорил папа, – а беллетристикой ты и так сможешь заниматься.

Слово «беллетристика» прозвучало с оттенком легкого презрения, рассмешив Катю.

– Пап, с чего ты взял, что я собираюсь заниматься беллетристикой?

– Возможно, я не прав, – ответил он, поднимаясь, – тебе жить. И помни, что бы ни выбрала, я всегда помогу.

Катя перестала улыбаться и внимательно взглянула на папу.

– Спасибо, – искренне поблагодарила она.

А мама так и не вмешалась.

Уже ложась спать, Катя подумала о том, что сегодня ни разу не вспомнила о Родьке. Вот ведь. Кажется, была влюблена, даже страдала, и вдруг разом остыла. Разве так бывает?

Она почти не вспоминала о нем в течение следующих двух недель, оставшихся до Нового года. Просто некогда было. В школе дел по горло: полугодовые контрольные, подготовка новогоднего бала и концерта, предпраздничная лихорадка, покупки, подарки…

Она не думала о нем.

Образ Родьки – принца инкогнито – заметно потускнел. Хотя Иркина сказочная история о поездке в Италию, потерянном отце, преследователях и невероятных приключениях нет-нет да и всплывала, особенно в разговорах с романтичной подругой.

Разумеется, ни в какую Италию Родька не летал. Он действительно вырос без отца, к тому же воспитывался в интернате, потому что его бабушка жила в рабочем поселке, а это шестьдесят километров от города. Мама уехала на заработки.

Все это Катя узнала от Вовки. Встретились они случайно. После Нового года, на зимних каникулах.

Катя зашла в магазин электроники и столкнулась там с ним.

Разговорились. И Катя осторожно навела разговор на Родьку. Выяснилось, что тот был на соревнованиях, сейчас вернулся.

– А почему ты без него? Вы же вроде друзья?

– Что же нам теперь, связанными ходить? – рассмеялся Вовка.

Катя пожала плечами.

– А ты, я вижу, интересуешься? – спросил Вовка и хитро подмигнул.

Катя напустила на себя полное равнодушие:

– В каком смысле? Просто спросила…

– Ну-ну… Да ты не тушуйся, Родька многим нравится.

– И в мыслях не было! – отрезала Катя.

– А он о тебе рассказывал, говорил, клевая девчонка.

– Ну, передай привет, – Катя немного растерялась. Выходит, Родька ее не забыл?

– Передам, – пообещал Вовка.

Из магазина вышли вместе. Вовка немного проводил ее, по дороге и рассказал о Родьке. Прощаясь, попросил телефон, Катя продиктовала.

– А ты и правда нормальная девчонка, – заметил Вовка, – а я думал, ты из этих, – он запнулся, подбирая слово, – сильно гордая, короче.

Катя вспомнила, как Родька говорил ей, что она особенная, другая, не такая, как все. И у него выходило так, будто это хорошо. А Вовка, наоборот, нашел ее нормальной. То есть обычной? И кто из них прав? Какая она на самом деле?

– Не теряйся. – Вовка улыбнулся, махнул рукой, и они разошлись.

Катя медленно брела к дому и думала: «А Вовка тоже симпатичный… Они с Родькой похожи, ну да, я заметила еще на той вечеринке… Подумала, что они братья. Только у Вовки нет ямочек на щеках… И он не такой нахальный, как Родька. Интересно, зачем он попросил у меня телефон?».

Глава 17. Реконструкция, или «Рыцарский турнир».

Все-таки Сережа ее уговорил. Его знакомые опять собирались устроить очередной турнир. На этот раз должны были состояться выступления «рыцарей-крестоносцев» и «витязей». Правда, Сережа предупредил, чтобы Катя не ждала ничего особенного, потому что исторические костюмы: доспехи, кольчуги, оружие – ребята делали сами.

– Будет несколько поединков, – сообщил Сережа, – собираемся в спортзале. По времени на пару часов, не больше.

Катя подумала, что на такое мероприятие можно и Милку пригласить, а то она в последнее время дулась на нее. Да еще и Ирка напросилась, ей ужасно хотелось посмотреть на Родьку, вдруг он там тоже будет. Кате в глубине души тоже хотелось его увидеть. Но спрашивать у Сережи она не решилась. Будет – значит будет. А нет, ну, не судьба.

Милка согласилась пойти посмотреть, даже заинтересовалась.

По дороге засыпала Сережу вопросами: как да что.

Он улыбался смущенно:

– У нас, конечно, не так круто, как на Бородино или Куликовом поле. И Ледовое побоище мы пока не можем показать. Где мы столько людей возьмем? Этим делом всего-то человек двадцать занимаются, да еще столько же сочувствующих. Спасибо, колледж пускает в спортзал. О спонсорах можно только мечтать, – он развел руками, – все сами делаем. Вот в области, там целый клуб организовали, а у нас так, самодеятельность. Но о нас уже писали в газете, – добавил он с гордостью.

– Хм, посмотрим, посмотрим, – важно кивнула Милка. А Ирка, та все время пребывала в восторженном состоянии, ей вообще все нравилось.

Спортзал всех немного остудил. У стены выгородка из натянутой на рамы ткани, да еще для придания большей выразительности, декорации: нарисованные на картоне развалины крепости или замка.

Напротив скамейки для зрителей, наверное, тех самых сочувствующих. Катя прикинула, человек тридцать. Она поискала глазами Родиона и увидела его. Заволновалась, покраснела и разозлилась на себя. Родька был не один, с ним рядом сидели Вовка, Борюсик и какие-то девчонки.

Он тоже увидел Катю, лениво поднялся, подошел, пожал руку Сережке, девчонок окинул оценивающим взглядом, что Милке страшно не понравилось, и она в ответ надменно посмотрела и отвернулась.

Сережа скороговоркой представил девчонок. Родька протянул руку, сначала Ирке, потом Милке. Милка сделала вид, что не заметила его жеста. Он усмехнулся. Кате кивнул, как старой знакомой.

– Серьезная у тебя подруга, – бросил мимоходом.

Кате не понравился его тон и его поведение.

– Мы вообще люди серьезные, – ответила она.

– Ого! Ну, проходите, серьезные вы наши. – Родька подвинул каких-то ребят, очистив место, и поманил девчонок. – Лучшие места в партере!

Катя уселась. Настроение резко испортилось, уже не хотелось тут находиться, раздражало все, выгородка, куда то и дело забегали взволнованные ребята, картонные декорации, Борюсик, бросающий на нее косые взгляды, а особенно Родька.

Наконец, появились два парня в костюмах и с мечами. Зрелище немного отвлекло Катю от мрачных мыслей. Особенно позабавил «рыцарь». Катя не сразу поняла, из чего сделаны его доспехи, но бедняга чувствовал себя в них неуютно, поворачивался с трудом, задевая за декорации. Витязь двигался гораздо увереннее, Кате понравилась его кольчуга. Она решила непременно рассмотреть ее поближе, после завершения поединка.

Противники сошлись, скрестили мечи, раздался глухой стук. Катя догадалась – деревянные. Бой был явно отрепетирован, противники не просто махали деревянными мечами, они именно показывали приемы, видимо, действительно изучали, может, такие самоучители есть, а может, рассматривали гравюры, мало ли…

Поединщики как бы застывали, изображая каждый момент боя. Катя достала фотоаппарат и начала снимать. Милка поглядывала на нее с удивлением. Ирка, замерев, наблюдала за боем. Сережа о чем-то негромко переговаривался с каким-то парнем.

Первый поединок завершился, рыцарь был повержен, зрители аплодировали. А в выгородке появились следующие участники. Теперь это были два витязя, но в разных кольчугах, и оружие у них было разное: боевой топор и булава.

Катя тихонько спросила у Сережи, из чего сделаны кольчуги. Оказалось, у одного из ребят отец работает в ремонтном цеху, он и помог нарезать плашек из отходов металла. А потом ребята кропотливо соединяли эти плашки при помощи тонкой проволоки.

– Какое же надо иметь терпение! – похвалила Катя.

– Зато такая кольчуга прослужит долго. А вот рыцарские доспехи в основном делают из жести, и после каждого боя приходится их заново выпрямлять, – рассказывал Сережа. – Сначала вообще из картона лепили, потом фольгой обклеивали, но это вообще ерунда.

– По-моему, они просто зря тратят свое время, – заявила Милка.

Сережа промолчал.

– А мне нравится, – призналась Ирка.

– Да помолчите вы! – попросила Катя. – Потом поговорим.

В завершение программы в зале появились сразу десять ратников и попытались показать коллективное сражение. У них не очень слаженно получилось, но зрители остались довольны, хлопали активно, кто-то свистел, кто-то одобрительно покрикивал, подбадривая сражающихся.

После выступления все потянулись к ребятам, стало шумно, делились впечатлениями, давали советы, спорили о чем-то. Катя тоже подошла поближе, ей хотелось рассмотреть кольчуги. У одного парня доспех был сделан действительно великолепно. Было даже некое подобие чеканки на нагруднике. Милка, уж на что была скептически настроена, и та одобрила. Катя попросила разрешения сфотографировать, парень, хоть и смутился, но позировал. К нему присоединились и остальные.

Потом в кадр полезли сочувствующие. Родька объявился, напялил чей-то шлем, с двумя мечами в руках.

– Ну, как я тебе? – спросил.

– Не похож, – ехидно ответила Катя.

– А ты разбираешься? У меня, между прочим, тоже доспехи есть, – похвастался он.

– Что же ты не участвовал?

– Там надо кое-что подделать. А мне некогда, соревнования, тренировки. Я, между прочим, борьбой занимаюсь, ты в курсе?

– Нет, откуда мне знать, – равнодушно ответила Катя. Родька совсем перестал быть похожим на принца, точнее, она принца сама выдумала и хотела, чтоб он был похожим. Вот и все. Обычный парень, симпатичный, самоуверенный, нахальный, и не очень умный.

– А чего у тебя подружка такая злая? – спросил Родька, кивнув на Милку.

– Я не злая, просто ты мне не нравишься, – ответила Милка.

– Ух ты! С характером! – он присвистнул.

– Денег не будет, – съязвила Милка.

– Деньги – навоз!

Милка не пожелала ответить.

Родька тоже как-то потерял интерес к спору и отошел в сторону, его позвали девчонки.

«Ну и пусть с ними зубоскалит», – подумала Катя.

А Ирка шепнула ей в самое ухо:

– Ой, хорошенький! Не могу!

Катя вздохнула. Родька уже не казался ей таким симпатичным.

В спортзал заглянул охранник и велел сворачиваться.

На улицу вышли толпой. Зимнее солнце слепило глаза, небо отливало перламутром. Катя с удовольствием вдохнула морозный воздух. Кто-то тронул ее за локоть. Оглянулась – Вовка.

– Ну как, – спросил, – понравилось?

– Да, интересно, – ответила Катя.

– А сейчас куда?

– Домой, куда же еще.

– Ну, пойдем, провожу.

Он несмело улыбнулся.

– Я же не одна, и еще надо девчонок проводить, – предупредила Катя.

– Хорошо, погода классная. – Вовка щурился на солнце и продолжал улыбаться.

– Кать! Ты идешь?! – послышался недовольный Милкин возглас.

– Иду! – отозвалась Катя и посмотрела на Вовку. – Как хочешь, – сказала.

Вовка пошел рядом. Недалеко от крыльца стоял Родька и громко хохотал. Кате почему-то показался обидным его хохот, как будто он над ней смеялся. Но она не повернула головы, не попрощалась. Много чести!

А Вовка задержался ненадолго, догнал ее у ворот.

Сначала посадили Ирку на автобус, потом проводили Милку. А когда уже направлялись к Катиному дому, Сережка куда-то исчез. Катя и не заметила. Вроде только что был, шагал рядом, рассказывал что-то. А потом она переключилась на Вовку и совсем забыла о Сереже.

– Погоди, Сережка отстал. – Катя остановилась и огляделась по сторонам.

– Ничего, догонит, – успокоил Вовка, – мы медленно пойдем.

И они пошли медленно.

– Хороший парень Серега? – спросил Вовка.

– Да, очень хороший, – согласилась Катя.

– Он тебе нравится?

– Конечно…

– Больше, чем Родька?

Катя смешалась. Ну и вопросы!

– Как можно сравнивать, они такие разные… и потом, Родька мне совсем не нравится.

Вовка усмехнулся чему-то своему.

– Знаешь, о чем я жалею? – спросил.

– Нет, откуда мне знать…

– О том, что я тогда к Таньке на день рождения не попал.

– Блины были вкусные, – пошутила Катя.

– Я не о блинах, – он почему-то вздохнул.

– А о чем же?

– Если бы я пошел с Родькой, то не позволил бы ему пудрить тебе мозг.

– Вот еще, с чего ты взял, что мне кто-то может мозги запудрить, – возмутилась Катя.

– А то я Родьку не знаю!

– Родьку ты, может, и знаешь, но меня-то – нет, – парировала Катя.

– Не обижайся, – попросил он, – это я так…

Подошли к Катиному дому, остановились на углу.

– Я что тебе хотел сказать, – Вовка замялся. – Я, в общем… Родька мой друг, понимаешь, и я не должен про него такое говорить, но только он насчет девчонок не очень, понимаешь?

– Нет…

– Ну не воспринимает он вас всерьез.

– Мне-то что? – Катя понимала, к чему он клонит, предупредить хочет, чтоб она не влюблялась.

Вовка вздохнул:

– Кать, – он осторожно взял ее за руку, – ты очень хорошая, я вижу. И подруги у тебя тоже нормальные девчонки. Вот ты с Серегой дружишь, а он у нас парень серьезный, все знают. Ты, главное, оставайся такой всегда, ладно?

Катя смотрела на него во все глаза и пыталась понять, и не понимала.

– А Родьке… ему другие нужны… доступные. Он только с таким гуляет, поняла?

– Что ты со мной как с маленькой! – Катя резко вырвала руку. – Все я понимаю, я же в одном городе с тобой живу, не в Институте благородных девиц воспитывалась, а в обычной школе.

– Да ты не обижайся, – испугался Вовка, – я же как лучше хотел.

– Забыли, – отмахнулась Катя, – ладно, пока, пойду я.

Он удержал ее:

– Кать, а можно я как-нибудь позвоню?

Она пожала плечами:

– Звони, конечно.

На том и расстались.

Катя вошла в подъезд, хмурая после непонятного разговора с Вовкой. Что они там придумали, эти парни? Что они придумали про нее? Да, она не тусуется по подъездам, не пьет пиво, не курит, не целуется со всеми подряд. Но это не говорит о том, что она какая-то особенная, неземная, невозможно порядочная. Бред какой-то!

– А, соседка! – Катя натолкнулась на ребят, устроившихся на лестничной площадке.

– Привет, – поздоровалась хмуро, и, не останавливаясь, поднялась наверх.

– Ты че такая неласковая? – донеслось вслед.

– Настроение плохое, – буркнула.

И сама себе удивилась. Вот ведь, оказывается, суровость иногда необходима. Ребятки-то сообразили, что сейчас ее не стоит задерживать, уж очень злая.

Катя усмехнулась и нажала звонок.

– Кто! – крикнула мама.

– Дед Пихто… Свои!

– А…

Дверь открылась.

– Где тебя носит? – спросила недовольная мама.

– Я тебе миллион раз говорила, Сережа водил нас на соревнования!

– А чего ты кричишь?

– А ты зачем спрашиваешь?

Поговорили…

Не успела переодеться, позвонила Ирка.

– Кать! Ты дома?!

– Угу…

– Я вся извелась! Ка-а-ать!

– Ну что?!

– Не злись на меня, – простонала Ирка, – скажи, ты любишь Родиона?

Катя чуть дар речи не потеряла:

– Ир, ты что, заболела? Давай потом об этом, я сейчас не могу.

– Ка-а-ать! Ну, пожалуйста!

– Да что ты хочешь от меня?!

– Скажи, а то я сейчас умру!

– Вот выдумала еще! – возмутилась Катя. – Никого я не люблю! Ясно?

– Ах, ты меня спасла! Милая моя, я тебя обожаю!

Из трубки послышались чмокающие звуки.

– Ир, прекрати целовать трубку, – потребовала Катя. – В чем дело?!

– Ка-а-ть! Ты только не ругайся и не смейся, – взмолилась Ирка, – но я сегодня, кажется, совсем потеряла голову! Я всю дорогу думала только о Родионе! Он та-а-акой!

Катя без сил опустилась на диван:

– Ирка, ты опять влюбилась?

– Ага! – ответила счастливая Ирка.

– Дурдом, – прошептала Катя.

– Кать, ну, пожалуйста! У меня есть к тебе просьба, обещай, что выполнишь!

– Ну…

– Нет, ты пообещай!

– Надеюсь, ты не заставишь меня родину продать, – проворчала Катя, – что ты хочешь?

– Кать, а давай ты их ко мне на день рождении пригласишь?

– Кого?

– Ну, Родиона и Вовку… Можешь и еще кого-нибудь, – спохватилась Ирка.

– Как же я их приглашу? – растерялась Катя. – Я их почти не знаю. Мы виделись-то всего пару раз…

– А разве у тебя нет телефона Родиона? – расстроилась Ирка.

– Нет, я как-то не догадалась попросить, извини, – съязвила Катя.

– А спросить у кого-нибудь нельзя? – начала канючить Ирка.

– Ир, ну как ты себе это представляешь?!

– Я бы для тебя все, что угодно, сделала!

– Кошмар какой! Ладно, Ир, я попробую, но не обещаю. Я вообще не уверена, что кто-нибудь из них согласится.

– Почему?

– По кочану!

– Кать, почему ты ругаешься?

– Да потому что ты выдумала какую-то глупость и хочешь, чтоб я в ней участвовала.

– Что здесь такого?

Катя совсем было разозлилась, но внезапно ее осенило:

– Вот что, я скажу о твоем приглашении Вовке и дам твой телефон. Сама с ними разбирайся.

– Нет, Кать, я боюсь!

– А я, значит, не боюсь?

– Катенька! Катюшечка, пожалуйста!

Катя устала, была раздражена, разговор грозил никогда не закончиться.

– Хорошо, – сказала она и нажала отбой.

О Сереже она и думать забыла…

Глава 18. Эти непредсказуемые парни.

Нет, Родьке она звонить ни за что не будет! Не хватало еще! Но как же быть? И Вовкиного телефона у нее нет. Можно, конечно, обратиться к Сережке. Придется все ему объяснять… А если у Татьяны спросить? Тогда и ее придется приглашать, неудобно как-то. Вот мучение! И сколько раз она слышала от Милки: «Учись говорить нет!» Вот, снова вляпалась из-за своей мягкотелости.

Вот если бы Вовка сам позвонил…

Катя мучилась два дня, а на третий Вовка действительно позвонил. Катя так обрадовалась, что сразу выпалила:

– Слушай, как хорошо, что ты позвонил! Тут такое дело, у моей подруги скоро день рождения. Ты ее знаешь, Ириной зовут, мы вместе на эти, как их, поединки, приходили.

– Это которая? Блондинка, или другая, та, что пониже? – уточнил Вовка.

– Да, она шатенка, с короткой стрижкой.

– Хочешь меня пригласить? – деловито переспросил Вовка.

«Как же он быстро догадался!».

– В общем – да, только… Ты не мог бы…

– Друга с собой взять, – подхватил он.

«Прямо мысли читает!».

– Ну да…

– И, конечно, Родьку? – его голос прозвучал насмешливо, или ей показалось?

«Нет, это ужасно! Что я делаю! Я же навязываюсь!» Катя выдержала паузу и с трудом проговорила:

– Володь, я сейчас выполняю просьбу подруги. Это не моя идея, и она мне не нравится. Но я пообещала. Пожалуйста, если не хочешь, просто скажи – нет.

Катя услышала короткий смешок:

– Кать, да перестань! Я вовсе не хотел тебя обидеть. Мы придем, можешь не сомневаться. Скажи только, когда и куда.

У Кати отлегло от сердца.

– Правда? – обрадовалась она. – Тогда записывай адрес…

Ирка была на седьмом небе от счастья.

Она уже все распланировала, со всеми договорилась. Должна была быть еще одна девчонка – ее подружка в новой школе, сестра двоюродная, Катя, естественно, Родион (АХ!!!), Володя, ну и пусть еще кого-нибудь приведут с собой, а то получается, что девчонок больше.

Она тараторила, Катя слушала и молчала.

– Что же ты молчишь?! – обиделась Ирка.

– Хорошо, я скажу Вовке, – покорно согласилась Катя.

– Да, было бы здорово, если бы ты их встретила и привела, а то они заблудятся.

– Ир, ну не дети же!

«А что, если вообще не ходить?» – подумала Катя, и мысль ей понравилась. Можно было тянуть до последнего. А потом сослаться на болезнь или еще на что-нибудь.

В школе приставала с расспросами Милка:

– Ты чего такая?

– Какая?

– Кать, у меня такое ощущение, что ты все время где-то не здесь, – высказала Милка.

– Думаю…

– О чем?

– У Ирки день рождения скоро… Кстати, хочешь, пойдем вместе?

Милка усмехнулась:

– Вот еще, меня не приглашали.

– Ерунда… пойдем, а?

– Не вижу смысла. И от дома далеко.

Хотелось сказать: «Тебе хорошо, не хочешь и не идешь». Но Катя знала Милкин ответ: «А кто тебя заставляет? Сама себе проблемы создаешь на пустом месте».

Все вокруг умные, одна Катя – так, рядом постояла…

Вовка звонил несколько раз, уточнял. Он же и предложил встретиться где-нибудь заранее. Еще просил: можно ли взять третьего друга. «Можно», – ответила Катя. Получилось все само собой, Иркины пожелания исполнились почти без Катиного участия.

В назначенное время Катя стояла на площади у кинотеатра и с недовольством посматривала на часы. Ребята явно не отличались вежливостью и пунктуальностью. Прошло минут десять. Катино раздражение достигло верхней планки по ее собственной шкале. Да еще Ирка трезвонила через каждые пять минут.

– Ну что, вы встретились? – тревожилась Ирка.

– Нет еще, – процедила Катя.

– Ну позвони, – попросила подруга.

Катя шумно вздохнула и нажала отбой.

«Нет, ну это уже просто хамство какое-то!» – подумала Катя.

И вдруг услышала:

– Девушка, вы не меня ждете?

Взглянула удивленно. Совсем незнакомый парень. Высокий, волосы светлые, густые. Он был без шапки, капюшон сбросил. На улице оттепель. Совсем весна.

– Вроде не вас, – ответила растерянно.

– А я смотрю, минут пятнадцать стоите… неужели кто-то посмел опоздать на свидание?

Катя поморщилась. «Только этого мне не хватало».

– Я бы ни за что не опоздал! – заявил парень.

Она покачала головой:

– Нет, не свидание, я друзей жду, мы должны вместе идти на день рождения.

– Позвоните, – посоветовал парень.

– Именно это я и собиралась сделать.

Катя нашла Вовкин номер, позвонила, послушала длинные гудки.

– Ничего не понимаю… Куда они делись…

– И все равно опаздывать нехорошо, – заметил парень. – А я вас хотел в кино пригласить. Но раз вы на день рождения идете, то…

«И почему они все ко мне пристают? – подумала Катя. – Может, со мной что-то не так? Вот этот, например, зачем подошел? Пожалел? Бедная девушка! Стоит одна, ждет какого-то придурка, а он не идет!».

– Мне пора, – бросила она незнакомцу.

– А можно я вас провожу?

Катя несколько секунд разглядывала его, пытаясь понять, что же ему на самом деле нужно. Парень как парень, одет прилично, на отморозка не похож. Совсем наоборот, дольно приятный, даже симпатичный.

– Я слишком нахальный? – не выдержал парень.

Катя пожала плечами.

– Мне все равно, – честно призналась, – только идти далеко. Я хотела на автобусе…

Он обрадовался:

– Это хорошо, что далеко. Делать все равно нечего. Меня Юрой зовут.

– Катя…

– Очень приятно.

И они не торопясь пошли по тротуару прочь от автобусной остановки.

Катя и не заметила, как они перешли на «ты». Юра оказался очень веселым и приятным собеседником.

Он уже учился в институте, на первом курсе. Приехал к родителям на несколько дней. Хотел встретиться с одноклассниками, но никого не застал.

– Зато с тобой познакомился.

Он подавал ей руку, когда попадались большие лужи, рассказывал смешные истории о своих однокурсниках и преподавателях. Кате все было интересно: как он поступал, где живет, какие соседи в общежитии, чем занимаются, где бывают.

Снова трезвонила Ирка. На этот раз она взволнованно спрашивала: «Где ты! Ребята уже пришли! Сказали, что не нашли тебя».

Катя ответила, что скоро будет, мол, знакомого встретила, а с ребятами, наверное, разминулась.

Ей совершенно не хотелось расставаться с Юрой и сидеть целый вечер у Ирки. Не хотелось общаться с Родькой и компанией. Она с большим удовольствием погуляла бы с Юрой.

– Жаль расставаться, – просто сказал он.

Они стояли у Иркиного дома. Злющая Бланка рвалась с цепи, почуяв гостей.

Калитка распахнулась, выглянула раскрасневшаяся от волнения Ирка.

– Ну, что же вы стоите! Входите!

Катя посмотрела на Юру.

– С днем рождения, – поздравил он Ирку.

– Спасибо!

Катя улыбнулась. «Если бы Ирка знала! – Катю душил смех. – Я же притащила к ней абсолютно незнакомого человека!» Она сдерживалась изо всех сил, чтоб не рассмеяться в голос.

Вошли в комнату. За столом сидели Родька, Вовка и… кто бы мог подумать – Борюсик!

«Ничего, нас поровну, – подумала Катя, увидев Иркину сестру и еще одну девчонку, – наверное школьная подруга, – догадалась Катя».

– Привет всем! Знакомьтесь, это Юра.

Ребята пожали друг другу руки, правда, не слишком дружелюбно. Родька переглянулся с Вовкой, тот чуть заметно пожал плечами. Ирка хлопотала вокруг гостей, усаживая их.

– Чет мы тебя не увидели у кинотеатра, – сказал Родька.

– А я с Юрой встретилась, – беспечно соврала Катя, – позвонила Володе, чтоб предупредить, а он трубку не взял.

Юра сидел с непроницаемым лицом. «Умница», – похвалила про себя Катя.

– Не слышал, наверное, – Вовка достал телефон и посмотрел на дисплей, – да, точно, был звонок…

– Ну, ничего страшного, – проворковала Ирка. – Главное, все собрались.

Она уселась рядом с Родькой и, кажется, была абсолютно счастлива, чего никак нельзя было сказать о Вовке и Борюсике.

У ребят было с собой вино, и они потихоньку пили его, разливая под столом. Ирка косилась на дверь, боялась, что войдет мама и увидит. Катя потихоньку шепнула ей:

– Запрети им пить! Что еще за новости!

Но Ирка только руками на нее замахала.

Юра держался просто, и вскоре расположил к себе девчонок. Парни ему явно не нравились, как и он им. Катя это чувствовала. Но виду никто не показывал. Юре тоже предлагали выпить, но он отказывался. Ирка с нетерпением ждала танцев. Она то и дело вскакивала, выбегала на кухню, прибегала, тащила за собой Катю и, остановив в прихожей, горячо шептала:

– Как думаешь, я ему нравлюсь?!

– Да откуда я знаю!

– Он меня за руку держал!

– Поздравляю!

– Ой, Катька! А этот твой Юра, он тоже хорошенький. Молодец, что привела.

– Случайно получилось.

– Ох, скорее бы все наелись!

– Ир, да не суетись ты! Все нормально! – успокаивала Катя подругу.

Вернувшись в комнату после очередного выбегания, Катя застала такую картину: Вовка настраивал гитару, Родька сидел на диване, забросив руки на спинку, и обхаживал Иркину сестру. Борюсик забился в самый темный угол и поглядывал оттуда на Юрку, а тот стоял у здоровенного, во всю стену, стеллажа и листал какую-то книгу. Иркин отец собрал большую библиотеку не только художественной, но и технической литературы. У него было много книг по горному делу, еще с института остались.

Ирка, заметив интерес Родьки к сестре, покраснела и бросилась к ним. Села с другого бока, стараясь переключить на себя Родькино внимание. Иркина подруга маялась без дела.

Катя подошла к Юре, заглянула в книгу, увидела какие-то чертежи.

– Надо же, – сказал Юра, – я тут обнаружил уникальные справочники! Представляешь, эта книга была выпущена в сороковых годах прошлого века! Раритетище!

Катя глубокомысленно кивнула.

– А давайте танцевать! – Ирка вскочила с дивана и хлопнула в ладоши.

Вовка с сожалением отложил гитару. Все задвигались, убрали стол, Ирка включила музыку.

Первый медленный танец Катя танцевала с Юркой. Ирка обнималась с Родькой, Вовка топтался с Иркиной сестрой, Иркина подружка потащила танцевать упирающегося Борюсика.

– Странная у тебя компания, – заметил Юра.

Кате было неприятно его замечание, хотелось оправдаться:

– Это не моя компания, так, знакомые… подруга настояла на том, чтоб их пригласить.

– А, – он понимающе кивнул, – ей, видимо, Родион очень нравится…

– Трудно не заметить, – усмехнулась Катя.

– Слушай, я не мешаю? – озабоченно спросил он.

– Кому? – удивилась Катя.

– Хотя бы тебе… Мной здесь не очень-то довольны. Как бы это выразиться поточнее – я не ко двору пришелся.

Катя усмехнулась:

– Вот еще! Ирке ты понравился, а до остальных и дела нет. Она хозяйка, значит, и двор ее.

– Странный у меня денек выдался, – сказал Юра, – никогда не думал, что смогу вот так, запросто, напроситься в гости.

– Расслабься, – посоветовала Катя, – знаешь, если бы не ты, я бы сюда вообще не пошла.

Кажется, ее последние слова очень обрадовали Юру.

Потом ее перехватил Вовка, но вовсе не для того, чтоб потанцевать. Увел в угол, чтоб не мешать парочкам:

– Кать, это кто? – сразу же спросил он.

– Друг.

– Старый друг? – Вовкины губы кривила злая ухмылка.

– Да, а что? Приехал на выходные к родителям, позвонил, мы встретились.

– Поздравляю! – И снова кривая ухмылка поползла по губам.

– С чем?

– Он тебе подходит.

– Подходит для чего? – Катя злилась и не скрывала этого.

– Для того! Короче, все ты понимаешь! Куда нам со свиным рылом в калашный ряд! Хоть бы предупредила!

– А я звонила, – напомнила Катя.

– Да не слышал я звонка! Мы опаздывали из-за Родьки, пронеслись через площадь, я был уверен, что ты уже не ждешь, поэтому сразу на автобус сели.

– Так позвонил бы сам, я, между прочим, вас минут двадцать ждала! – Катя поняла, что выдала себя, но было поздно.

Вовка смотрел на нее в недоумении:

– Кать, так это, у меня денег на телефоне нет…

– И у остальных нет?! – язвительно переспросила она.

– Откуда… – Вовка все еще пялился на нее во все глаза, – так ты этого специально, что ли, притащила? Назло?

«Догадался!» – испугалась Катя. Надо было срочно искать выход из положения.

– Вов, за кого ты меня принимаешь? – со спокойным достоинством спросила она. – Я действительно ждала вас у кинотеатра… мы ждали, – добавила она.

В этот момент в комнату заглянула Иркина мама:

– Ирина, там кто-то терзает звонок, еще гостей ждешь?

А дальше началось нечто несусветное. Ирка вышла следом за мамой. Со двора послышался шум, лаяла собака, дребезжал звонок, доносились голоса.

Борюсик выскользнул из комнаты. Катя пошла за ним.

На крыльце он едва ее не сшиб, бросившись обратно в дом. Катя отшатнулась к стене, он рванул дверь и заорал во всю глотку:

– Мужики! Там наших бьют!

Потом мимо Кати, как в замедленной съемке, длинными прыжками пронеслись все трое: Борька, Родька и Вовка. Миновали замерших на садовой дорожке Ирку и ее маму, и по очереди перемахнули через забор. Послышался топот ног, потом все стихло.

Несколько секунд все стояли в оцепенении. Наконец, Иркина мама спросила:

– Что это было?

– Я не знаю, – испуганно отозвалась Ирка.

– Н-да… – произнесла мама, – хоть бы спасибо сказали, не говоря уже о том, чтоб попрощаться.

Мама вернулась в дом.

– Что случилось? – спросила Катя у Ирки.

– Да я не поняла, – всхлипывала огорченная Ирка, – в калитку ломился какой-то парень и требовал чего-то, потом Боря выскочил, а тот из-за калитки как заорет! Дальше ты видела.

– Понятно, опять где-то драка…

И снова Катя вспомнила ночной двор, мусорное ведро, глухую толпу обезумевших мальчишек… и того, кто остановился, только теперь почему-то она вспомнила его совершенно отчетливо, и это был не Родька, Катя могла бы поклясться, что парень, поднявший ведро и извинившийся перед ней, действительно светловолосый, действительно похожий на Родьку но… Это был Вовка!

«Не может быть! – переполошилась Катя. – Я это только сейчас придумала! Они теперь всю жизнь мне мерещиться будут!».

– Кать, они вернутся? – чуть не плакала Ирка.

– Нет… у них другие цели и задачи, – машинально ответила Катя.

Чай с тортом пили в молчании. На лице у Ирки была написана мировая скорбь.

– Не расстраивайся, – успокаивал ее Юра, – здесь, чтоб выжить, надо сбиваться в стаи, я сам через это прошел. А стая сильна тем, что за каждого своего порвет чужим глотку.

– Но ведь это совсем как-то… не по-человечески, – тихо проговорила Ирка. Видимо, ее романтические мечты рухнули под напором суровой реальности. Родька разочаровал.

– Эх, девчонки, парней надо выбирать надежных, – советовала Иркина мама, – а то так и будете всю жизнь сидеть дома с детишками, а мужья ваши неизвестно где скакать.

А Юрка, молодец, соглашался с ней… Хотел приятное впечатление произвести, что ли?

Произвел, конечно, Иркина мама поглядывала на него благосклонно. А ведь Катя его, можно сказать, на улице подобрала!

Да, наверное, его можно назвать надежным или порядочным. Кому как больше нравится. Вечером проводил домой. Телефонами обменялись.

– Когда уезжаешь? – спросила Катя.

– Завтра.

– Что же, счастливо.

– А ты не придешь на вокзал?

Она подумала:

– Постараюсь.

Он пожал ей руку:

– Я очень рад нашему знакомству.

– Я тоже, – улыбнулась Катя.

На вокзал она явилась вместе с Иркой. Юра бродил вдоль вагона, смотрел на часы, заметив девчонок, обрадовался.

– Думал, не придешь, – сказал Кате.

– Должна же я тебя поблагодарить, – рассмеялась она.

– За что?!

– За то, что не позволил мне окончательно разочароваться в человечестве, – пошутила она.

Объявили отправление поезда. Проводница затолкала пассажиров в вагон. Поезд тронулся. Катя и Ирка шли по платформе и махали Юрке. Впечатлительная Ирка даже всплакнула.

Юра часто звонил или присылал смешные эсэмэски. Иногда писал письма, хорошие, дружеские, обещал приехать летом. А лето – ведь оно так скоро!

Глава 19. Срыв.

Катя закрылась в комнате и писала стихи. Идея внезапно пришла в голову и потребовала мгновенной реализации.

Быстро набирала Катя.

Мама сидела в «Одноклассниках», переписывалась с друзьями юности. Потом будет рассказывать папе об их такой обыденной, такой скучной жизни, причем рассказывать взахлеб, как о чем-то значительном и важном. О школьной подруге Лиле и ее муже, о Рыжовых, о какой-то Неле, преподающей в вузе, еще о ком-то… Иногда она болтает с кем-то из них по скайпу, и так заливисто хохочет, даже неловко за нее делается. Она и папу постоянно пытается втянуть, но Катя видит и знает, ему не интересно.

Ведь были же они молодыми! Учились, стремились к какой-то цели… К какой? Приехать в этот городишко и похоронить себя заживо? Что такое жизнь? Цепочка случайностей, скрученная-перекрученная, в узелках событий, в разрывах и спайках.

У мамы на странице около пятисот семейных и детских фотографий. Если посмотреть снимки на страницах ее друзей, там практически те же картинки. Фото из школьных и вузовских альбомов, семейный архив, дети, родители, застолья…

Неужели это и есть счастье? Как говорят: «Желаем тебе простого человеческого счастья!».

Если все действительно так, то не проще ли забить, расслабиться и просто существовать, как растение, например. Дерево – оно ведь не думает. Питается соками земли, весной, подчиняясь солнцу, покрывается листвой, осенью сбрасывает ее, готовясь к холодам. И так всю жизнь, не двигаясь с места, пуская побеги, разбрасывая семена…

Дереву не надо ходить в школу, оно и так все умеет, растет себе, с каждым годом образуются новые кольца в стволе, густеет крона. Знает ли дерево, что такое любовь? Или жестокость, или предательство, или смерть? Любит ли птиц, вьющих гнезда в его ветвях, и их птенцов?

Катя закрыла глаза и попыталась представить себя деревом, несколько минут она сосредоточенно старалась не думать, а только чувствовать, но оказалось, это не так-то просто.

«Ноги – это ствол, он уходит под землю, разветвляясь корнями… нет, куда же тут разветвляться, к нижним жильцам, что ли? Надо будет попробовать, стоя на земле, и лучше босиком. Стоп! Я же опять думаю!».

«Человек – он совсем другой, он слишком сильно отличается от дерева. У него есть две ноги, значит, он создан для того, чтобы ходить, а не стоять на месте. У него есть руки и чуткие пальцы, способные создавать и переделывать вещи, менять их форму… И главное, человек способен мыслить, думать, мечтать, представлять, воображать… Для чего все это? Уж точно не для того, чтобы сидеть перед телевизором. Но даже телевизор кто-то придумал, а потом сделал».

«Все вокруг, все кем-то придумано и создано, возможно, даже с избытком, возможно, много лишнего, как, например, фигурка медведя, выточенная из оникса, зачем она? Но в то же время она необходима, потому что я смотрю на нее, прикасаюсь к гладкой поверхности, и мне нравится ощущение, возникающее под пальцами. Папа привез эту фигурку из командировки, просто так, мне в подарок. А я никогда не задумывалась о том, что ее кто-то сделал, и этот кто-то сейчас тоже живет и делает фигурки из камня, а может, уже умер, а его фигурки остались, как память о нем…».

Катя закрыла ноутбук и пошла к родителям. Они мирно сидели перед телевизором, смотрели новости. Ванька возился с конструктором в соседней комнате. Катя тоже села на диван рядом с отцом:

– Чего вы сидите? – спросила.

– Тише, – попросил папа.

– Да ерунда все это, – заявила Катя, – в новостях все время врут.

– Катерина, помолчи! Дай папе новости досмотреть!

Она замолчала обиженно, но решила не отступать.

Новости кончились. Папа взял пульт и переключил канал.

– Хоть бы в кино сходили, – посоветовала Катя.

– Кино мы и дома можем посмотреть, – ответила мама. – Да и что там покажут…

– Ну просто погуляли бы, – не отставала Катя.

Родители переглянулись.

– Так мы по магазинам сегодня ездили, – не очень уверенно сказала мама.

– Я за неделю так устаю, что хоть бы выспаться! А ты – гулять! – возмутился папа.

– А раньше гуляли! Я помню! – воскликнула Катя.

– Да где гулять-то? По улице, что ли? – мама пожала плечами. – Вечером пьяных полно. Не выдумывай.

– Ну хорошо, не надо по улице, – согласилась Катя, – но почему вы никуда не ходите? Запишитесь в бассейн, например.

Отец хмыкнул.

– В бассейн надо бы, – отозвалась мама, – я хотела на шейпинг, вообще-то, у нас недавно открылся.

– Запишись, – равнодушно сказал папа.

– Вот, опять – запишись! – передразнила его Катя. – Вы ничего не делаете вместе, вдвоем! Только ругаетесь. У каждого своя жизнь!

Папа взглянул на нее с насмешливым интересом:

– Дочь, какая муха тебя укусила?

– Никто меня не кусал! – Катя почти кричала. – Думаете, мне приятно слушать ваши бесконечные скандалы? Приятно смотреть на тебя, когда ты приходишь пьяным? А мамины слезы? Думаешь, мне легко?

Папа смутился:

– Ну, бывает иногда, что тут такого…

– Иногда?! Вы раньше были другие, вы любили друг друга! – распалялась Катя. – Почему вы никуда не ездите?

– Так ведь дача же, – начала мама.

– Да пропади она пропадом, ваша дача! Можно подумать, вся жизнь в ней! Скоро опять рассада по всем подоконникам, и полгода безвылазно возиться на грядках непонятно зачем.

– А как ты хотела?! – повысила голос мама. – Работать надо! А ты руки боишься запачкать, маникюр отрастила!

– Да что ты привязалась к моим ногтям?! Думаешь, если ты не следишь за собой, а только в навозе копаешься, то счастье себе накопаешь, что ли?

– Девочки! Девочки! Не ссорьтесь, – вмешался папа.

– А вот поглядим, как ты будешь жить! – парировала мама.

Катя вскочила:

– Уж точно не так, как ты! – И выскочила, хлопнув дверью.

– Что это с ней? – спросил папа.

– Переходный возраст, – ответила мама.

А Катя рыдала, уткнувшись в подушку, и твердила: «Уеду, уеду, уеду! Не могу больше!» Ее душили злые слезы. Она понимала, что до ее отъезда еще очень долго – больше года.

В комнату, постучавшись, вошел отец. Присел рядом, погладил по голове.

– Ну, чего ты в самом деле… Не такие уж мы плохие.

– Я устала от вашей ругани, – всхлипывала Катя, – я устала от страха за вас, вдруг вы разведетесь, я хочу, чтоб у вас все было хорошо! И прекрати, наконец, пить! Ванька все видит и слышит! Мальчишка же! Ты знаешь, какие мальчишки вырастают?! В банды сбиваются, как волки в стаи. Пьют все поголовно! Ты хочешь, чтобы Ванька был таким?! Хочешь?!

– Да я же и не пью, – оправдывался папа, – ну, бывает иногда… мама все слишком преувеличивает. Не надо так волноваться.

Видимо, услышав шум, в комнату прокрался Ванька.

– Почему ты кричишь на Катю? – спросил у отца. И голос такой грозный. Защитник. Катя невольно улыбнулась сквозь слезы.

– Да что ты! – окончательно растерялся папа. – Я не кричу, наоборот, успокаиваю. Сестренка твоя расстроилась, видишь…

Брат забрался на диван и тоже начал гладить Катю по голове.

– Не плачь, – просил он, – я никогда не буду пить!

Из соседней комнаты доносились всхлипы. Мама тоже плакала.

Ванька побежал к ней, успокаивать. Маленький, а все понимает…

Постепенно Катя успокоилась. Села, поправила волосы. Папа выглядел виноватым. «Ничего, пусть знает, пусть подумает», – решила Катя. Она совсем не стыдилась своего срыва. Надо было еще раньше все высказать.

Глава 20. Объяснение.

Конечно, ее истерика не принесла особенных изменений. Вскоре на подоконниках снова стояли ящики с рассадой, мама возилась с семенами, готовилась к началу дачного сезона. Вот-вот весна!

Но все-таки дома восстановилась тишина. Папа приходил домой вовремя, если задерживался – звонил. С мамой они разговаривали, не повышая друг на друга голоса. Катя не знала, временное это затишье или до них действительно что-то дошло. Как-то вечером родители собрались и пошли в кино. Такого прогресса Катя не ожидала. Помалкивала, чтобы не сглазить.

Ирка довольно скоро утешилась, влюбившись в одноклассника. Образ Родиона начисто стерся из ее памяти. Теперь все разговоры касались только новой Иркиной любви. Да еще Ирку интересовала Катина переписка с Юрой.

Переписка, как переписка. Ничего особенного, вполне дружеская. Иногда Юра писал, что скучает, но в основном это были очень милые письма, то смешные, то немного грустные. Катя улавливала Юрино настроение, вчитываясь в строчки его посланий. А еще они обменивались фотками, и Катя уже знала, как выглядит Юрина комната в общежитии, видела институтские корпуса, где проходили занятия, лица его друзей и девчонок. Она даже немного ревновала, но сама же смеялась над собой. Он называл ее Котенком, Кошкой, Кэт или Кэтрин. Больше всего ей нравилось, когда он писал: «Милая моя Катеринушка», тогда она испытывала чувство, сродни нежности, и в ответ писала тоже что-нибудь немного грустно-лирическое. Он обещал приехать в начале лета. Катя постепенно привыкла к мысли о том, что увидит его, и незаметно для самой себя стала считать дни.

– Ты все-таки влюбилась, – язвительно заметила Милка. Катя отрицала, но не слишком убедительно. К тому же Милку переубедить довольно сложно. Она упертая, если уж что-то решила для себя, не столкнешь. Невозмутимая и непробиваемая, как скала. Или скорее как Снежная королева.

– Мил, а ты в любовь веришь? – однажды спросила Катя.

– Конечно верю! – возмутилась Милка. – Только я верю в настоящую любовь, а не во всякие глупые влюбленности!

Не поспоришь. Да и зачем спорить?

Катя написала небольшую статью о ребятах, занимающихся исторической реконструкцией, отобрала наиболее качественные снимки, набралась смелости, показала Марине Алексеевне. Та похвалила и велела отнести в редакцию. Статью приняли, заинтересовались даже. Предложили Кате договориться с ребятами о том, чтобы сделать настоящий репортаж, редакция готова была отправить на встречу корреспондента и фотографа, и Катя могла принять непосредственное участие. Она, конечно, согласилась. Но, для того чтобы сделать репортаж, надо было сначала договориться, и в первую очередь с Сережей.

Они почти не виделись, изредка, сталкиваясь в подъезде, здоровались, и он норовил поскорее скрыться в квартире. Словно избегал Катю или обижался на нее. Катя сама к нему зашла. Когда он открыл дверь, то выглядел очень удивленным и смущенным. Но посторонился, давая пройти. Разговор у них получился короткий и какой-то слишком по делу. Сережа выслушал ее просьбу, кивнул, назвал дату и место, пообещал поговорить с ребятами и перезвонить.

Катя почувствовала себя неловко, ведь они так давно не виделись, а Сережа как будто не рад ей. Она попыталась вспомнить, когда же они в последний раз общались. И вышло, что еще зимой, на показе у ребят. Потом Вовка увязался ее провожать, по дороге Сережка отстал почему-то… Да-да. Катя же еще хотела ему позвонить, да все руки не доходили, то одно, то другое. Всплыло воспоминание об Иркином дне рождения. Надо было Серегу пригласить. Да, нехорошо получилось. Забыли старого друга, а вместо него получили то, что получили. Уж Сережа-то никуда бы не убежал. Интересно, он знает что-нибудь о том, что случилось в тот день? Ведь никто так и не позвонил ей, не извинился, и она до сих пор не знала, чем закончилась драка, не пострадал ли кто-нибудь из ребят.

«Наверное, я бы все равно узнала, если бы случилось что-нибудь… Скорее всего, просто сцепились где-нибудь на пустыре, порвали рубашки, наставили друг другу синяков. Да ну их…».

– Сереж, – позвала она.

– Что? – Он вздрогнул и отвел глаза.

– Все нормально?

– Да, конечно, – преувеличенно бодро ответил он.

– Я последнее время совсем забегалась, мы редко видимся…

– Кать, не грузись, я все понимаю. – Он натянуто улыбнулся. – Вовка хороший парень, гораздо лучше Родьки, если тебе интересно мое мнение.

– Что?! – невольно воскликнула Катя.

Сережа удивленно посмотрела на нее:

– Ну, я думал, ты с ним…

Катя фыркнула и расхохоталась. Он, глядя на нее, несмело улыбнулся. Отсмеявшись, Катя рассказала ему всю историю с Родькой и Вовкой, не забыла и о злополучном дне рождения. И о том, как гости прыгали через забор на глазах у изумленной Иркиной мамы. Только о Юре умолчала.

– Ну да, на них похоже, – усмехнулся Сережа.

– Сереж, ты ведь не обижаешься на нас с Иркой? – спросила Катя. – Я уже тысячу раз пожалела о том, что согласилась на ее уговоры! И я тебе хотела позвонить в тот раз, просто постеснялась. Глупо вышло, да?

Он энергично качнул головой:

– Забудь. Все хорошо!

– Правда?

– Правда…

Он сделал все, как договаривались. Катя с его помощью организовала встречу. Она страшно волновалась. Боялась что-нибудь сделать не так. Но все прошло отлично! И корреспондент, и фотограф, и сами ребята были очень довольны.

Катю благодарили. Сережа сказал: «Не ожидал… ты не представляешь, как нам помогла! Теперь на нас хоть внимание обратят».

И вроде бы Кате надо было радоваться, но ее беспокоили отношения с Сережей, он почему-то больше не забегал к ней по-дружески, не сидел на кухне, не рисовал свои чудесные картинки.

Только однажды, уже в конце апреля, Катя задержала его на лестнице:

– Сереж, куда ты все время бежишь? Совсем пропал, не звонишь, не заходишь…

Он отвел взгляд, помялся:

– Да так, дел много…

– Ты как будто избегаешь меня?

Сережа отрицательно покачал головой:

– Нет… с чего ты взяла… просто не хотел мешать…

– Чем же ты мог мне помешать?

– Ну, так…

– Сережа, не выдумывай, ладно? Я всегда считала тебя своим другом и до сих пор считаю. Думала, что и ты тоже…

Он быстро взглянул на нее, дернул плечом:

– Кать, ты что, не знала, я же был в тебя влюблен!

Катя опешила. Вот это да! Объяснение не для лестничной площадки. Такие вещи на бегу не обсуждают. И что теперь делать?

– Сереж, я не знала, правда…

Он махнул рукой:

– А… даже если бы знала… Ведь ты меня не любишь?

– Почему, ты мне очень нравишься, и… – начала уверять Катя.

– Не грузись, все уже прошло. – Он невесело улыбнулся, подал руку. – Друзья?

– Конечно! – Она с чувством ответила на его рукопожатие.

– Ну, давай, пока, – быстро проговорил он. Развернулся и убежал.

Катя с грустью смотрела ему вслед и думала: надо же, оказывается, он был влюблен. Так вот почему он избегал ее! И дело вовсе не в Родьке с Вовкой! Сережа действительно понимал, что он только друг. Почему же он раньше никогда не говорил? Не был уверен в себе? Признайся он раньше, что бы изменилось? Ничего. Ах, как же все неправильно. И как не хочется терять такого друга, как Сережа! Он сказал, что все уже прошло, что он справился. Хотелось бы верить. «Он будет счастлив! Обязательно будет счастлив!» – как заклинание твердила Катя. Она искренне желала ему счастья.

Вместо эпилога.

Сегодня мама попросила ее подстричь газон, а сама занялась цветами. С газоном Катя справилась быстро, очистила от травы машинку, затолкала в сарай, подошла к маме.

– Интересно, а почему ты не заставляешь меня в сельхозакадемию поступать? – спросила в шутку.

– Коровам хвосты крутить? – отозвалась мама, не отрываясь от работы.

– А как же твое утверждение о том, что человек должен трудиться на земле? – рассмеялась Катя.

– Для себя, в удовольствие, – не сдавалась мама. – И ты не придирайся к моим словам! Я всегда говорила, что девушке необходима серьезная профессия, чтоб она всегда могла заработать себе на кусок хлеба, вот что я имела в виду. А то развелось дизайнеров-психологов – пруд пруди! Кому они нужны?

– Мам, я не собираюсь быть дизайнером, я собираюсь поступать в университет на филфак.

– Да хоть в космонавты! – вспылила мама. – Но я тебя предупредила. – Она устало разогнулась, сняла садовые перчатки, вздохнула: – Кто тебя знает… может, и правда из тебя что-нибудь получится. Разве поймешь… Добивайся, чего уж там…

Катя сидела на веранде и прислушивалась к звукам ночи. С озера доносились смех и громкий плеск воды. Катя улыбалась. Это ее родители шумели. Ночью звуки разносятся очень далеко, видимо, отражаются от воды, блуждают среди холмов и гаснут только в роще за домами.

– Как дети, ей-богу! – вслух произнесла она. Она радовалась. За них, и за себя, и за весь мир, за эту тихую ночь, и туман над озером, и запах жасмина…

Катя даже немножко гордилась собой, ведь она считала, что помирила родителей.

Как здорово, когда люди любят друг друга!

И еще она думала о том, что скоро приедет Юра, и это очень здорово… и о том, что завтра будет новый день, и они с Милкой пойдут загорать на озеро, а потом еще целое лето впереди, и последний школьный год, а за ним – целая жизнь!