Не идеальная девчонка.

Пролог. (который можно не читать, если вы знакомы с повестями «Алгебра любви» и «Свидание по ошибке»).

…Костя взял мою сумку, и мы двинулись навстречу моему будущему.

Хотя стоп! Вы, наверно, не помните, кто такой Костя? Да и меня подзабыли? А может, мы и вовсе не знакомы?

Зовут меня Лена, фамилия – Кузнецова. Сегодня первый день моей учёбы в десятом классе и одновременно в новом лицее – престижной и знаменитой на весь город «Семёрке». Костя учится тут с первого класса. Он – мой друг… Не в этом смысле! Не такой, про которого пишут «ВКонтакте»: «есть друг». И не френд из Интернета, добавляемый лишь для комментов и лайков. Костя – мой друг в самом старом, изначальном значении этого слова. Он мне вроде брата.

Впрочем, не буду скрывать: знакомы мы меньше года, и поначалу я мечтала о романе с ним. Но не потому, что была влюблена. Скорей из подражания. Даже, можно сказать, из стадного чувства.

Думаете, это невозможно? Не тут-то было! Вот как это всё происходило.

В прошлом учебном году, когда я была ученицей 9 «Г» класса своей районной сто сорок второй школы, все наши девчонки словно помешались на Константине. Сначала одна, а за ней и все остальные влюбились в этого парня из соседнего лицея. Влюбиться в него, конечно, легко: спортивная фигура, чёрные волосы, белая кожа, голубые глаза… В общем, вся женская часть нашего класса начала сходить с ума по этому принцу, даже ни разу не пообщавшись с ним и лишь любуясь им издалека после уроков. Но взаимностью он так и не ответил. Ни одной. Дело в том, что Костя был и остаётся умным парнем, для которого важна не только внешность, но и возможность поговорить с девушкой. Не о шмотках, разумеется, а о физике, математике, астрономии – обо всяких таких вещах, которыми Костя интересуется первым делом. Ну, а в нашей сто сорок второй школе науки, мягко говоря, не в почёте. Ходят туда, чтобы хулиганить, а не учиться. Те же, кто всё-таки пытаются среди общего шума и гама вникать в содержание хотя бы некоторых учебников, чувствуют себя белыми воронами. Одной из таких как раз я и была.

Дело в том, что внешность у меня достаточно заурядная, имя тоже, и ни наглостью, ни какими-то выдающимися талантами я не отличаюсь. Единственное, что всегда получалось у меня лучше других, – это решать задачки по математике. Но с такой способностью, сами понимаете, большого авторитета в нашей школе не сыщешь, да и на внимание парней не стоит рассчитывать. В общем, жила я себе одинокой, задумчивой серой мышкой, пока однажды не выиграла окружную олимпиаду по математике. Тут-то и оказалось, что мне придётся поехать на всероссийскую в Пятигорск. И не просто поехать, а с Костей! Выяснилось, что в нашем городе он и я были единственными девятиклассниками, достойными участия в этом соревновании.

Поездка оказалась замечательной. Пятигорск – красивый город, а недельное пребывание вдали от мамы, бабушки, учителей и одноклассниц сделало меня – сама не знаю, почему! – чуть-чуть свободнее, смелее и увереннее. Можно даже сказать, что именно в этом путешествии я впервые почувствовала себя девушкой, а не затюканным существом неопределённого пола. Правда, моя глупая попытка сделать Костю своим парнем провалилась: я наконец поняла, что не влюблена в него, а лишь хочу завладеть «ценным призом», получить то, чего многие желают. Зато после Пятигорска Костя стал для меня тем, кем и остаётся до сих пор – ближайшим другом.

Впрочем, одноклассницам моим понять всё это было не дано. Они нафантазировали, будто бы я – девушка Соболевского, сами поверили в эту фантазию и зауважали меня больше, чем Лариску – звезду класса. Глядя на девчонок, подтянулись и мальчишки: решили, что во мне на самом деле что-то есть, и начали заигрывать, звать на танцы… Правда, вскоре миф развеялся. Всё встало на свои места, «царица» нашего класса вернула трон, а я опять оказалась никому не нужной. Но вся эта странная история не прошла бесследно. Один мальчик в нашем классе всё-таки успел в меня влюбиться – Никита Рыбкин. Правда, он был таким скромным, что о его любви я узнала случайно и, как ни странно, благодаря бесплатной газете. В тот же миг передо мной открылся новый мир: мир взрослой жизни, где за мной будут ухаживать, целовать и дарить цветы. Я растаяла. Никита, которого я до сих пор не замечала, неожиданно стал красивым, добрым, милым, трогательным, нежным. Вскоре мы стали парой.

Это было мое первое лето любви, первое лето свободы: от одиночества, от неуверенности в себе, от дурацких страхов, от одноклассников, от самой себя – той прежней, незаметной, нелюбимой и не любящей даже саму себя… Но ещё оно оказалось и летом первых предательства и разочарования.

Тут надо заметить, что практически одновременно с Никитой в моей жизни появился ещё один близкий человек – Яна Ларченко, Костина девушка. Как-то раз весной она пришла в «Семёрку» узнать правила приёма в десятый класс и встретила там Соболевского. Яну взяли. Меня, кстати, тоже: сидеть дальше в школе, где ничему не учили, не было смысла, а экзамены в лицей оказались не такими уж страшными. В общем, теперь получалось, что дальше мы будем учиться втроём в одном классе. Яна мне понравилась, мы быстро подружились. Но вслед за дружбой так же быстро пришли проблемы. Буквально за несколько дней моя жизнь стала похожа на страшный сон.

Яна неожиданно начала вести себя так, будто мы с ней враги. Потом ко мне спиной один за другим стали поворачиваться другие люди, включая Никиту. Через некоторое время я узнала, что науськивает их против меня всё та же Яна. Но почему? Пока я билась над разгадкой этой тайны, в моей жизни неожиданно появился ещё один молодой человек – Дима Абакумов. Познакомились мы на свидании, которое предназначалось для меня, но на котором я не должна была появиться…

Всего за месяц мир мой совершенно перевернулся. Главное, я поняла, что Никита мне не подходит. Ещё совсем недавно я собиралась быть ему верной до конца жизни, но быстро осознала, что просто-напросто польстилась на первое в своей жизни мужское внимание! Мне нравился не столько сам Никита, сколько мысль о том, что у меня теперь есть парень. А вот Дима… Поначалу я старательно отбивалась от его ухаживаний, но со временем поняла, что он превосходит Рыбкина во всём: спортивнее, решительнее, красивее, смелее… Да и взрослее, в конце концов. Вскоре Никита сдался и сам отказался от меня. Так что теперь у меня новый парень, который мне нравится так, как никто ещё прежде!

Что же касается Яны, то мы с ней так и остались врагами. Со временем я выяснила, что Ларченко взъелась на меня из-за того, что ей нравился Дима, а ещё потому, что считала, будто я рассказала Соболевскому о ее измене. Когда с Абакумовым у Ларченко не вышло, она нашла себе нового кавалера. В общем, Косте, который почти все каникулы провёл в деревне у бабушки, Яна разбила сердце. Да ещё и со мной чуть не поссорила. Сначала Соболевский злился на меня за то, что не рассказала ему об измене Яны, потом из-за того, что рассказала… Но сегодня, первого сентября, он всё-таки понял, что был не прав. Пришёл, чтобы проводить меня в лицей, который был родным для него и в котором мне только лишь предстояло освоиться.

…Итак, Костя взял мою сумку, и мы вместе пошли на учёбу. Он – добрый, заботливый, но явно печальный. И я – взволнованная, но довольная жизнью и полная самых радужных надежд.

Глава 1. Первое сентября.

– А ещё, – сказала директриса, – у нас с этого года важное нововведение…

Директриса была средних лет, с выбеленными волосами и взглядом, в котором читалось презрение к окружающим. Она стояла на сцене актового зала, набитого старшеклассниками. Одни – старички – откровенно скучали или показывали друг другу фото с дорогих курортов на экранах новых планшетов, другие – новенькие – восторженно и немного испуганно оглядывались по сторонам. Я была одной из этих, последних. Впрочем, страха, в отличие от многих своих будущих одноклассников, не испытывала: рядом со мной сидел Костя – знающий, надёжный, почти родной.

– Школьная форма, – закончила директриса.

По залу пронёсся разочарованный гул.

– Да-да! У наших лицеистов будет форма! Между прочим, эта форма была специально разработана для «Семёрки», она уникальна! Теперь учеников лучшей школы в городе будет видно издалека. И вообще, я считаю, давно надо было так сделать! В серьёзном учебном заведении должна быть форма. Это только во всяких помойках наподобие сто сорок второй дети ходят в чём попало. Вот у них и в головах ничего нет!

Не сказать, чтоб я любила свою бывшую школу. Откровенно говоря, я была просто счастлива, что в неё больше не придётся идти. И всё-таки слово «помойка» меня неприятно задело.

– У вас тут что, так принято: поливать грязью другие школы? – шепнула я Соболевскому.

– Бывает иногда, – ответил тот. – Но ты не парься, не бери в голову. Просто сто сорок вторая рядом, вот её и используют… ну… в качестве примера… образца… ну это самое… обычной…

– Это как «Тайд» и «обычный порошок», который ничего не отстирывает?

– Ну да, типа того… Не обижайся!

Но мне было уже не до обиды. Из дальнейшей речи директорисы я узнала, что форму придётся купить. Состояла она из юбки, жилета, жакета, а к ним, разумеется, требовалась и белая блузка, да не одна, а чтобы на смену… Записывая, где это хозяйство продаётся и до какого срока придётся приобрести, я пыталась прикинуть, в какую же сумму нам всё это обойдётся. Наша семья была не из тех, где ходят на шопинг, чтобы развеять скуку: мы с мамой и бабушкой считали каждую копейку. Так что обучение в лицее начиналось не самым приятным образом.

Послушав ещё немного о том, что нам выпало очень большое счастье учиться в этом лицее, что мы – «будущее страны», «надежда отчизны» и «лучшая молодёжь», что бегать по коридорам на переменах категорически запрещается, а за тем, чтобы мы не писали на партах, будут следить видеокамеры, я, наконец, смогла выйти из зала. Дальше нас ожидал классный час. Направляемая Костей, я вошла в кабинет физики и наконец смогла лицезреть коллектив своих будущих одноклассников.

Пока не начался урок, Костя постарался кратко рассказать мне о новом 10 «А». Он знал их всех, кроме пяти или шести новичков: перед десятым классом в «Семёрке» всегда был большой дополнительный набор. Всего нас оказалось тридцать учеников. Не в пример моему бывшему классу, в 10 «А» подавляющее большинство составляли мальчишки – около двадцати человек (Соболевский перечислил их имена, которые я, разумеется, сразу же перепутала и забыла). В целом, все ученики как ученики, и я не взялась бы судить их по первому впечатлению. Разве что одеты по-деловому: в моём старом классе обычно царили яркие цвета и спортивный стиль, а здесь каждый второй по своей воле носил галстук или жакет. Но всё-таки была группа людей, которые заметно отличались от остальных. Их одежда ультрамодная, с иголочки, а выражение лица как бы говорит: «Да плевал я на вашу учёбу! Видали, что мне папа купил? Он ещё не то купить сумеет». Несколько девчонок очень походили на наших Лариску и Светку, только были значительно дороже «упакованы». Я даже удивилась поначалу: разве есть такие тут? Ведь «Семёрка» – это школа, где действительно учат, а не куда гоняют шпану из-под палки!

– Престижное учебное заведение, что поделаешь, – вздохнул Костя. – Есть у нас процент субъектов, не учащихся, а так… За родительские денежки засунутых в «Семёрку».

Личность одной из новых одноклассниц Костя обошёл молчанием. Я тоже тактично не стала о ней говорить. Тем временем сама эта одноклассница не переставала следить за нами пристальным и, как мне даже показалось, злым взглядом. Это была не кто иная, как Яна Ларченко.

Мою новую классную звали Любовь Андреевна. От большинства учительниц «сто сорок второй» она отличалась тем, что держалась спокойно, интеллигентно, говорила с нами вежливо, на «вы» и ни разу не повысила голос. Впрочем, повышать его особой нужды и не было. 10 «А» оказался значительно дисциплинированнее моего прежнего 9 «Г». Впрочем, на нескольких учеников, которые залезли в «ВКонтакте» со своих планшетов тотчас же после звонка, я бы на месте классной всё же прикрикнула. Впрочем, на доброте учительницы все приятные сюрпризы были закончены. После потока общих слов о том, что десятый класс для нас очень важен, что это последний год, когда мы ещё можем себе позволить побыть детьми, что старички должны обеспечить наилучший приём новичкам и что «страна на нас уповает», Любовь Андреевна продиктовала список учебников для покупки.

– Это что ещё за новости? – возмущённо, хотя и тихо спросила я. – Нам учебники всегда в библиотеке выдавали.

– Нам тоже выдают, – ответил Костя. – Но это всё не то. Там знания устаревшие. И они на низкий уровень рассчитаны. Так что обычные школьные учебники для лицея не подходят. Учителя сами выбирают, по каким книгам мы будем учиться.

Да уж… Не было печали, как говорится… Я попыталась представить, как отреагирует мама на новость о неожиданных тратах. Потом перечитала учебники и попробовала прикинуть, в какие деньги нам всё это обойдётся. Химия, физика, алгебра, геометрия, экономика, ОБЖ, русский, литература, история…

– Хорошо хоть по биологии нету, – сказала я.

– Ты что, по биологии библиотечные учебники вообще ни на что не годятся! – ответил Костя. – Это же самая быстроразвивающаяся наука! А они лет пятьдесят назад написаны… для тупых. Так что книгу по биологии мы все купили ещё в седьмом классе. Тебе тоже придётся. Она в трёх томах…

– В трёх томах! – с ужасом повторила я.

– И продаётся только в центральном книжном.

После классного часа некоторые из моих одноклассников предприняли попытки познакомиться. Сначала ко мне подошла девочка по имени Лиза Куницына. У неё было идеально гладкое белое личико, ярко-голубые глаза (очевидно, цветные линзы), невероятно длинные и блестящие чёрные волосы (очень похожие на нарощенные), профессиональный маникюр и с иголочки одежда, новая. Лиза тоже была новенькой. Выяснив моё имя и фамилию, она первым делом спросила, является ли Костя моим бойфрендом.

– Просто друг, – сказала я.

– Симпатичный, – призналась Куницына. – А есть у него девушка?

– Сейчас нет.

– А кто его родители?

Этот вопрос меня несколько удивил. Хотя… что тут такого? Если девушке нравится парень, то почему бы ей не интересоваться его родителями?

– Мама вроде врач, – сказала я. – А папа на пенсии.

– А… – протянула Лиза. Судя по всему, её интерес к Соболевскому сразу же испарился. – Говорят, в этом классе есть сын депутата гордумы. А ещё сын менеджера крупной госкорпорации. Ты их не знаешь? Они симпатичные? Есть у них девушки?

Я не знала. И о том, что влюбляться или не влюбляться в парней можно исходя из положения их родителей, я не знала тоже. Ну, до сих пор.

Вскоре подошла другая девочка – загорелая, чёрные волосы тоже явно искусственного происхождения и странный спортивный костюм, разрисованный под хохлому.

– Правду говорят, что ты из сто сорок второй? – спросила она.

Звучало это как: «Ты что, с того света?».

– Да, – кратко ответила я.

– Трудно тебе будет здесь учиться, – с важным видом заметила она. – Знаешь, что такое тригометрия?

Я хотела ответить, что вообще-то участвовала во всероссийской олимпиаде по математике, но сдержалась. Отчасти природные скромность и неуверенность удержали, отчасти разум: нарываться на конфликты в самый первый день учёбы в новом классе было глупо. Только одно слово всё-таки вылетело из моего рта:

– Тригонометрия.

– Не умничай! – скривилась собеседница. – Думаешь, я дура, что ли, какая? У меня по геометрии четыре!

Чуть позже я спросила у Соболевского, кто эта девочка, которая считает четвёрку поводом для гордости и при этом не знает, как называется один из самых известных разделов математики. Оказалось, что её зовут Мелания. Оказывается, среди крутых время от времени появляется мода на русскость, выражающаяся, в частности, в том, что детей называют крестьянскими именами.

– Только не называй её Маланьей, – предупредил Костя. – Обижается сильно. Зови её Мел. Или Мелани.

– А у неё правда четвёрка по геометрии? – спросила я о том, что интересовало меня намного сильнее, чем предпочтения девочки, которую про себя уже решено было называть Малашкой. – Разве можно знать науку, не зная при этом её названия?

– Просто папка у неё какой-то начальник, – признался Костя. – Директриса решила, что с ним выгодно дружить… вот и поставили.

Вот, стало быть, как оно в лицеях бывает! Ну и ну…

– У нас такого не было.

– У нас тоже нет… почти, – ответил Костя.

Стоило мне переступить порог дома, как бабушка устроила скандал:

– Что за девка выросла гулящая! Совсем стыд потеряла! Сегодня один, завтра другой, послезавтра третий! Сколько у тебя их? Говори!

– Ба, да ты о чём вообще?

– Ты бабку за дуру не держи! – не унималась старушка. – Я слежу! Всё вижу! И люди всё видят! Думаешь, женится кто на тебе после этого?!

Не без труда мне удалось выяснить, что бабушка видела, как Костя встретил меня у подъезда и проводил до школы. Объяснять что-либо было бесполезно. Я закрылась в своей комнате: эта тактика превращалась уже в привычку. Бабушка немного пошумела, успокоилась. Потом вернулась мама: день был субботний, она не работала и ходила к кому-то в гости. Бабушка рассказала маме про то, какая я мерзкая, а потом принялась расспрашивать о том, что та увидела в гостях: какой у хозяев диван, телевизор, компьютер, хорош ли ремонт, сколько стоит имущество. Вскоре разговор о чужих деньгах совершенно поглотил старшее поколение, и о моём якобы непристойном поведении было забыто.

Стенки в доме были тонкие, и всё, что говорили мама с бабушкой, я слышала, хотя и не хотела. Внезапно меня охватило отчаяние. Я вдруг поняла, что люди, находящиеся в соседней комнате, – совершенно чужие. У меня с ними нет ничего общего, кроме кровного родства, общей жилплощади… ну, и материальной зависимости. Последнее угнетало особенно. Ведь люди, от которых я зависела, не понимали, просто не в состоянии были понять принципиально важных вещей! Того, что мы с Никитой не могли больше быть вместе. Того, что я люблю Диму и верна ему. Того, что с Костей мы самые настоящие друзья. Того, что обсуждать чужие вещи, чужие деньги – это ужасно глупо, убого, скучно и… и… вообще… не могу даже слов подобрать.

Хотя, в общем-то, чему тут удивляться? Чем дольше я живу, тем больше замечаю, сколько вокруг тупости. И ещё всё больше понимаю, какую роль в жизни играют деньги. Основную. Кроме денег, в человеческой жизни, по сути дела, вообще ничего нет. По крайней мере, в жизни большинства. Тех, кто живёт по нормам и правилам, кто стремится быть «не хуже других». Люди за деньги устраивают детей в хорошие школы, за деньги покупают им оценки, за деньги суют в институты, потом на работу… И тогда эти дети тоже начинают зарабатывать деньги и делать то же самое со своми детьми. Люди вкалывают с утра до ночи, чтобы покупать вещи и красоваться перед другими. А те, другие, в свою очередь, стараются купить другие вещи, ещё лучше. Тогда первые, чтобы не ударить в грязь лицом, лезут из кожи вон, чтобы купить новые вещи, ещё более модные и дорогие, хотя, может, и вовсе не нужные. Замкнутый круг, одним словом.

А я в этом круге что делаю? Тоже бегу? А зачем? Купить такой же шкаф, как у соседей? Быть не хуже, чем Малашка и Куницына? Для этого я поступила в лицей? Для этого родилась? В этом смысл моей жизни?

И если не в этом, тогда в чём?

Ох, ну и дела… С таким нетерпением я ждала этого первого сентября, предвкушала… А в результате одно расстройство.

Глава 2. Моё прозрение.

Через неделю мы с Димой собрались в кино. Встретиться договорились возле его дома. В самый последний момент, когда я уже добралась до места, Дима позвонил и сообщил, что встали трамваи, так что он опоздает. Я собиралась подождать во дворе, но парень велел мне не мёрзнуть, не заниматься глупостями, а отправляться в его квартиру.

Дома оказалась только Дина, Димина сестра. Я всё ещё никак не могла привыкнуть к её неформальному виду – красные волосы, пирсинг в подбородке и в губе, костюм из чёрной кожи с кружевами. Этот стиль отчасти пугал меня, но отчасти и привлекал. Вид у Дины был такой, словно она знает что-то такое, что мне недоступно.

– О, – сказала Дина, – замечательно! Ты кстати. Я тут туплю одна. Заходи, будем вместе тупить.

Я ожидала, что Дина предложит мне чаю, как это бывает обычно, когда появляются гости, но Дина сказала, что чай – это мещанство и гонять его с утра до вечера способны лишь тупые обыватели. Поэтому мы просто забрались на диван с ногами и стали смотреть какой-то японский мультик, сюжет которого я никак не могла понять.

– Ну, как там в новой школе? Не жалеешь, что ушла из своей бывшей? – спросила Дина.

Я вздохнула. На второй вопрос можно было не задумывась ответить «нет», а вот с первым выходило сложнее. В лицее мне и нравилось, и нет. Каждый день я пыталась разобраться в своих чувствах по поводу этого учебного заведения и новых одноклассников, но никак не могла. А ещё мне ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, пусть даже ещё не разложенными по полочкам и не вполне чётко облечёнными в слова. В общем, несмотря на то, что нас с Диной нельзя было назвать подругами, я решила выговориться.

– Знаешь, я ни капли ни жалею насчёт ухода. Перейти в более сильную школу было необходимо, и я очень рада, что смогла поступить в лицей. Но вот сам он… Как сказать… С одной стороны, там учёба серьёзнее, лучше. А с другой… понимаешь… там люди такие… ну, как бы сказать…

– Очень много понтов, да?

– Ну, вроде того. Почти все чем-то чванятся: кто знаниями, кто оценками, кто деньгами своих родителей. От учителей только и слышно: мол, здесь вам не там, у нас школа такая-сякая элитная, не чета дворовым всяким, мы кандидаты наук, мы сами учебники пишем, у нас премии, награды, то и сё, а кто не справляется, пускай валят в сто сорок вторую – там им самое место.

– Прямо так и говорят?

– Ну, общий смысл такой. И люди странные. В классе куча нервных, дёрганых, замученных. Они, оказывается, всё лето с репетиторами занимались, даже не отдохнули. А есть ребята, как роботы: каждый шаг у них по плану, а план на двадцать лет вперёд. И очень многие помешаны на оценках. Знаешь, в старой школе большинству было плевать на свои оценки – у половины класса тройки по всем предметам стояли. Это плохо, конечно. И вредно. Но здесь оказалось, что тоже не сахар. За пятёрку некоторые способны горло друг другу перегрызть! Вот я, к примеру, как считаю: не даётся мне иностранный – ну, ладно, пусть тройка стоит, справедливо. А тут из-за неё с ума сойдут, в истерике будут биться! Ради табеля, ради статистики, ради того, чтоб отличником или хорошистом выйти, чего только не делают! Кто зубрит ночами, – это ещё ладно, кто ходит клянчит, чтобы поставили, кто подлизывается, кто подарки суёт, кто списывает… Я раньше думала, что списывают только двоечники. А тут хорошисты списывают, врут, изворачиваются, чтобы пятёрку получить!

– Ну и правильно, – хмыкнула Дина. – Учатся жизни. Думаешь, алгебра с геометрией для чего-нибудь пригодятся? Да никогда! А вот умение врать – это тема! Из этого вся жизнь и состоит. А ты этого не знала?

– Знала… То есть… Раньше я об этом как-то не думала. А теперь вдруг пришло осознание. Значит, вся взрослая жизнь – это гонка за деньгами, привилегиями, званиями, вещами? А искренность, честность, стремление к знаниям, творческий дух…

– Никому не нужны! – завершила сестра моего бойфренда. – Поздравляю! Ты выросла. Ты поняла суть вещей. Теперь до успеха тебе рукой подать. Осталось только научиться приспосабливаться, правильно врать, чтоб смотреться не хуже других, и изображать из себя то, что хотят видеть окружающие. Свою честность и любовь к науке спрячь подальше – это давно не в моде. Да, и не забудь, что твоя цель – это квартира с евроремонтом, айфон последней модели и купленная в кредит машина.

– Но я не хочу так! – воскликнула я.

– Тогда тебе придётся быть изгоем. Чем дальше, тем чаще тебе будут говорить, что ты «странная», «ненормальная», «не как все». Ведь быть не как все – это самый страшный грех в представлении обывателей.

– Обыватели… а кто это?

– Девяносто процентов людей. Это те, чьи интересы не простираются дальше того, как покушать, поспать, посмотреть телевизор, купить себе вещь подороже… И ещё ни в коем случае не допустить, чтоб о них подумали, будто бы они чем-нибудь отличаются от других, недостаточно круты или не соответствуют общепринятым стандартам.

Шилова, Попова, Топотун… Куницына, Маланья… директриса, классная… мама, бабушка… Боже мой, а ведь Дина была права!

– Но почему? – только и смогла вымолвить я.

– Потому что мы живём в обществе потребления. – Дина говорила уже не ехидно, не легкомысленно, а серьёзно, будто учитель. – Никого не интересует, кто ты есть. Всех интересует только, что ты имеешь. Ценность человека, его успешность измеряются количеством и стоимостью того, что он потребил: купил, съел, надел и так далее. А ещё люди могут потреблять друг друга: использовать ради своих интересов, а потом бросать. Мир – это огромный магазин. И покупать – это всё, что в нём можно.

Я мигом представила себя запертой в огромном торговом центре. В таком богатом, чистом, хорошо отремонтированном, вымытом. И закрытом… И без окон. В большинстве торговых центров ведь только искусственное освещение. И искусственные пальмы в коридорах. На первый взгляд – роскошь и блеск, а как приглядишься – дешёвая мишура на один раз. Пластик, нержавейка, полиэстр, усилитель вкуса… И безысходность. Безвыходность, духота. Невозможность вырваться за рамки, за стены этой коробки, набитой нелепым хламом, ради которого многие жертвуют всем на свете!

Эта беседа буквально перевернула всю мою душу. Если до разговора с Диной я лишь начала приоткрывать глаза на правду жизни, то теперь они полностью распахнулись. Так вот он каков, этот мир! И неужели в нём нет места для меня? Для такой меня, какой я хочу быть, а не для такой, какой меня хотят сделать лицей, мама, бабушка, телереклама, журналы и все остальные…

– А если я не хочу быть обывателем? Не хочу жить по правилам общества потребления. Дин, я так давно чувствую, что должна отыскать что-то настоящее в этом мире. Что-то свежее, душевное, живое! Хочу вырваться за границы!

– Значит, ты неформалка, – ответила Дина. – Ты – одна из нас!

Глава 3. Я – одна из них.

На следующий день впервые в жизни я, сидя на алгебре, думала не о своём любимом предмете. Иксы и игреки, как и прежде, были моими лучшими друзьями, но сегодня они отступили на второй план. На вечер была запланирована встреча с новыми друзьями. Вернее, с теми, кто мог ими стать. Дина обещала ввести меня в свою неформальную тусовку.

«Так ли я выгляжу? Вдруг слишком просто, и на меня не обратят внимания? А вдруг, наоборот, слишком нарядно? Тогда неформалы примут меня за обывательницу, за одну из тех, кто поклоняется деньгам и гламуру. А что я скажу? Может быть, если изложить неформалам те мысли о жизни, которыми я поделилась с Диной, меня сразу примут за свою? Или, наоборот, засмеют: для них-то все эти вещи, наверно, давным-давно очевидны! И как себя вести? Стараться подстроиться? Делать всё так, как привыкла? Боже мой, ведь я ни разу не была в кругу людей, отличающихся по образу жизни! Может, лучше не ходить? Не рисковать? Не позориться?» Такие вот мысли крутились в моей голове, пока Игорь Аркадьевич – тот самый, с которым мы ездили в Пятигорск! – объяснял новый материал.

Больше всего меня беспокоило то, что к Дининым друзьям придётся идти в школьной форме. Вряд ли чёрный жакет и такая же юбка с белой рубашкой были хорошей одеждой для посещения неформальной тусовки. Но что делать? Ведь не потащу же я с собой второй комплект одежды. Да и нет у меня всё равно ничего подходящего.

На перемене я поймала себя на мысли, что мои новые одноклассники в одинаковых чёрных костюмах похожи на колонию жуков, копошащихся в каком-то дупле. И интересы у них были тоже жучиные. Одна кучка обсуждала, где достать учебники, без которых невозможно сделать задание по истории (да кому она нужна вообще? Тем более, её вечно переписывают!). Другая активно списывала домашку по иностранному (если ленишься или не можешь сам делать – хотя бы имей смелость в этом признаться!). Расфуфыренные девицы решали, чей маникюр «более актуален в этом сезоне» (важный вопрос, ничего не скажешь!). Янка, собрав вокруг себя нескольких любопытных, рассказывала сплетни обо мне (без комментариев).

Не хочу быть такой, как они! Не хочу тухнуть в этом зверинце! Дина была права во всём: обывательский мир с его мелкими устремлениями и глупыми правилами просто отвратителен. Из него нужно вырваться. И Дина – единственный ключик в иной мир, куда я должна попасть во что бы то ни стало.

Встретившая меня после школы Дина без предисловий сказала:

– М-да! Прикид что надо. Ты просто живое олицетворение Системы.

– Какой системы? – не поняла я.

– Да той самой, где мы живём! Система – это то, что заставляет тебя соблюдать дурацкие правила, не выделяться, повторять то, что говорит учитель, не иметь собственного мнения. Система делает из людей винтики одного огромного механизма. И все винтики должны быть одинаковыми, взаимозаменяемыми. Поэтому их и приучают носить форму. Так что поздравляю – ты нашла себя. Станешь менеджером в офисе. С девяти до шести. Как «нормальные люди»…

– Да постой ты! – я перепугалась, почувствовав, что Дина хочет оставить меня вне волшебного мира, куда я стремлюсь попасть. – Не хочу я менеджером быть! Я неформалка в душе! И Система мне не нравится! Просто я не знаю, как иначе одеваться. Я привыкла…

Дина оглядела меня с ног до головы. Вздохнула и сказала:

– Ох. Ну, ладно. Забежим тогда сперва ко мне.

Дома у Абакумовых Дина сняла с меня блузку с жакетом, а вместо них дала чёрную водолазку и такой же кожаный корсет, который я надела поверх неё. Цвет остался тем же, но теперь я походила не на жука, а на гордого ворона или пантеру. Деловая юбка в сочетании с Диниными вещами смотрелась совершенно по-новому, особенно после того, как на шею мне были надеты цепочки с какими-то непонятными, но, судя по всему, очень значимыми символами, в уши – серёжки с огромными черепами, а на руку – шипастый браслет. Из зеркала теперь смотрела другая Лена – странная, загадочная, не такая, как все. Она всё ещё была чуть-чуть чужой, но нравилась мне куда больше прежней.

Когда мы с Диной уже готовы были выйти из квартиры, я с огорчением заметила, что порвала колготки. Гадкая дырка, особенно заметная, учитывая то, что и колготки были чёрными, сразу же поползла, разрастаясь в длину от любого движения. В общем, вещь была испорчена.

– Может, идти без колготок? – спросила я Дину. – Или по дороге купим новые?

– Не надо ничего покупать, – ответила та.

Нагнулась… И прежде, чем я успела что-то сообразить, проделала в порванной вещи ещё несколько дырок. На моих глазах колготки превратились в лохмотья, которые уже не годились даже под брюки.

– Так пойдёшь, – сказала Дина.

– Что? В таких дырявых? Как так можно?

– А ты думаешь, нельзя? И почему же? Считаешь, что колготки обязательно должны быть целыми? С чего ты это взяла?

Я задумалась. А ведь и правда – с чего я решила, что целые колготки – хорошо, а рваные – плохо? Ведь это всего лишь условность. Одно из бессмысленных правил, которые мне внушили! Этого хочет Система. Но я не обязана слушаться!

– Ты свободный человек, – сказала Дина.

– Хочу – хожу в целых, хочу – хожу в рваных, – продолжила я.

– Вот и правильно!

Местом встречи Дининых друзей была детская площадка. Я вспомнила, как, будучи совсем маленькой и гуляя с бабушкой, порой видела дядь и тёть, которые тусовались в песочнице или что-то пили и ели на веранде, украшенной изображениями Дюймовочки. Каждый раз, видя их, бабушка начинала громко ругаться, а потом объясняла мне, что собираются таким образом только очень плохие люди. Признаться, я тогда не понимала и половины того, что слышала от старушки. Часто повторяемое ею слово «молодёжь» казалось мне обзывательством.

Наверное, именно потому, что я до сих пор не могла до конца избавиться от «бабушкиных очков», сквозь которые смотрела на неформалов, завязать отношения с ними оказалось не так легко. Дреды, волосы странных расцветок, сережки на самых странных и неудобных местах, агрессивный макияж, татуировки и совершенно непонятные мне символы на подвесках – всё это пугало и смущало, хотя я изо всех сил и старалась объяснить самой себе, что предрассудки – это просто предрассудки. Песни, которые исполнял под гитару какой-то длинноволосый парень в кожаной куртке, казались мне совершенно немелодичными и унылыми. Многие курили и пили пиво. Я не употребляла ни того, ни другого и, хотя точно знала, что не собираюсь делать этого и в будущем (очень надо здоровье губить!), всё-таки чувствовала себя белой вороной. Хорошо хоть, что Дина переодела меня! Заявись я сюда в чём была – меня бы точно выгнали в шею.

Что касается самой Дины, то она представила меня нескольким девчонкам, которые ничуть не заинтересовались моей личностью, и принялась вести себя так, словно меня не знает. Какое-то время я продолжала ходить за Диной, как потерявшаяся собачка, чтоб не остаться совсем одной. Стояла в кругу её подруг, молча слушая разговор о неизвестных мне людях и событиях, в подробности которых никто не собирался меня посвящать. Крутилась вокруг исполнителя песен и даже слегка пританцовывала, чтобы не отличаться от окружающих. Наконец, я поняла, что Дина не собирается быть моим костылём, и решила знакомиться самостоятельно. Стала бродить от одной группки к другой, пыталась демонстрировать, что ищу общения… Увы, всё, чего я смогла добиться, – это ощущение того, будто я плохо замаскировавшийся шпион в стане врага и меня вот-вот разоблачат.

Отчаявшись дождаться, что меня кто-то почтит вниманием, я решила начать разговор с тем, кто казался лёгкой добычей. Это была девушка, сидевшая отдельно ото всех и явно скучавшая. На ней, как и на мне, было всё чёрное: блузка с пышным жабо, юбка почти до пят, военного вида ботинки, шляпа-цилиндр и даже волосы, обрамлявшие бледное, густо напудренное лицо. «Уж эта-то точно не прочь познакомиться будет, – решила я. – Ей так же одиноко, как и мне!». Ободренная таким расчётом, я подошла к незнакомке и заявила:

– Привет! Я смотрю, ты одна. Вот и я одна. Может быть, будем дружить?

Девушка обдала меня презрительным взглядом:

– Дружить? А зачем?

– Ну… – смутилась я. – Дружить приятно. Я люблю общаться.

– А я не считаю, что надо обязательно сбиваться в стаю, – ответила незнакомка. – Я предпочитаю быть одна. И просто наблюдать. Со стороны.

Это «со стороны» она произнесла так, что словно хотела сказать: «Вы тут все букашки, а я гений, хоть и непризнанный. И ваше букашечье признание мне совершенно не нужно».

После этого у меня возникло желание развернуться и просто пойти домой. Сразу же и повод подвернулся: из ближайшего подъезда вышла бабулька и заявила, что, если мы сейчас же не уберёмся, она вызовет полицию.

– Слушай, – сказала я Дине. – Я пойду. Мне, похоже, домой пора.

– Что, полиции испугалась?

– Просто я тут чужая, похоже. Никто со мной не общается, чувствую себя глупо…

– Ну а как ты хотела? Признания нужно добиться. Не раскисай. Ксю зовёт всех к себе. У неё дома ты наверняка с кем-нибудь подружишься.

– Ксю?

Дина показала мне девчонку, на круглом лице которой живого места не было от пирсинга. Половина головы Ксю была выбрита, волосы на второй – ярко-синие. Желтая футболка, чёрный рюкзак с изображением какой-то рок-группы, зелёные джинсы, кеды в розовую клетку – в общем, Ксю не страдала зависимостью от мнения бабушек. Об этом она уведомила меня тут же после знакомства.

Я на всякий случай спросила Ксю, приглашает ли она лично меня. Та сильно удивилась и сказала, что конечно. Похоже, ей вообще было без разницы, кто идёт к ней в гости – знакомые, незнакомые, свои, чужие… Впрочем, к Ксю пошли не все. Часть неформалов решила перебазироваться в соседний двор. В маленькой квартирке, где давным-давно не делали ремонта, собрались, считая меня и хозяйку, девять человек. Поскольку компания стала меньше, чем на площадке, обратить на себя внимание и втереться в тусовку должно было стать уже легче.

Впрочем, и здесь дело у меня далеко не сразу пошло на лад. Хотя неформалы общались теперь все вместе, а не делились на кучки, они всё равно обсуждали какие-то темы, которые я не могла поддержать: говорили о певцах, которых я не слушала, о встречах, на которых не была, об общих знакомых, о том, как обыватели реагируют на их облик… Мне оставалось лишь слушать эти беседы да по возможности запоминать информацию. Так я выучила имена (или прозвища) своих новых знакомых.

Девушек, если не считать меня, Дины и без умолку трещавшей Ксю, которая всё время говорила о шокировании бабушек, было ещё три: Аня (то есть Анархия), Ася (то есть Асфиксия) и Гата. Гатой звали ту самую девочку, безуспешную попытку подружиться с которой я совершила за час до этого. Значение её имени (или прозвища) так и осталось мне непонятным. Ася и Аня показались мне ужасно похожими: обе с длинными растрёпанными шевелюрами, в рваных джинсах и старых затасканных кофтах. Единственное запоминающееся различие состояло в том, что лицо первой украшали многочисленные прыщи, а лицо второй – многочисленные следы от прыщей. Видно, Аня была старше и уже вышла из подросткового возраста.

Парней было четверо: Павел, Илья, Станислав и Кирпич. На жилистом, тощем Илье был шипастый ошейник, а мочки обоих его ушей украшали огромные дырки, в которые, вероятно, прошёл бы палец. Толстый, рослый Кирпич был в косухе поверх чёрной майки с изображением рок-группы, в мешковатых штанах, кожаных браслетах на обеих руках и повязкой на волосах – естественно, длинных. Внешний вид двоих оставшихся не отличался особым стилем, разве что особой неряшливостью.

Ближе к ночи речь зашла о творчестве. Илью кто-то представил как поэта. Ему сразу предложили что-нибудь прочитать, и парень не заставил себя упрашивать. Первый стих был такой:

Рифма «полёт» – «помёт» показалась мне особенно смелой и впечатляющей. Также мне запали в душу рифмы «кровь» – «любовь», «коньяк» – «маньяк» и «гной» – «свиной». Встречались у исполнителя и матерные слова. Творения Ильи были мрачными, дерзкими, полными разных глубоких образов. Правда, большинство из них были мне непонятны. Получалось, что Илья умней меня! Получалось, он знает нечто такое, что недоступно мне! И глаза такие грустные, задумчивые… Вот что значит творческая личность!

Закончив читать, Илья отправился на балкон. Я последовала за ним.

– У тебя прикольные стихи, – сказала я, оставшись с парнем наедине.

Илья, перегнувшийся через балкон и взиравший с высоты десятого этажа на мелких людишек, поглощённых своими мелкими делишками, повернулся ко мне. На его лице появилась улыбка.

– Спасибо… А я тебя раньше не видел.

– Я новенькая. Меня Дина привела.

– А! То-то я смотрю, ты молчаливая. Стесняешься?

– Ну, есть немного. Всё-таки новые люди, чужие…

– Если чувствуешь себя неформалкой, значит, мы тебе не чужие. И вообще, стесняться – это глупо. Это цивилы внушают девчонкам, что надо быть скромными.

– Цивилы?

– Да. Ну, то есть обывалы. Обыватели. Те, кто в Системе. Ты хочешь бороться с Системой?

– Раньше я её вообще не замечала. Но недавно она меня так бесить стала…

– Она бесит всех, кто отличается. Кто хочет быть свободным.

С этими словами Илья неожиданно протянул мне пачку сигарет:

– Угощайся.

– Да я не курю.

– Хочешь жить до старости? – ухмыльнулся Илья.

В его взгляде читалось: «Что, боишься? Мама запрещает?».

Мне ужасно не хотелось, чтобы неформалы заподозрили, что я держусь за мамину юбку. Кроме того, пришла мысль, что если другие узнают, что я пошла с Ильёй покурить, но не покурила, могут решить, что я просто влюбилась в него! В какой-то момент я была уже готова взять сигарету из его рук, но… от одной мысли, что надо будет вдыхать едкий дым, который провоняет мои губы, пальцы, волосы, а потом навсегда осядет в лёгких, стало мерзко. Я поняла, что меня стошнит, если только попробую.

– Знаешь, пожалуй, хочу. Не думаю, что в долгой жизни есть что-то плохое.

– Да? А я не собираюсь тут задерживаться. В этом паршивом мире так мало удовольствий! Надо пользоваться моментом! Ни в чём себе не отказывать! Жить на всю катушку! Можно, конечно, соблюдать общепринятые нормы и дожить до старости, постоянно боясь их нарушить. Но какой в этом смысл? Так что я считаю, надо оттягиваться по полной, а потом уматывать на тот свет!

– Туда всегда успеешь. И потом – какое же в курении удовольствие? Дышишь дрянью, потом кашляешь, тяжело болеешь.

– Тебе не понять! – фыркнул парень.

– Нет, ну правда! Что за радость, не пойму? Удовольствие – это здоровым быть, разве не так?

– Прям как моя мама рассуждаешь!

– Ну и что же?

– Она тоже мечает, чтобы я встроился в Систему и дрожал всю жизнь, боясь нарушить правила…

– Постой-ка! Я совсем не за Систему! Если б мне нравилось быть обывателем, я не пришла бы сюда. Просто курить – это… Ладно. Не буду тебя поучать.

В самом деле, чего это я? Парень незнакомый, какое мне до него дело. С чего это я вдруг озаботилась его благополучием? Ведь не влюбилась же, верно? И не планирую. Надо просто пообщаться, чтобы втянуться в их тусовку, найти друзей. Разве я пришла сюда кого-то воспитывать? Я пришла поговорить о наболевшем.

– Я просто пока в поиске.

– Я понял.

– Хочется найти людей, близких по духу.

– Я и сам год назад их искал, – улыбнулся Илья. – И нашёл. Возможно, ты по адресу. А что, в школе отношения не складываются?

– Знаешь, раньше мне казалось, что подростки рисуются, когда говорят, что никто их не понимает, – разоткровенничалась я. – А теперь сама чувствую то же самое. У всех вокруг какие-то дурацкие представления о жизни, дурацкие интересы, дурацкие требования…

– Ты не обязана им соответствовать. Понимаешь? Не обязана. Ты свободный человек. Никто не имеет права навязывать тебе свои правила.

«Ты не обязана им соответствовать!» Как просто и как правильно! И почему до сих пор никто не говорил мне этих слов? Почему все предыдущие пятнадцать лет я слышу только прямо противоположные вещи: «ты должна», «тебе надо», «тебе полагается», «сделай то-то и то-то»?!..

– Знаешь, ты прав. Потрясающе прав! Но я так не привыкла к подобному! Кажется, мне понадобится ещё немало времени, чтобы освоиться среди неформалов. Я должна адаптироваться… к свободе.

– А это не проблема, – сказал Илья. – Сейчас мы тебя адаптируем. У меня есть идея.

Я ничего не успела ответить, а он уже бросился в комнату и закричал:

– Народ! У нас тут новенькая. Как насчёт того, чтобы помочь ей влиться в нашу культуру? Может, сделаем ей более неформальный образ, как вы считаете?

– Отличная идея! – отозвалась Ксю. – Покрасим тебе волосы! У меня как раз осталась краска! С синей головой ты будешь мегасуперпупер! Обещаю!

Отступать было некуда. Идея покрасить новенькую в синий цвет так захватила всю компанию, что этот энтузиазм мало-помалу передался и мне. Пока Ксю наносила краску, а остальные вертелись вокруг, увлечённо давая советы, Аня заметила, что к моей новой шевелюре пошёл бы пирсинг. Она посоветовала пробить левую бровь и тут же вызвалась сделать это собственноручно. «Гулять так гулять», – решила я.

Сидя с краской на волосах и ожидая, когда над глазом перестанет болеть, я наконец-то исполнила сегодняшнюю мечту: ощутила, что своя в новом кругу. Часть неформалов, правда, высказывала сомнения в том, что мне стоит так уж усиленно помогать становиться одной из них: по их мнению, нестандартным человеком следовало родиться, а те, кто специально создавал себе обличье металлиста или панка, были всего лишь презренными позерами. Впрочем, я быстро доказала, что не отношусь к их числу. Сообищила, что презираю Систему и навязываемые ею правила, что меня ужасно разражает глупость цивилов и их ограниченные интересы, что я чувствую себя чужой и дома, и в классе. Последнее утверждение особенно воодушевило моих новых друзей. Они тоже стали говорить, что ощущают себя не такими, как все, и наперебой начали признаваться мне в своих странностях:

– Дождь люблю, а солнце ненавижу.

– У меня всегда депрессия.

– А я язык могу в нос засунуть!

– Я бумагу ем.

– С вещами разговариваю.

– По ночам пишу стихи и плачу.

– Ненавижу политику!

– Вилкой не пользуюсь. Ем только ложкой.

– Могу рассмеяться, когда все грустят.

– Слушаю часами одну песню.

– Кровь люблю.

– А я такая странная, что лучше вам не знать!

– А я страннее всех!

– А я плюшевый кактус!

Нет, до этого я пока не дошла. Я всё ещё чувствовала себя человеком. А вернее…

– Знаете, ребята? С вами здорово! Кажется, с вами я впервые чувствую себя человеком. Настоящим, полноценным и живым!

У Ксю мы засиделись аж до двенадцати. Телефон я специально отключила, чтобы предки не доставали. И вот теперь, в половине первого ночи, стояла у дверей своей квартиры и готовилась к скандалу, какого, наверное, свет не видывал. Интересно, как лучше: ключом открывать или позвонить? Интересно, что сильнее разозлит маму и бабушку: цвет моей шевелюры или серёжка над левым глазом? А как насчёт одежды? Синяя голова отвлечёт внимание от рваных колготок и чужой кофты? Или… Стоп!

Чужая кофта!

Я ведь забыла забрать свой жакет! Он остался у Дины! И в чём я пойду завтра в школу?

Хотя какая разница… Люди с синими волосами не заморачиваются по поводу таких групостей.

Глава 4. Против всех.

Всегда знала, что я – человек исключительного везения. Взять вот один пример. Наш лицейский завуч любила стоять возле главной лестницы рано утром и проверять внешний вид учащихся. Делала это она не всегда. Если точнее, то дважды на моей памяти. Сначала – в первый день, когда уже следовало прийти в форме, а я оказалась одной из тех немногих, кто не успел ею обзавестись. И сейчас, когда я заявилась с синей шевелюрой, новой серёжкой и в Дининой водолазке.

Скандал, конечно, вышел ещё тот. Впрочем, после крика мамы с бабушкой вчера ночью, во время которого я узнала, что «опустилась», «якшаюсь со всякой швалью», «сошла с ума» и либо уже стала наркоманкой, либо вот-вот ею сделаюсь, меня уже мало что могло напугать. Разве что исключение из лицея. Впрочем, до этого вряд ли могло дойти из-за одной только моей внешности. Прочитав мне нотацию на двадцать минут (и оставив без внимания десяток человек, одетых не по форме, которые благополучно проскользнули мимо), завуч заставила вынуть серёжку из брови, с сомнением выслушала мой честный рассказ о жакете, оставленном у подруги, и потребовала завтра же прийти в «нормальном» виде. Иначе, по её словам, в лицей меня не пустят.

К тому времени, как я добралась до класса, там уже все были осведомлены о моём новом образе. В течение всего дня ничто, кроме волос Кузнецовой, их не интересовало. И чего я только не наслушалась! Нет, от Ларченко и всяких Малаш ничего хорошего, разумеется, и не ожидалось. Но даже те ребята, что казались мне нормальными, оказались подхвачены общим потоком и, науськанные глупыми девчонками, упражнялись в остроумии по поводу меня. При этом, если в простой дворовой школе гопники просто обругали бы меня матом или избили, наши высоколобые лицеисты с заоблачной самооценкой принялись демонстрировать свои таланты доморощенных психологов:

– Это у Ленки от комплексов!

– Точно! Борется с застенчивостью.

– Самоутверждается!

– Мечтает отличаться от других.

– Хочет, чтобы внимание обратили.

– И на что только люди не пойдут, лишь бы выделиться, лишь бы казаться не такими, как окружающие!

Идиоты! Это для того, чтобы быть похожей на вас, мне пришлось бы прикидываться! До чего же жалки обыватели, которые пытаются объяснить непохожесть на них других людей!

Те, кто был немного послабее интеллектом и не претендовал на лавры психологов, скалились под язвительные остроты Ларченко:

– Это у Кузнецовой мозги из башки на волосы протекли!.. Это она просто утром сослепу парик не тот надела!.. Это Ленка стены дома красила, а кисти не нашла. Вот и пришлось головой воспользоваться.

– Точно! – Малашка хихикнула. – Кузнецова воспользовалась головой! Наконец-то!

Вслед за ней над этой гадостью (на которую уж кто-то, а она-то точно права не имела) захихикали ещё несколько девчонок. Им-то чем я не угодила? Ведь мы с ними не ссорились. Да, в общем, и не общались, по сути дела. Я им не враг. Им должно быть всё равно…

Так что ж это получается? Цивилы готовы уничтожить человека просто за то, что он отличается от других. Неужели они так ненавидят любого, кто не как все?! Ну и ну… Получается, они ещё хуже, чем мне казалось!

Получается, что я даже не понимала, насколько права была, когда выбрала для себя неформальный путь!

Пожалуй, единственным человеком нашего класса, который, увидев мой новый образ, повёл себя адекватно, был Соболевский.

– Ты чего это? – спросил он, отведя меня в сторонку. – Что случилось?

– Всё в порядке. Просто я нашла себя.

– А ты теряла?

– В серой массе потеряться очень просто. Когда теряешься в ней, сам не замечаешь. Но я всё-таки сумела разобраться, что к чему, не потерялась…

– Ленка, ты о чём вообще?! Говоришь, будто в секту какую вступила! Объясни по-людски!

Я коротко рассказала лучшему другу, что больше не собираюсь быть частью Системы, что не намерена превращать свою жизнь в гонку за деньгами и престижным барахлом, что мне чужды интересы обывателей… Короче, что теперь я неформалка.

– Ясно, – сказал Соболевский. – Ну, дело, конечно, твоё. Я считаю, что у человека должно быть право красить волосы в любой цвет, какой ему нравится. Хоть налысо побрейся, я не против! Только вот подумай: действительно ли та «масса», о которой ты говоришь, такая уж серая?

– А разве нет? Да у большинства цивилов такие унылые разговоры, что просто уснёшь от скуки, если послушаешь! Либо деньги свои или чужие считают, либо какой телефон у кого, либо шмотки обсуждают… Взять хоть наших Малашку с Куницыной…

– А ты их не бери. Возьми меня. Вот я «цивил» по-вашему. И что? Я серый, значит? Глупый, ограниченный?

– Кость, ты просто исключение!

– Исключение? Знаешь, когда учёные открывают новые факты и опровергают старые представления, они тоже сначала делают вид, будто бы просто наткнулись на исключение! Но со временем таких исключений становится всё больше. И рано или поздно им приходится признать, что старое правило попросту не работает…

– Вот и я поняла, что все старые правила – это фигня! – подхватила я.

– Лен, не передёргивай! Я говорю о том, что я вовсе не исключение! У тебя искажённое представление о мире!

– Это у тебя оно такое! И вообще… Не понимаю, как такой умный человек, как ты, тоже до сих пор не стал неформалом? Тебе нравится мировоззрение обывателей?

– Да нет у меня никакого «мировоззрения обывателей», понимаешь?! И башку перекрашивать я не намерен!

– Боишься отличаться? Хочешь быть как масса! Значит, ты всё же на их стороне!

– Да я ни на чьей! – Соболевский почти что кричал. Как и я. – Лена, я тебя не узнаю!

– Мама тоже так сказала. Ну и что?

– Да то, что это глупо! Ты стала делить людей на неформалов и «всех остальных», а это неправильно! Люди так не делятся! И ещё: ты сама не заметила, сколько в тебе появилось самодовольства!

– Самодовольства? – я сбавила тон.

– Да! Ты решила, что лучше других, только потому что покрасила волосы в синий цвет!

– А что мне, хуже всех себя считать, да? Только что весь класс продемонстрировал, что я для них чужая. Что же мне теперь, смиренно подчиниться, подражать им, чтобы приняли? Или признать, что я худшая? Нет уж! Этот этап уже пройден! Не бывать такому больше никогда!

– Эх, Ленка-Ленка… – тут Костя вздохнул. – Бесполезно с тобой разговаривать. Может, потом успокоишься чуть, поймешь… Знаешь, меньше всего на свете я хотел бы ссориться с тобой.

– Я тоже. Но ты ссоришься.

– Отнюдь. Заметь-ка вот что: я сказал, что ты имеешь право быть неформалкой и краситься в любой цвет. А ты сказала, что все непохожие на тебя люди неполноценны.

– Есть исключения!

– Но суть остаётся такой же. Подумай над этим…

Раздался звонок на урок. Всё, думать некогда, надо бежать на историю.

К концу дня стало ясно, что Костя – единственный человек в нашем классе, который по-прежнему видел во мне личность, а не причёску редкого цвета. «Что ж, – решила я, – зато теперь понятно, кто чего стоит».

Со школьного крыльца мы спустились тоже вместе с Костей.

– Так что? – спросил он. – Так и будешь теперь синевлаской?

– Да вот думаю… Не знаю… Если перекрашу, все решат, что я сдалась. Но завуч угрожает, что отчислят…

– Из-за волос не отчислят! Закон запрещает. А вот нервы потреплют изрядно…

– Им не привыкать! – сказала я. – Раз отчислить не могут – оставлю как есть. Форму буду носить, так и быть. А во всём остальном – они мне не указ… Кстати, пирсинг надо вставить!

Я вытащила из сумки серёжку, снятую по настоянию завуча, и попыталась вернуть её в бровь, но не смогла. Прикосновение к месту прокола вызвало боль.

– Ладно, – решила я. – Просто пока непривычно. Схожу сейчас к Динке, она мне обратно засунет.

Сразу из лицея я отправилась к Абакумовым за жакетом. Дверь открыл Дима.

– Привет! – сказала я. – А Дина дома?

– Нет.

– А скоро будет?

Дима возмутился:

– Очень мило! А ты чья девушка – Динина? Я тебе вообще неинтересен? Просто справочная, да?

– Дим, ну ты что? Я же просто спросила…

– Вот именно – просто спросила! Пришла к своему парню домой и вместо того, чтоб поцеловать, обнять – спрашиваешь, дома ли сестра!

– Ну мы же не месяц не виделись! Мы в кино ходили только позавчера!

– Но с тех пор ты сильно изменилась. И это Динина заслуга, насколько я понимаю. С ней и ее дружками-неформалами интереснее, чем со мной?

– Дим, ну что ты! – я обняла парня, чтоб успокоить. – Вздумал тоже – к Динке ревновать!

– Я просто говорю то, что чувствую, – сказал Дима. Впрочем, по голосу было понятно, что он потихоньку успокаивается.

– Ты чувствуешь неправильно! – В подтверждение своих слов я добавила поцелуй. – С Диной мне, конечно, интересно, и друзья её прикольные, но ты важнее всех! И влюблена я в тебя одного!

Дима окончательно оттаял. Я забрала свой жакет, а потом мы решили перекусить. Чайник не успел вскипеть, как в дверь позвонили – явилась Дина.

– А, Ленка! – начала она с порога. – Нашла свою робу? А что тебе в школе сказали?

– Много всякого-разного…

– Охота быть неформалкой отпала?

– Не отпала!

– Хорошо! Мне тут два билета на концерт одной клёвой группы случайно перепали. Пойдёшь?

– А как там будет? Мне понравится?

– Если вчера понравилось, то на концерте тем более будет круто! Наши почти все там соберутся! Музыка будет хорошая, альтернативная…

– В смысле?

– Ну, такая, не для обывателей. Иная. Не в Системе. Не попса.

– Я пойду!

– Собирайся…

– Так, стоп! – прервал нас Дима. – Я, так вижу, снова лишний? И все уверения насчёт моей ценности для тебя были лишь словами?

– Дим, опять ты начинаешь! – глупая ревность парня начинала раздражать меня. – Что за придирки нелепые?! Я ж не на свидание иду, а на концерт! С твоей сестрой!

– А если бы я хотел провести этот вечер с тобой вдвоём?

– Дима, эта группа приезжает очень редко! – встряла Дина. – В этом году они больше не выступят!

– Вот! – сказала я. – Всего разок. А завтра, если хочешь…

– Лена, я хочу сегодня! И, кроме того, ты даже не знаешь, что это за группа такая! Даже названия её не спросила! Про стиль впервые слышишь!

– Ну и что? Если я не схожу на этот концерт, то так и не узнаю, что такое альтернативная музыка. До сих пор я знала только попсу, вот и хочу познакомиться с чем-нибудь стоящим, несистемным…

– Да врать-то не надо! Ты просто хочешь ещё раз увидеть Динкиных друзей-неформалов, втереться в их компанию!

– А если и так, что такого?

– Да то, Лена, что люди, которых ты знаешь всего лишь день, для тебя важнее! Ты не можешь пожертвовать этим концертом? Вот ради меня, а?

– Я и так всю жизнь жертвовала своими интересами, в споре уступала каждый раз… Ради мамы, ради бабушки, ради учёбы, ради того, чтобы в классе не задирали… Всё, надоело! Хочу быть свободной!

– Правильно. Мы не рабыни, – добавила Дина.

– И кстати, – продолжила я. – Если хочешь провести время со мной, пошли на концерт все вместе! Билет тебе достанем. Правда, Дин?

– Ну уж нет, – сказал парень. – Я эту так называемую альтернативную музыку каждый вечер из Динкиной комнаты слушаю. Даже беруши не помогают. И уговоры войти в их компанию тоже. «Неформальность», «субкультура», «альтернатива»… Тьфу, уже тошнит от этих слов. В зубах навязли!

– А меня от Системы тошнит! – заявила сестра.

– Ну и борись со своей «Системой» сколько влезет! Правда, не знаю, что у вас за борьба там такая – одни гулянки… Врочем, тебе и твоим клоуноподобным дружкам это, конечно, виднее!

Я не верила своим ушам. Что ж это получается?! Мой парень обзывает неформальную молодёжь клоунами… Значит, он против неё… Значит, против меня! Он такой же, как напыщенные умники из класса!

– Дима, ты что, против неформалов?

– Да уж не за!

– Ах, вот так?! Выходит, что ты обыватель?!

– Можешь называть меня как хочешь.

– Значит, нам не по пути!

– Да я уж понял… Давай, дуй на свой концерт. Не опоздай. Только болячку прикрой на брови: женихи разбегутся.

Дима вздохнул и отправился в свою комнату. Я решила не бегать за ним – обойдётся! Пускай не считает, что он самый важный на свете. Дурацкий цивил!

Впрочем, обследование места вчерашнего пирсинга показало, что в одном Дима был прав: моя левая бровь выглядит так себе. Раздулась и болит!

– Похоже, загноилось, – вздохнула я. – Наверно, Аня инструменты не продезинфицировала. Придётся к врачу обращаться.

– Да забей! – сказала Дина. – Настоящие неформалы не парятся из-за таких мелочей.

Домой я опять пришла за полночь. Там, конечно, снова ждал скандал. Мама с бабушкой были уверены, что я шаталась по подворотням со всякой шпаной. Сообщение о концерте разозлило их пуще прежнего:

– Да на этих концертах одни наркоманы!

– Слушают свой грохот и балдеют!

– А потом вообще дебилами становятся!

– И в тюрьму попадают! Вот так-то!

– Лучше бы в филармонию сходила! Как люди нормальные делают!

– Ага, то-то я вижу, что вы обе из неё не вылезаете! – не выдержала я. – Да вы даже представить себе не можете, что такое альтернативная музыка! Такой драйв! Такая бешеная энергетика! А вам всё это просто не дано! И мне вас жалко! Сидите тут и слушаете свою «Играй, гармонь»!

Если честно, я чуть-чуть лукавила. Слова «драйв» и «энергетика» принадлежали Дине, восторженно пищавшей от начала до конца концерта. Я не очень поняла, в чём удовольствие прослушивания крика, скрипа, противных шумов и долбёжки. Но ребятам понравилось. Наверное, мне нужно время, чтобы научиться получать от этого удовольствие. Может, я пока недостаточный неформал, вот и не въезжаю. А может, дело в том, что боль над глазом отвлекала от концерта. Она и сейчас продолжала напоминать о себе…

– Да сними ты косынку-то! В доме находишься! Неизвестно что напялит… Где взяла вообще? – С этими словами мама сорвала с меня бандану, подаренную ребятами на концерте.

Перед приходом домой я специально надвинула её на глаза, чтобы скрыть последствия пирсинга. А теперь…

– Господи! А это что?!

– Кошмар какой!

В следующие несколько минут случился бой. Мама с бабушкой твёрдо вознамерились помазать мой неформальский «трофей» зелёнкой. Я была категорически против и отбивалась как могла, но… их было больше. Двое на одного – и завтра я иду в школу не только с синими волосами, но и с зелёной бровью.

Глава 5. Знакомый незнакомец.

Прошла неделя. Наступило бабье лето. Я жила на всю катушку: наслаждалась последними тёплыми днями, новой компанией и ощущением своей исключительности. Я – неформалка! Я – не такая, как все! Я отличаюсь от серой массы! Я причастна к некоей тайне, недоступной окружающим! Все эти мысли придавали моей жизни некую особенную наполненность, остроту, которых я не знала прежде. Кажется, только сейчас я почувствовала, что значит быть юной по-настоящему.

Учёба отошла на второй план. Что касается математики и связанных с ней дисциплин, я была уверена, что, если и упущу что-то, всегда успею нагнать. Всякую же чушь вроде истории, МХК и литературы я учить не собиралась всё равно: поставят три – и ладно. Отношения внутри класса и со школьной администрацией были по-прежнему натянутыми. Впрочем, особых нееприятностей мне это не доставляло. В классе хватало общения с Костей. Что же касается завуча, то она, видимо, посчитала своей заслугой то, что я больше не приходила без форменного жакета, так что немного успокоилась. Ещё некоторое время у нас продолжались тёрки из-за синих волос: она угрожала, твердила, что причёски не предусмотренного природой цвета аморальны и не достойны облика лицеиста, я же, по совету Кости, требовала продемонстрировать статью закона, в которой бы было сказано, что учащихся можно дискриминовать по окрасу. В конце концов Динка сказала, что синий мне не к лицу и было бы здорово сделать из меня рыжую: это цвет бунтарский, значит, тоже неформальный. На следующий день я пошла в школу с красно-оранжевой шевелюрой. Выглядела она столь же вырвиглазно, как и синяя, но формально считалась более «натуральной». Дополнительно цивильный вид мне придавали очки: на самом деле мне прописали их ещё летом, но я предпочитала не надевать это страхолюдство, пока не возникла необходимость прикрыть зелёную шишку на месте пирсинга. В общем, завуч то ли пришла к выводу, что её воспитательные меры подействовали, то ли просто утомилась со мной бодаться и успокоилась.

Единственным по-настоящему неприятным моментом оставались отношения с Димой. Верней, их прекращение. Дима не разделял мой новый стиль жизни и отказывался даже попытаться разобраться, что такое неформальная культура. Я всё больше убеждалась в том, что связалась с закоренелым цивилом. Означало ли это, что мы расстаёмся? Сожалела ли я о разрыве? Разлюбила ли я Диму? Могли ли мы снова быть вместе? Все эти вопросы ещё только предстояло обдумать. Пока что я, подхваченная бурным потоком новой, альтернативной жизни, просто не находила ни сил, ни времени, чтобы расставить все точки над «i». Вместо того, чтобы ломать голову над всеми этими проблемами, я, едва закончатся занятия, неслась на облюбованную неформалами детскую площадку и проводила время в упоительном общении… хотя и не всегда могла пересказать потом, о чём же именно мы общались. Атмосфера свободы и творчества, царившая в моей новой компании, была важнее, чем какие-то там темы разговоров.

Правда, весь этот восторг чуть было не закончился плачевно. В самом конце сентября мама, в очередной раз пощупав уплотнившуюся шишку на месте пирсинга и убедившись в том, что зелёнка не помогает, повела меня в поликлинику. Там прописали кучу таблеток, да ещё и заставили мазать болячку какими-то гадостями. А что самое неприятное, врач, узнав, что прокол делали в домашних условиях, сказал, что в организм могла попасть инфекция, и отправил меня сдавать кровь. В ней искали возбудителей таких болезней, названия которых и произносить-то страшно! Мама на обратном пути мне чуть голову не открутила: не от злости, а от страха за меня же. Мне и без неё было несладко: мысль о том, что я заразилась какой-нибудь неизлечимой штуковиной, не давала мне покоя следующие сутки – пока не пришёл результат анализа. Целый день мы с мамой сидели как на иголках: мало того что тряслись, так еще и от бабушки приходилось скрывать причину волнения – боялись, инфаркт хватит. К счастью, анализ пришёл отрицательный. Мне повезло.

Я решила опять веселиться. Но вместе с моим беспокойством ушла и теплая погода.

В первый день октября зарядили дожди. Температура опустилась почти до нуля. Я слегка загрустила: рассчитывать на тёплую погоду в этом году больше не приходилось, да и лимит приключений на осень, похоже, был исчерпан. Но именно в этот день в моей жизни появилась очередная загадка.

Утром я, как обычно, была на учёбе, после обеда тусовалась с неформалами, а вечером как-то случайно, наверно, от скуки залезла на сайт «ВКонтакте». Я не особо люблю там сидеть, и писать мне там бесполезно, так что никто и не пишет. Тем не менее в этот раз меня ждало письмо, отправленное полчаса назад:

«Лена, привет! Ты красавица. Знаешь об этом?».

Вот такое вот короткое и вместе с тем весьма многозначительное послание. Автором его был Один Парень. Да-да, именно эти два слова значились в его профиле вместо имени и фамилии. Страница незнакомца пустовала, друзей у него не имелось, фото отсутствовало. Было ясно, что аккаунт специально заведён для переписки со мной.

Я не знала, как реагировать. Сначала чуть-чуть испугалась: а вдруг сумасшедший? Потом чуть-чуть обрадовалась: глупости, нормальный человек, и я ему нравлюсь, ну не приятно ли? Потом снова испугалась: если нравлюсь, что же получается – я Диме изменяю?

В конце концов, я решила не строить домыслов, не фантазировать на пустом месте и просто написала незнакомцу:

«Знаю. А ты кто?».

«Один парень)))))», – ответил он через минуту.

«А как тебя зовут?» — спросила я.

«Разве это имеет такое большое значение?».

«Но я же должна знать, с кем говорю».

«Тогда угадай».

В голове мгновенно пронеслись несколько десятков предположений. Из двора? Из класса? Из тусовки? Одни варианты показались мне глупыми, другие смешными, третьи смутили… Может, потому что были слишком желанными? «А может, это…? Нет-нет, быть того не может! Чушь собачья! Разыгрывает кто-то, вот и всё».

«Не собираюсь!».

«Очень жаль», – ответил незнакомец.

Немного подождал и добавил:

«Я сегодня тобой любовался».

В восторг меня это заявление не привело. Наоборот, холодок пробежал по спине. Ощущение, будто бы за мной следят!

«И, кстати, пацифики на ногтях – это очень круто».

Я попыталась перебрать в памяти всех, кому попадалась на глаза за сегодня. Это было непросто. В лицее с утра меня видели не только одноклассники, так что это может оказаться любой парень из «Семёрки». Идя домой, я встретила несколько человек из своей бывшей сто сорок второй школы. Петю и Артёма помню точно, но кто знает, не наблюдал ли за мной кто-нибудь ещё из старого класса? Потом двор… Никита, хоть и учится теперь в художественном училище, живёт-то по-прежнему недалеко от меня. Пару раз за сентябрь он мне на глаза попадался, хотя притворялся, что мы незнакомы. Ну, а вечером в компании неформалов было ещё несколько молодых людей: как тех, о ком я здесь уже рассказывала, так и других, пока незнакомых.

«Кто же это? Чего он от меня хочет? Во что выльется эта история? Да и история ли это вообще? И почему меня так взволновала вся эта глупая переписка чёрт-знает-с-кем?».

Все эти мысли крутились в моей голове, отталкивая и перебивая друг друга. Я хваталась то за одну из них, то за другую, но ни одну не была в состоянии додумать. Ужасно разволновалась – но сама не понимала, из-за чего. Хотя внешне о волнении ничто не говорило. Это я поняла из слов бабушки, которая, ворвавшись в комнату, как обычно, без стука, начала с порога:

– Снова дурью маешься?! Сидишь как муха сонная. Пошла бы, по хозяйству помогла хоть, а то совершенно от рук отбилась!

Я глубоко вдохнула, выдохнула и потёрла лоб, пытаясь успокоиться: скандалить не хотелось. Но напрасно. Бабушкины дальнозоркие глаза мгновенно зафиксировали символ мира во всём мире, выведенный Диной на каждом из моих пальчиков.

– А это что?! Пентаграмма?! Приехали… Ирка, ты слышишь? А я ведь предупреждала… Я говорила, что до добра это неформальство не доведёт!

– Ба, да уймись ты…

– Что «уймись», что «уймись»? Ты что думаешь, раз я старая, значит, совсем ничего не соображаю! Уж этот знак-то я видала! Его по «колдовскому каналу» передавали только вчера! Там, где экстрасенсы карму чистили! Бесов гнали! Тебе бы их тоже прогнать надо!

Ох… С каждым днём я убеждалась, что правильно выбрала неформальный путь. Со зрителями колдовских каналов мне, конечно, не по пути.

Но как же больно разочаровываться в родных!

Глава 6. Луг и автобус.

Три дня спустя я сидела за партой и тосковала. Шёл урок литературы – один из тех предметов, на которые мы обязаны тратить свою жизнь, но бессмысленность которых при этом всем очевидна. Устав пялиться на мерзкую октябрьскую погоду за окном, я окинула взглядом класс и пришла к выводу, что действо, именуемое уроком литературы и проводящееся во имя «плана», «программы», «закона» и мифического «общего развития», не интересно абсолютно никому из присутствующих.

Прежде всего, разумеется, мне. Я вообще всегда была уверена, что литература, так же как и история с МХК, не наука, а ерунда, так что изучать её – трата времени. Ну, захотелось тебе почитать, почитал, своё мнение составил… И всё! Для чего это в школу тащить, детей мучить? Для чего тратить лето на чтение толстых томов, авторы которых описывали события двухсотлетней давности? Правда, был один писатель из программы, творчество которого меня тронуло, – Лермонтов. Но только потому, что я была в связанных с ним местах, в Пятигорске, и эта поездка очень повлияла на мою жизнь. Так что это исключение не в счёт.

Моих дражайших одноклассников тема урока тоже оставляла равнодушными. Лиза и Малашка изучали фотографии кавалеров в своих мобильных. Костя с приятелем обсуждали чёрные дыры, кротовые норы и остальные секреты космоса. Многие дремали. Были и такие, кто послушно писал в тетрадь всё, что было велено, но безо всяких эмоций, без интереса. Такие люди настораживали меня всё больше и больше. Если в моей старой сто сорок второй школе на уроках все шумели и галдели, протестуя против скучного материала, то здесь царило то, что принято именовать дисциплиной: одинаково одетые люди с одинаково равнодушными лицами молча внимали занудным учителям, не демонстрируя ни малейшего возмущения. О чём они думали? Судя по обрывкам разговоров, об оценках, о дипломах, о карьере. Одним словом, всё сводилось к тому, что называется успехом. Раньше прежние одноклассники раздражали меня своей невоспитанностью. Теперь раздражали нынешние – своим противоположным качеством. Ученики сто сорок второй были искренними, они выражали свои эмоции напрямую, они были бунтарями! А лицеисты были готовы прогибаться под любых педагогов, терпеть любое занудство, подчиняться любым правилам…

Не была литература интересна и учительнице. На лице Татьяны Анатольевны – так звали литераторшу – читались бесконечная усталось и отвращение ко всему: к школе, к детям, к жизни… Она изо всех сил пыталась внушить нам мысль о том, что стихи Ахматовой и Гумилёва – это шедевры, которыми надо восхищаться. Но как мы могли поверить в то, во что не верила даже сама учительница?!

Я вздохнула. Боже мой! На что уходит жизнь? На враньё, на притворство, на фальшь! Они повсюду! Фальшиво примерное поведение охотников за пятёрками. Фальшивы восторги училки. И сами стихи Гумилёва – такие гладенькие, прилизанные, словно разукрашенные поддельными камушками – они тоже так фальшивы! Ну кому нужны сегодня эти написанные сто лет назад искусственные восторги про пленительных жирафов и древних греков?!

То ли дело современные поэты! То ли дело неформальная тусовка!

Только вчера я была на квартирнике у Асфиксии и слушала совсем другие стихи в обществе совсем других личностей. Если бы Татьяна Анатольевна прониклась той атмосферой! Если б только дать почувствовать моим тухлым одноклассникам дух нашего неформального сообщества! Донести до них, какие мы живые, настоящие и искренние! Если бы только эти картонные карьеристы могли понять, насколько мои новые друзья от них отличаются! С каким интересом они внимают настоящей поэзии, как открыты, заинтересованы друг в друге, неравнодушны… Неформальная тусовка и лицей – это как свежий и спёртый воздух! Как луг после дождя и душный автобус! Но, увы, в этом душном автобусе все словно старые бабки, которые требуют не открывать форточек, боясь простудиться…

Чтоб улучшить себе настроение, я принялась вспоминать, как здорово мы провели время у Аси. Было много музыки, ребята исполняли на гитарах разные песни – свои и любимых групп. Кто-то прочёл свой рассказ. Но больше всего меня – человека рационального и далёкого от поэзии – впечатлили стихи. Стихи Ильи. Да, того самого парня, с подачи которого неформалы совершенно изменили мою внешность.

Первое из прочитанных вчера Ильёй стихотворений так пришлось мне по душе, что половину я уже запомнила:

Дальше было обличение всей нашей тухлой реальности в том же духе. Илья писал именно о том, что я чувствовала! Поэтому его следующее стихотворение я записала на диктофон, а прослушав вечером пару раз, уже выучила наизусть:

Правильно, Илья! И я не буду! Всё-таки эти поэты прошлого в подмётки не годятся нашему Илье! Стишочки у них чистенькие, ровненькие, прилизанные… А у Ильи – странные, неправильные, лохматые… Зато искренние! Бунтарские, ломающие рамки! И современные, на злобу дня! Эти господа, которые жили сто лет назад, попадали бы в обморок, услышав его творения. Да и Татьяна Анатольевна вместе с ними. От последнего стихотворения, прочитанного вчера Ильёй, она бы точно впала в истерику:

Настоящий взрыв мозга, не так ли? Ну и правильно! Долой стереотипы! Кто сказал, что стихи обязательно должны состоять из понятных слов? Главное, чтобы они шли от души! Главное, чтобы они выражали чувства автора!

– Ну, – сказала Анатольевна, – надеюсь, что задание вы помните: два стихотворения любых поэтов Серебряного века наизусть. Времени на это вам даю…

Её прервал звонок.

Я, как и многие, решила не дослушивать про время, а скорее принялась собирать вещи.

К счастью, литература была последним уроком. Вырвавшись из душного класса, я быстро, как могла, спустилась в фойе, оделась и вышла на школьный двор. Там нашла уединённое местечко, достала мобильный и ещё раз прослушила Ильиных «Обывателей» и «Рыпыщ муфыщ». Это было восхитительно! Я как будто пила из чистого источника, как будто наслаждалась волшебным светом, который светил только мне одной…

Мимо прошли Лиза и Малашка.

– Папа сказал, что устроит меня учиться в Сорбонну, – сказала одна.

– Лучше в Кембридж, – сказала вторая. – Там больше богатых парней.

Господи! Две эти курицы понятия не имели о том, что такое учиться! Им так нравится жить в мире лжи и подделок! Они не представляют, что такое настоящая жизнь, творчество, самовыражение!

Они и представить себе не могут, какой приятный голос у Ильи…

Идя из лицея домой, я опять вернулась в памяти к событиям предыдущего дня. Тогда, после квартирника, внезапно оказалось, что мы с Ильёй живём на одной улице. Я сказала, что побаиваюсь ходить в темноте и была бы рада отправиться домой вместе. Илья не возражал. Мне даже показалось, что он рад этой идее!

Мы вдвоём покинули квартиру Асфиксии и отправились на трамвайную остановку. Скажу честно, я ужасно волновалась. Почему – сама не знаю. Было ощущение, будто в моей жизни происходит нечто очень важное. Будто я сдаю экзамен. Будто получила некий шанс, который ни за что нельзя упустить, но которым при этом не так-то просто воспользоваться.

Всю дорогу к остановке Илья молчал, и я не решалась нарушить это молчание. Мне почему-то ужасно хотелось быть похожей на этого загадочного человека, который не побоялся сделать огромные дырки в обоих ушах, покрыть руки татуировками, выбрить левый висок и высветлить зачёсанные направо волосы, оставив чёрные брови… На человека, который так не похож на всех парней, с которыми я обычно общалась. На человека, который писал стихи, наконец! Да, пожалуй, это больше всего и заставляло меня волноваться в его компании. Илья был настоящим талантом, творческим человеком, личностью из другого мира. Ему были открыты некие тайны, он имел доступ к секретному знанию, у него были мысли, идеи и чувства, недоступные простому смертному! Как бы мне хотелось в них проникнуть… Как бы хотелось узнать, что за мысли живут в голове у Ильи, что он хочет сказать своей внешностью; в чём суть его стихов… Но я боялась. Были и смущение, и чувство, что всё равно не пойму, не проникну в его идеи – я ведь человек простой, земной, не творческий.

В общем, время шло, а я как дура стояла рядом с Ильёй и не знала, с чего начать разговор. В голове вертелись мысли: «Вот, допустим, я скажу, что восхищаюсь его стихами. Он скажет спасибо. А дальше? Возникнет, конечно, дурацкая ситуация». Я судорожно перебирала темы, на которые можно заговорить. О Системе? Избито. О неформальной музыке? Я в ней недостаточно хорошо разбираюсь. О лицее и придурках-одноклассниках? Илье неинтересно будет слушать. О семье? Тем более скучища. О поэзии? Но это верный шанс выставить себя не разбирающейся в творчестве дурочкой!

– Илья, а ты давно стал неформалом? – сделала я в конце концов самую жалкую из возможных попыток.

– Ими не становятся, – ответил собеседник. – Становятся позёры. Настоящим неформалом надо родиться.

«Ну вот, великолепно! – мысленно поздравила я себя. – Одна фраза – и села в лужу! Теперь Илья считает меня позёркой и никогда в жизни не удостоит своим общением!».

Я судорожно начала искать способ как-то исправить ситуацию, но ничего умного в голову не приходило. И в тот момент, когда, как мне показалось, хуже быть уже не могло… Стало всё-таки ещё хуже!

Из темноты вышел знакомый силуэт, и знакомый голос произнёс:

– Ой, Лена Кузнецова! Вот так встреча! Ну, приветики!

Когда я говорю «знакомый», я отнюдь не имею в виду «приятный». В данном случае это слово имеет прямо противоположное значение. Личность, которая нарисовалась на остановке, оказалась одной из тех, кого я предпочла бы больше не видеть. Это была Клара Мороз – моя бывшая одноклассница, которая мнила себя расчётливым манипулятором, но на деле была не более чем глупой сплетницей и подлизой.

– Как дела, Ленчик? – слащаво спросила Мороз. – Я смотрю, ты сильно изменилась!

– Вовсе нет, – сказала я.

– И вовсе да! Не прибедняйся! Модно выглядишь! Почему в прошлый раз ты отказывалась признаться, что стала хипстером?

Ох… Опять двадцать пять! Несколько месяцев назад у нас с Кларой уже был похожий разговор. В тот раз она приняла мои старые шмотки в сочетании с очками и непричёсанной головой за особенный стиль модной молодёжи. Это вышло случайно. Тогда. Но теперь-то! Теперь-то я всё-таки неформалка!

– Да с чего ты взяла-то?

– Вижу по прикиду. И по твоему, и твоего парня!

– Так-так, стоп! – подал голос Илья. – Я вас, девушка, не знаю, но, если вас это интересует, могу уверить, что хипстером не являюсь!

Я покраснела. Какое счастье, что вокруг было темно! Ведь если бы Илья заметил, как мне стыдно, мне стало бы ещё стыднее. А смутиться было из-за чего! Мало того, что Клара, которую Илья наверняка принял за мою подругу, с ходу начала нести ахинею – она ещё и обозвала его «моим парнем»! Впрочем, Илья не спешил это отрицать.

– А причёска как у хипстера. И тощий. И штаны такие хипстерские. Кеды тоже вот, – перечисляла тем временем моя бесцеремонная знакомая. – Бородка!

– Я просто не брился неделю, – ответил Илья.

– И хипстеры не бреются! – торжествующе ответствовала Мороз. – И потом, мне известно, что хипстеры всегда отрицают, что они хипстеры. Но от меня-то вы можете не скрываться, ведь я своя.

На Кларе были розовые легинсы, стоптанные полусапожки, замызганные шерстяные гамаши и старая куртка размера на три больше нужного. На куртку был наверчен шарф огромных размеров. Растрёпанную голову Мороз венчала шляпа с полями. В ушах висели лялечные серёжки в видя котяток. Очки а-ля ботаник прилагались.

– Ты сама себя считаешь хипстером и хочешь остальных такими же видеть, – сказала я. – Но прости уж, я тебя разочарую. Мы с Ильёй неформалы.

– В смысле – неформалы? – спросила Клара.

– В прямом! Мы живём не как все, думаем не как все, одеваемся не как все…

– Хипстеры тоже не как все. Они самые особенные из особенных!

– Нет! – разозлился Илья. – Они просто дурацкие модники! А мы в душе другие, чувствуем иначе! Мы творческие личности.

– А хипстеры не творческие, что ли? Они-то как раз самые творческие и есть! Статьи пишут, в блогах сидят, фотки делают всякие модные!

– Модные! Вот именно! Попсовые! – Илья увлёкся спором. – Хипстеры в Системе! А неформалы – это те, кто против Системы, те, кто альтернативное искусство делает. Мы нонконформисты!

– И мы нонконформисты! Многие хипстеры против правительства!

– Это не то! Вы тратите время на глупые политические игры, поддерживаете ту или другую партию! А мы, неформалы, другие! Мы ни за кого не голосуем! Мы независимые!

– Это мы независимые! Вот найди в Интернете слово «хипстер»! Знаешь, что оно значит? «Поклонник инди-музыки». «Инди» – значит «индепендант», «независимый»! Мы слушаем особенную музыку, по-особенному одеваемся…

– Это мы слушаем особенную музыку и по-особенному одеваемся! – вырвалось у меня. – Мы, Клара, мы! Посмотри!

– Ну и, значит, вы хипстеры.

Тут подъехал трамвай. Кларе, которая жила со мной в одном дворе, разумеется, тоже был нужен именно этот номер, так что глупая дискуссия о хипстерах и неформалах продолжилась и в вагоне. Вместо уютного общения с Ильёй один на один я получила нелепый, позорящий меня спор с раздражающим человеком. Вообще не понимаю, чего ради Клара решила нас убедить, что мы с ней из одной субкультуры?! Что она вообще могла найти общего между хипстерами и неформалами? Поиздеваться, что ли, решила?

Бесплодная дискуссия продолжалась минут пятнадцать. Наконец, объявили мою остановку.

– Ленчик, ну, что, ты выходишь? – спросила Мороз.

– Я проеду до следующей, – ответила я, надеясь вырвать у судьбы хотя бы ещё три минуты.

– Ясно, – заключила надоедливая хипстерша. – К парню едешь. Ну ладно, удачи! Приятного вечера, сладкая парочка!

Произнеся эту двусмысленную фразу, Клара встала, повернулась к нам спиной, явив рюкзак с британским флагом, и прошествовала к выходу.

– Забавные подруги у тебя, – сказал Илья, едва за Кларой закрылись двери.

– Нет, она мне не подруга! Ты, пожалуйста, не думай так! – Я заволновалась. – Просто одноклассница, и то бывшая! Она с придурью немножко.

– Я заметил.

– Ты прости, что она это… Ну сказала, будто ты – мой парень. Глупо вышло.

– Да ладно, я не против!

Он не против? Я взглянула на Илью. На его загадочном лице сияла улыбка – такая привлекательная, такая волшебная, что на неё, как на солнце, было невозможно смотреть, не щурясь.

Я смутилась и отвела глаза. Почти сразу объявили остановку.

Парень вышел.

Я тоже.

Сказали друг другу «пока» и пошли по домам.

Вот такая вот нелепая история случилась со мной вчера. Тогда, как и сегодня, поднимаясь по ступенькам крыльца родного подъезда, я думала об одном. Что имел в виду Илья, сказав «я не против?». Он не против, чтобы Клара несла глупости? Или… страшно даже мысленно сказать эти слова… он не против стать моим бойфрендом?

Тогда, меньше суток назад, я обратилась с этим вопросом к тому, беседы с кем нежданно-негаданно превратились в неотъемлемую часть моей жизни – к загадочному собеседнику из «ВКонтакте», именовавшему себя «Один Парень».

Написав мне однажды, со временем он стал писать каждый день. Сначала немного пугал, потом стал раздражать. А потом я привыкла. «Парень» был учтивым, понимающим. От него не исходило никакой угрозы. Он давал понять, что я ему симпатична, но ни на что не претендовал и не приставал. Не был надоедлив, хотя тратил на меня немало времени. Словом, это был приятный собеседник, предложивший мне игру в загадки, в которую я постепенно втянулась и от которой начала получать удовольствие.

Добравшись до своей комнаты и включив компьютер, я мгновенно получила сообщение от «Парня»:

«Добрый вечер! Как дела?».

Интересное дело: сообщение было отправлено восемь минут назад. Время близилось к полуночи. Обычно мой загадочный собеседник писал чуть раньше. Мне всегда казалось, что он, как и я, придя домой вечером, сразу же лезет в компьютер. Было очень похоже на то, как если бы «Парень» добрался до дома почти одновременно со мной. Как если б он вернулся только-только… обогнав меня за счёт того, что вышел на своей остановке, а не на следующей…

Нелепые мысли! Выбросить их из головы никак не получалось. Так что я решила ими поделиться.

«Думаю обо всяких глупостях», – написала я незнакомцу.

«Обожаю это делать! Давай вместе:)))».

«Давай:)».

«Предлагай свою глупость».

«ОК. Как считаешь, про что парень думает, если он говорит – Я не против?».

«Думаю, что именно про это:))) А что, кто-то сказал, что он не против быть с тобой?».

«Да».

«Этот кто-то очень интересный? Неформальный? Не как все?».

«Ну, типа того».

«И, наверное, именно с ним ты провела сегодняший вечер?».

«Не совсем так».

«С ним, но не только? Ещё кто-то был? А тебе, наверное, очень хотелось, чтобы этот кто-то исчез?;-)».

Откуда он всё знает? Где он взял эти подробности? Догадался? Совпадение? Но разве совпадения могут быть такими точными? И что означает подмигивающий смайлик? Незнакомец мне на что-то намекает? Может быть, на то, что он не незнакомец?

«Откуда ты всё это знаешь?» – набрала я, нажала «ввод» и, замерев, принялась ждать ответа.

Пусть он ответит: «Я был там». Или: «Ну мне ли не знать». Или: «Меня тоже бесят хипстеры»!..

На экране появилось: «Я догадливый».

Не признаётся? Хочет продолжить играть? Или… страшно подумать!

В общем, вчера я весь вечер ходила вокруг да около.

Но сегодня пришло время признаться самой себе: очень похоже на то, что «Один Парень» – это Илья. И мне ужасно хочется, чтоб так оно и было!

Глава 7. Теорема о тождестве.

Через несколько дней после инцидента с Мороз со мной стали происходить непонятные, несвойственные мне вещи. А именно: я написала стихотворение.

И дальше в таком же духе.

Видимо, так на меня повлияло общение с Ильёй: я ведь уже рассказывала, что последнее время ужасно хотела быть на него похожей. Конечно, мои жалкие стишки не могли сравниться по глубине мысли с его творениями: в них всё было просто и понятно, на поверхности. Но они были без фальши, без слащавости. Живые, настоящие, а значит, неформальные. Илья, как и всякий поэт, разумеется, сразу бы это почувствовал.

Кстати, об Илье. Последнее время я ломала голову над тем, как бы проверить, он ли мне пишет.

Вариант «спросить в лоб» отметался немедленно. Я выставила бы себя полной дурой перед интересующим меня парнем, если бы задала ему вопрос наподобие: «А не ты ли это на сайте «ВКонтакте» со мной заигрываешь?» Спросить виртуального собеседника, не зовут ли его Ильёй, было тоже как-то нелепо: как ни странно, но я уже так привязалась к этому загадочному невидимке, что боялась испортить наше общение неверной догадкой.

Пару раз я предлагала «Одному Парню» встретиться, но он всякий раз отвечал, что стесняется и боится меня разочаровать. Аргумент о том, что я не откажу в дружбе никому, кто хорошо ко мне относится и честен, не убеждал его. Незнакомец был уверен, что я сразу же сбегу, как его увижу.

Виртуальный собеседник намекал, что сможет открыться мне, если я сама догадаюсь, кто он такой. Но попытка, очевидно, отводилась лишь одна. Я не могла отпугнуть хорошего, понимающего собеседника ошибочным предположением. Надо было действовать по-хитрому.

И вот сегодня на уроке МХК ответ был найден.

Сидя на последней парте, пропуская мимо ушей все слова учителя и торопливо записывая рождающиеся в моей голове строки стихов, я вдруг осознала, что произведение, посвящённое одновременно и Илье, и незнакомцу из Интернета, вполне может быть инструментом для проверки гипотезы об их тождестве. Покажу стихотворение одному, потом другому. Если это один человек, он поймёт мой намёк. Подаст знак. Теорема о тождестве будет доказана!

С трудом дождавшись окончания последнего урока, я со всех ног бросилась домой, туда, где компьютер. Включила электрического друга и стала ждать. «Один Парень» был в сети. Обычно он писал мне почти сразу после того, как замечал, что я в Интернете…

Минула минута, вторая…

Я прочла новости, заглянула в почтовый ящик, собрала поспевшую репу в игре про фермера.

Десять минут. Он молчит.

Я пошла на кухню, заварила себе кофе. Потом сделала бутерброд. Нарочно задержалась на кухне, чтобы, вернувшись, уже наверняка найти сообщение от незнакомца…

…Но его не было.

С момента моего выхода в Сеть прошло двадцать минут. Потом двадцать две. Двадцать пять. Ничего.

Но незнакомец был по-прежнему онлайн.

Неужели он раздумал со мной общаться? Я ему разонравилась? Но почему? Что такого я сделала? Неужели он плохо обо мне думает?! Я его потеряла!.. А может, самой написать?.. Никогда, ни за что! Ведь он тогда подумает…

Стоп! Да какое мне дело, что там подумает странный парень, которого я никогда даже и не видала? Может, он не парень даже вовсе! Ведь не нравится же он мне в самом деле?..

Но если он Илья…

А если нет?!..

Молчит, не пишет… Полчаса уже прошло… Может, просто он занят? А может быть, ждёт, чтоб я первая?.. Нет! Или всё-таки?..

Тряхнув головой, чтобы выгнать бредовые мысли, я встала из-за компьютера и решила пойти на кухню за чем-нибудь посущественней бутерброда. Сделала два шага… И вздрогнула от восторга, услышав за спиной знакомый звук входящего сообщения! Бросилась к компьютеру… и прямо скисла от разочарования, обнаружив, что пишет мне не таинственный собеседник, а Маша из старой школы.

Машу Бондаренко, с которой мы проучились до прошлого года, называли Сумо – за огромный рост и соответствующую ему толщину. Это была единственная из девочек в нашем бывшем классе, с кем у меня получалось общаться. Мы не то чтобы дружили, но приятельствовали. Врагов у Сумо, думаю, вообще не было. Во-первых, она занималась какой-то борьбой, так что враждовать с ней было опасно. А, во-вторых, характер у Машки был под стать её внешности. Она походила на глуповатого, смешного, страшно тормозного, но страшно доброго плюшевого медведя.

«Здравствуй, Лена! – писала Сумо. – Как дела?».

Обычно с таких слов начинают беседы люди, которым либо нечего сказать, либо они, наоборот, хотят сказать что-то важное, но никак не решаются… Ладно, поболтаю с ней. От мыслей отвлекусь.

«Привет. Нормально».

«Ты теперь ванилька, говорят?».

Я?! Ванилька?! Она издевается?!.. Это не в духе Сумо. Она ни над кем не издевалась. Стало быть, она сошла с ума!

«Ты, что, с ума сошла?».

«Но ведь ты в какой-то субкультуре?».

«Из этого ещё никак не следует, что я ванилька!».

«Ты одеваешься немножко как панк, немножко как ботаник».

«Я такая и есть».

«Значит, ты ванилька!».

«Нет, Сумо! И не смей обзывать меня так! Что вообще у людей за манеры навешивать ярлыки?! То так обзовут, то иначе… Ну, понимаю, дошли до вас слухи, что я неформалка. И что? Покою не даёт этот факт?! Я для вас как обезьянка в цирке, да?! Да вы там даже представить себе не можете, что у меня творится в душе! Не дано вам понять меня!! Вот!!!».

На несколько минут Сумо замолкла. Уж не обиделась ли она? Я начала беспокоиться о том, что слишком резко ответила человеку – пускай не очень близкому и странному, но всё-таки хорошему.

Беспокойство оказалось напрасным. Через три минуты Сумо выдала:

«Ну, значит, ты ванилька!».

«У тебя там клаву, что ль, заело? Или мозг?».

«Нет, просто ванильники, они ж тоже все такие одинокие, непонятые. Любят слово «душа», всё такое. А кофе ты пьёшь?».

Я посмотрела на чашку, только что принесённую с кухни, допила одним глотком остатки содержимого и с чистой совестью набрала ответ:

«Нет, не пью!».

Ведь не пью же уже, правда ведь!

«А ещё ты очки носишь».

«Врач прописал».

«Но ты романтичная и депрессивная, разве не так? И сладкое любишь».

«Все любят».

«В Интернете всё время сидишь».

«Все сидят».

«Ты любишь одиночество».

Я опять написала «все любят». Но стёрла. Неправда, не все. И потом, «все» меня не интересуют. Как же ей ответить-то красиво?

«Я люблю одиночество не как ванилька, а как неформал», – написала я после долгих мучений с формулировкой.

«А разница в чём?».

В чём! Сумо ещё ни разу так меня не злила! Ну как я могла ей объяснить, такой бестолковой, в чём разница?! Я просто знала, что она есть! Знала, но объяснить не могла! Так что ограничилась коротким ответом:

«В чём надо».

«И всё же!».

«В чём надо! И вообще! Откуда ты всё это знаешь?».

«Мороз рассказала. У нас с ней спор вышел. Она говорит, что ты хипстер, а я – что ванилька».

Мороз! Ну понятно! Не удивлюсь, если эта прилипала стоит сейчас за спиной Сумо и диктует ей, что писать! Откуда, ну откуда у них такие убогие представления о жизни?! Почему они не могут просто пройти мимо человека, если он им непонятен?! Издеваются! Завидуют! Тупые обывалы!

Готовая рычать от возмущения, я написала Сумо все самые плохие, неприличные и злые слова, которые знала. Неформалы не стесняются ругаться! Неформалы честно говорят обывалам всё, что о них думают! А что думают о них – им всё равно!

Нажав «отправить» и закрыв окно, я стала бегать по комнате взад и вперёд, чтобы успокоиться. Это ж надо было так достать меня! Хотя вот интересно… Всего пару месяцев назад, когда я зашла в «Шоколадушку» в поисках Яны и увидела ванилек, они показались мне интересными и загадочными. Я даже им завидовала капельку. В тот момент я бы не отказалась стать одной из них. А сейчас? Сейчас нельзя, я неформалка… А если бы не была ею? Нет, это бессмысленное предположение! И всё-таки… Так, хватит! Я не ванилька, и всё тут!

Из компьютера снова раздался щелчок: Маша что-то ответила. Наверно, тоже гадости. Я нехотя подошла к компьютеру… и замерла от радости, увидев на экране «Привет!» от «Одного Парня»!

«Здравствуй!».

«Как жизнь?».

«Жизнь… Знаешь, странно… Что бы ты ответил, если б я тебе сказала, что стихи пишу?».

«А пишешь?».

«Одно написалось. Хотел бы увидеть?».

«Давай».

Я скопировала стих из загодя открытого файла и принялась ждать. Несколько минут мой загадочный собеседник молчал. Наверно, читал, потом думал. Чтобы не нервничать в ожидании, я открыла переписку с Машей, от которой к этому времени тоже пришёл ответ.

«Ты так грязно ругаешься. Точно ванилька».

Ничем не проймёшь!

Чтобы объяснить глупой Сумо, кем я являюсь, я быстренько разыскала в Интернете статью о неформлах и скопипастила адрес ссылки в окно сообщений. Тут пришёл ответ от незнакомца. Я переключилась на вкладку с ним.

«Почему ты решила показать это стихотворение именно мне?» – писал Один Парень.

«Мне кажется, ты очень умный. И ты сможешь адекватно оценить его».

«Так тебе нужен критический отзыв?».

«Ну, можно сказать, что и так».

«А я уж подумал, что стих про меня:))))».

«А ты бы хотел, чтоб он был про тебя?».

«Хотел бы, конечно. Но только боюсь, что на самом деле стих про кого-то другого».

«Завтра ты узнаешь, про кого он».

Незнакомец замолчал. Я тоже. Завтра… Завтра я покажу стихотворение Илье и по его реакции пойму, в первый раз ли он его видит.

Возможно, завтра в моей жизни начнётся новый период…

Щёлк! Опять Сумо. Я переключилась… Какая дурацкая ситуация! Вместо того, чтобы скопировать адрес ссылки на статью о неформалах, я нечаянно бросила ей стихотворение, которое было в буфере обмена. Ну и что же Машка мне ответила?

«Пишешь стихи? Про Него? Небось, на подоконнике? И после этого ты будешь утверждать, что не ванилька?».

На другой день я ждала конца уроков с большим нетерпением, чем когда бы то ни было. Даже думала над тем, не прогулять ли пару последних. Но ответственный человек всё-таки победил во мне девушку, увлечённую мыслью о том, чтобы поскорей показать Илье свой стишок. Кроме того, встреча с новыми друзьями была назначена на четыре, и прогул уроков её никак не приблизил бы.

Собирались в этот раз прямо у Ильи дома: родители поэта были в отъезде, и он не преминул воспользоваться их отсутствием. Я решила, это знак: ведь я иду не просто к неформалам, а к нему самому.

В этот раз квартирного концерта не планировалось, но «хозяин» всё-таки решил побаловать нас своими произведениями. Правда, это были уже читанные им «Рыпыщ муфыщ» и «Обыватель». Я уже знала их наизусть, но всё равно внимала затаив дыхание. Всё-таки не каждый день выдаётся возможность послушать гениальные творения из уст самого автора.

После окончания выступления я подошла к Илье и впервые решилась высказать ему своё восхищение:

– Знаешь, мне кажется, что через много лет твои стихи будут в учебниках литературы! Представляю, как мои внуки будут учить их в школе. А я удивлю их, скажу, мне сам автор когда-то читал!

– В учебниках? Ну нет! – Поэт отмахнулся, хотя явно был очень доволен моей похвалой. – В учебниках, там классика занудная. Всякое такое, обывательское. А мои стихи… они такие…

– Современные! Бунтарские! Особенные! – поспешила подсказать я.

– Да. Это стихи не по правилам. Они ломают стереотипы. Они не укладываются в схемы, они шокируют! Школьные училки их не смогут разбирать.

– Училки, конечно, к другому привыкли, – поддакнула я, вспомнив сопли Ахматовой, Гумилёва и Татьяны Анатольевны по поводу этой парочки. – Я не очень в стихах понимаю. Но, по-моему, у тебя большой талант.

– Спасибо, – ответил Илья равнодушно. – Талант, не талант… Называй как угодно! Просто таких стихов, как я, никто ещё никогда не писал!

– Это точно, никто!.. А вот знаешь, Илья… Мне, конечно, неловко признаться… Я, конечно, на талант не претендую… Но так вышло… Я тоже стишок написала! Мне хотелось бы прочесть его тебе.

– Мне? – удивился Илья.

– Да. Хотелось бы твой отзыв получить.

– А почему тебя интересует именно мой отзыв?

– Ну… Ты умный… И потом…

– А я уж подумал, что стих обо мне! – усмехнулся Илья.

Сердце дико заколотилось. Это он, он! Илья говорит то же самое, что и таинственный незнакомец из Интернета! Или просто совпадение? Нет, не просто! Ну откуда ему знать, что стих о ком-то?! Илья, мне писал Илья, это 100 %! Сейчас он улыбнётся и признается! Сейчас он подаст знак, чтоб уже точно!..

– Ну, читай, – сказал Илья.

Я вытащила смятую бумажку, специально заготовленную вчера для этого случая. Встала (чтобы лёгкие расправились). Прокашлялась (в книгах же герой всегда прокашливается в таких случах). Поглубже вдохнула (не знаю, зачем) и прочла:

Чтение прервал смех. Смущённая, я оторвалась от бумажки и оглядела комнату. Нет, смеялись не надо мной. Смеялись Ася с Аней, слушавшие рассказ Ксю о её новой татуировке и реакции на неё бабушек. С их стороны это было, конечно, не очень-то вежливо, но читала я всё-таки не для них. А тот, для кого я читала… Нет, он не смеялся. Он очень увлечённо обсуждал что-то с приятелем, с Кирпичом. Вид у них обоих был такой, словно ни я, ни этот стих не существуем.

Я застыла, поражённая таким хамством. Неформалы, ведь они же не такие! Они же живые, душевные! Творчество любят, не то что мои одноклассники! Ведь стихи Ильи ребята слушали так внимательно, так заинтересованно! Или… так слушала их я одна?..

Прошла минута, прежде, чем Илья всё-таки поднял на меня глаза.

– Ну как? – спросила я.

– Ну так… Нормально… Я считаю, всякие стихи имеют право на существование. Творчество, оно бывает разное. У каждого свой вкус. У каждого своя правда, ты понимаешь?

– Понимаю, – ответила я, не поняв абсолютно ничего. О чём он вообще? Похвалил или поругал? И слышал ли Илья мой стих вообще?

– Илюха, пошли на балкон, проветримся, – встрял Кирпич.

– Ну, пошли, – согласился Илья.

Оба молча встали и направились к балкону.

Вот так, запросто? Словно меня нет вообще? И сейчас, когда Илья почти признался, что писал мне две последние недели?!

Я не стерпела:

– Илья!

– А? – Поэт обернулся.

– Илья, ЭТО ТЫ?!

Неформал поднял брови:

– Естественно, я. Кто ж ещё-то?

Глава 8. Неформалы из прошлого века.

– Здравствуйте! – сказала Анатольевна. – Садитесь. Ну, кто нас порадует стихами?

О задании выучить стихи я, кажется, забыла в тот же миг, как получила его. Большинство одноклассников тоже не особенно рвались в бой. Руку поднял мальчик Стёпа – один из немногих, в ком любовь к математике не сочеталась с презрением к литературе.

– Я выучил стихотворение Зинаиды Гиппиус, – важно произнёс Стёпа, выйдя к доске. – Оно называется «Всё кругом».

Поначалу я не обращала внимания на то, что читает Стёпа, но вскоре прислушалась. Неужели эти стихи действительно написаны сто лет назад? Ведь тогда были дамы в каретах, французские булки, гусары и всё в таком роде. А она: всё серое, болотное, отстойное… Как это похоже на моё видение мира! И как поразительно напоминает стихи Ильи!

Стоило Степану замолчать, как моя рука потянулась вверх.

– Татьяна Анатольевна, неужели в то время люди действительно видели жизнь в таком мрачном свете?

– Конечно. В начале XX века, да и в конце XIX тоже очень многие люди в России, особенно молодые, считали жизнь плохой, несправедливой, нечестной. Они ругались с родителями, которые поддерживали старые порядки царского времени, считали их ценности лживыми и устаревшими, уходили из дома, вели образ жизни, бросающий вызов общепринятым нормам… Таких людей называли нигилистами. Помнишь, в какой книге был выведен первый такой герой?

– «Отцы и дети» вроде… Получается, Базаров и другие нигилисты XIX века – это вроде современных неформалов?

Лиза и Малашка захихикали. «Кто о чём, а вшивый о бане», – съязвила Яна. Но Татьяна Анатольевна оказалась на моей стороне:

– Что же, можно и так сказать. Нигилисты XIX века действительно были своего рода субкультурой или контркультурой. А сегодня мы поговорим про главных бунтарей и неформалов в поэзии начала XX века. Это футуристы.

Раз про неформалов, я решила слушать повнимательнее.

Оказалось, что футуристами называли себя деятели искусства 1910-х годов, увлечённые идеей светлого будущего, технического прогресса, разрыва со старой жизнью. Мир вокруг себя они считали дряхлым и замшелым и мечтали о революции, чтобы омолодить его. Над классическим искусством и старыми традициями футуристы смеялись. Они придумывали новые слова, экспериментировали с формой стиха, использовали грубые слова.

– Первый манифест русских футуристов назывался «Пощёчина общественному вкусу», – рассказывала учительница. – В нём был призыв «сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и остальных с парохода современности».

– Получается, они специально провоцировали этих… ну, обывал? – не сдержалась я.

– Именно так. Провокация была для них своего рода поэтическим жестом. Чтоб позлить обываталей, футуристы специально смешно одевались, вызывающе вели себя, разрисовывали лица. Самый знаменитый из русских футуристов, Владимир Маяковский, даже воспел в одном из стихотворений свою жёлтую кофту. По тем временам она была шокирующе яркой!

Мы открыли хрестоматии и прочитали стихотворение о жёлтой кофте. Потом посмотрели другие стихи Маяковского. Они были странными, рваными, непонятными, бунтарскими и совсем не похожими на классическую поэзию. Всё в этих стихах дышало молодостью, вызовом, свободой. Странно было представить, что они написаны при царе и что их автору, доживи он до наших дней, было бы далеко за сто.

Чем больше я читала Маяковского, тем глубже проникалась странным чувством. Это чувство соединяло радость и обиду одновременно. Радость – оттого, что я нашла товарища. Ведь Маяковский, как и остальные футуристы, явно был настоящим неформалом, таким же, как я! Но тот же самый факт и обижал меня. Получалось, что мои мысли, мои чувства, мои идеи совсем не оригинальны! Слова и поступки моих новых друзей, казавшиеся мне такими современными, такими особенными и новыми, были всего лишь повторением того, что было сто лет назад. И ладно, если только сто! Ведь бунтари были и в XIX веке, и раньше.

Особенно мне запомнилось вот такое стихотворение Маяковского:

Называлось оно «Нате» и по духу очень-очень походило на то, что писал Илья. Оно было про то же, про что Ильины «Обыватели», только… понравилось мне чуть-чуть больше.

– Увлек Маяковский? – спросил меня Костя в столовой, когда кончилась литература.

– Даже не представляешь, насколько! Сама не знаю, радоваться мне этому или грустить. Получается, что неправильные стихи писать люди додумались уже давным-давно.

– А почему тебя это так волнует?

– Ну… Понимаешь… У нас в неформальной тусовке… Ну как бы сказать-то…

Ни про переписку с незнакомцем, ни про увлечение Ильёй я пока что не рассказала ни одному человеку. Рассказать, если честно, хотелось, но было стыдно. Ситуация со стороны наверняка смотрелась ужасно глупо. К тому же был Дима…

– В общем, видишь ли… Пишет мне парень один… Ну, и это…

Спас меня звук входящего сообщения. Костя, извинившись, полез в сумку за планшетом. Недавно он получил его в подарок от родителей и, как и большинство моих сверстников, уже явно демонстрировал признаки интернет-зависимости.

– Блин! – буркнул Костя, прочтя сообщение.

– Что там?

– Опять Янка лезет! Разошлась со своим Алексом, так думает, сейчас меня поманит, и я прибегу. – Соболевский обернулся, бросив мрачный взгляд за стол, из-за которого ему строила глазки Яна Ларченко. – Нет уж, не дождётся! Прилипала!

– Эсэмэски, что ли, пишет? – спросила я.

– Да какие эсэмэски! Она ко мне в «ВКонтакте» пристаёт. Иногда даже прям на уроках там пишет.

Я вспомнила, как вчера на химии у Кости произошёл конфликт с учителем из-за пиликавшего планшета. Кстати, это неплохой метод подставить человека: специально присылаешь ему что-то на уроке, а его потом ругают. Я, конечно, делать так не собираюсь…

…Но это же способ проверить Илью! Если, будучи рядом с Ильёй, послать что-нибудь таинственному незнакомцу, и если из сумки поэта раздастся писк, и если он полезет за мобильным и прочтёт прямо при мне… И, возможно, ответит… А потом мы встретимся глазами…

Эх, мечты-мечты! Ведь у Ильи-то действительно есть смартфон с интернет-приложениями. А мне о чём-то подобном приходится только мечтать. При маминой зарплате моя звонилка за две тысячи рублей – уже подарок.

– Кость, – рискнула я. – Не одолжишь мне свой планшет на выходные? Очень надо кое-что проверить, а без техники никак.

– Бери, – ответил парень. – Мне не жалко. Хоть сейчас бери. Может, заодно от интернет-зависимости подлечусь. Сейчас, только выйду из всех приложений.

Вот что значит друг! Какое всё-таки счастье, что в мире есть такие люди, как Соболевский! Сегодня же я выведу Илью на чистую воду! Буду точно знать, он мне писал или нет! А то так надоели все эти догадки, недосказанности, намёки… Странные совпадения, которые вроде бы что-то значат, но при этом вполне объясняются логикой… Мучительные раздумья в часы бессонницы… Всё! Завтра я узнаю, кто мне пишет!

Интересно, а что я буду делать, если окажется, что это всё-таки не Илья?

Нет, надеюсь, это будет он! Илья ведь такой красивый. И загадочный. Творческий очень. Правда, оказалось, что насчёт необыкновенной оригинальности своих стихов он несколько заблуждается. И сами идеи его не такие уж новые… Хотя так ли это важно?

Чтобы разобраться, перед следующим уроком я ещё раз заглянула в кабинет литературы и спросила:

– Татьяна Анатольевна, а если в наше время человек пишет как Гиппиус? Или как Маяковский? Это ведь круто?

– Ну, неплохо, если это просто упражнение, – ответила учительница. – А всерьёз я бы не стала называть это искусством. Ведь искусство – это что-то новое.

– А если у человека талант?

– Талант – это способность придумать что-то такое, что ещё ни разу никому в голову не приходило.

Выходит, Илья бесталанный? Ну нет, быть такого не может!.. Он же написал «Рыпыщ муфыщ»!

– А кто-нибудь когда-нибудь писал стихи из несуществующих непонятных слов?

– Алексей Кручёных. Футурист. В 1913 году.

Татьяна Анатольевна раскрыла передо мной книгу:

И это уже было! Ну и ну! А Илья-то говорил, что его стихи слишком необычные, чтобы войти в учебники. Да просто в учебниках уже есть точно такие же!

В тот день я опять торопилась домой: в сумке лежал планшет, который стал моим всего на два дня. За выходные надо было научиться обращаться с ним, проверить Илью и получить максимально возможное удовольствие от случайно попавшего мне в руки сокровища.

Первая из целей оказалась совсем лёгкой. Я зашла с планшета в почту и на сайт «ВКонтакте», а потом решила попробовать Костины игры. Звук входящего сообщения застал меня за метанием птиц из большой рогатки. Это был «Один Парень».

«Привет! Про что ты думаешь?».

«Привет. Ты не поверишь: про стихи».

«Кажется, раньше ты не была любительницей литературы».

«Знакомство с футуристами всё изменило. Знаешь, кто это такие?».

«Маяковский?».

Я довольно улыбнулась. Как приятно иметь дело с умным человеком! Впрочем, ему ли не знать о поэтах – Илья ведь и сам такой! Если это, конечно, Илья…

«Мы его сегодня изучали. Так здорово! Ощущение, будто встретилась со старым другом!».

«Это потому что он был типа неформал? Ну, для своего времени».

Он не только образованный! Он чуткий, понимающий, догадливый! Он просто идеал!

«Да. А как ты думаешь: можно в наши дни писать, как поэты столетней давности?».

«Ну, можно творчески перерабатывать их наследие».

Ну точно! Конечно, Илья так и делает! «Творчески перерабатывает наследие» – надо запомнить. Наверняка в том, что его стихи так похожи на чужие, есть какой-то смысл. Особенная, глубокомысленная авторская задумка!

«А ты пишешь стихи?».

«Иногда».

«Дашь прочесть?».

Это он! Планшет не пригодится! Вот сейчас он бросит мне стихотворение, которое читал в моём присутствии… Илья! Ведь это ты? Скажи, что ты!

«В другой раз. Кстати, мы ещё твои не обсудили. Ты обещала сказать, про кого они».

«Не могу. Сама пока не знаю. Но уверена, что завтра буду знать!».

На другой день, в воскресенье, я отправилась на сходку неформалов в полной уверенности, что сегодня в моей жизни станет меньше на одну тайну и больше на одного близкого человека.

В этот раз собирались опять у Ильи. Он звал гостей к четырём, но перед заветной дверью я оказалась ровно в три: специально пришла раньше, чтоб побыть наедине. Долгие раздумья о том, по какой причине Илья в прошлый раз вроде подал мне знак, а потом стал вести себя оскорбительно-равнодушно, привели меня к мысли о том, что он застеснялся. «Один Парень» писал, что застенчив, а у тогдашнего нашего разговора было полно свидетелей. Наверняка Илья не хотел демонстрировать свои чувства в присутствии Кирпича и всех остальных. Что ж, сегодня никто не подслушает… Ну, начинаем!

Я собралась с духом и позвонила.

– Рано ты что-то. – Вид у открывшего мне Ильи был недовольный и, кажется, заспанный.

Я прикинулась дурочкой:

– Разве не к трём надо было? Ой, я перепутала!

Илья молча пропустил меня в квартиру и скрылся в ванной. Я осталась в полном одиночестве. Пренебрежение? Смущение? Особенное доверие?

В любом случае это шанс!

Быстро сообразив, что к чему, я достала планшет, зашла на нём в социальную сеть и написала «Одному Парню» – «Привет». Прислушалась. Ни звука. Что ж, логично. Вряд ли телефон Ильи лежит в прихожей. Я отправилась в гостиную. Огляделась. Никаких гаджетов в поле зрения. Не беда, это не значит, что их нет! Сейчас проверим. Я отправила ещё один «Привет». Опять ни звука. Может, в кухне?..

За пять минут, пока Илья был в ванной, я отправила незнакомцу пять сообщений. Ни в одной из комнат писка, говорящего о том, что сообщение пришло, я не услышала. Вряд ли Илья умывался с мобильным… А может быть, просто он звук отключил? Ну конечно!

– Новый айпад? – спросил парень, вернувшись из ванной. – Крутой! Сколько стоит?

– Да это не моё. Так, погонять дали… – не зная почему, я поспешила спрятать в сумку инструмент своей секретной операции. – Не айпад, а просто копия китайская.

Как только планшет скрылся из виду, оказалось, что и тема разговора у нас исчезла. Минуты три оба молчали. На четвертой стало как-то уже очень неудобно. Надо было что-то делать. Я решила, раз Илья стесняется, придётся проявить инициативу.

– Знаешь, я давно хотела кое-что спросить о твоём творчестве.

– Ну спрашивай! – Илье было приятно говорить на эту тему.

– Я знаю, что искусство – штука сложная, не всем она понятна… Поэты, конечно, обычно не объясняют, что именно они хотели сказать своими стихами. Но может, сделаешь для меня исключение? Просто любопытно, что ты имел в виду, когда написал «завтра я стану священным огнём»?

– Ну, священный огонь, понимаешь? Некоторые племена поклонялись огню, считали его священным.

– А почему ты им станешь?

– Э-э-э… Просто так чувствую.

– Ясно, – ответила я, хотя абсолютно не поняла, что же именно чувствует Илья. – А что значит «душу свою я отдал внаём»?

– Внаём – это типа в аренду.

– Я знаю. При чём тут душа-то? И кто арендатор?

– Ну, это такая метафора.

Я не стала доставать Илью вопросом, в чём же смысл этой метафоры. Решила лишь спросить ещё про строчку – самую загадочную:

– Знаешь, я совсем не понимаю смысла фразы: «Смерть – это жизнь, ну а жизнь – это смерть»…

– Может, я и сам её не очень понимаю.

– Как же так? Ведь ты же автор…

– Ну и что?! – Илья стал раздражаться. – И вообще я не обязан объяснять. Стих давнишний, я не помню.

– Но ведь ты же написал про смерть зачем-то! Неспроста ведь!

– «Смерть» в рифму с «круговерть», – сказал поэт.

Этот ответ поразил меня. В рифму?! И всё?! Так это не я глупая? Это сам Илья не может объяснить смысл написанного, поскольку… его просто нет! Получается, что та песня, которая и привлекла моё внимание к Илье в день нашей первой встречи, песня, где звучат такие громкие слова про судьбу, душу, тьму, кровь, – пустышка?! Неужели слова, показавшиеся мне такими мудрыми, возвышенными, глубокомысленными, сложены лишь для того, чтобы было складно?!

– А про что «Рыпыщ муфыщ»? – спросила я, боясь поверить в то, что мне открылось.

– Ты так говоришь, как будто стихотворение обязательно должно быть про что-то!

– Ну… Мне казалось, что да. Ты же что-то хотел сказать этими строками? Вкладывал какую-то идею?

– Идея в том, что это всех шокирует! Обыватели привыкли, чтоб стихи были понятными. Им это как пощёчина! Никто так не писал!

– Так писал Кручёных, – не сдержалась я. – Сто лет назад.

– Какой Кручёный?

– Не Кручёный, а Кручёных. Футурист.

– Кто-о?

Илья посмотрел на меня как на сумасшедшую. О, этот взгляд был прекрасно мне знаком! Именно так смотрели на меня бывшие одноклассники, если я говорила о математике. В этом взгляде читалось: «Ты знаешь так много, что я вот-вот почувствую себя дураком. Чтобы этого не случилось, я, пожалуй, лучше буду считать дурочкой тебя».

– Зачем ты мне об этом говоришь? – спросил Илья.

– Я думала, ты должен знать… Мы в школе проходили…

– Меня не интересует всякая муть из школьной программы! И следовать старым правилам я тоже не собираюсь!

– Поэты начала XX века не муть! И насчёт правил они говорили то же самое! И, кстати, что касается пощёчин…

– Не трудись. Мне всё равно. Я не собираюсь им подражать!

– Но ведь ты и так им подражаешь!

– Что ты мелешь?! Я их даже не читал!

– Совсем? Ни одного? – я обалдела.

– А на кой они сдались мне?

– Чтобы знать, что было до тебя… Ну и вообще! Ты же любишь поэзию? Неужели тебя не интересует творчество Гиппиус, Маяковского?

– Меня интересует только МОЁ ТВОРЧЕСТВО! – высокомерно заявил Илья.

Мой мир, уже сильно шатавшийся, перевернулся. И знаете что? Видимо, до этого я смотрела на него как-то криво. Потому что именно сейчас всё встало на свои места!

– Только твоё? Очень мило! Мне, глупой, казалось, ты любишь искусство! А ты, получается, любишь себя, вот и всё! Рифмуешь напыщенные слова безо всякого содержания! Сочиняешь бессмысленные фразы ради того, чтобы просто выпендриться! И даже понятия не имеешь, что всё это уже было!

– Так. Ты что, хамить пришла?

– Нет! Пришла с тобой общаться. Только теперь понимаю, что не о чем! Разве что о том, как ты раздулся от гордыни!

– Ты просто не понимаешь моего творчества! Оно тебя шокирует, сознайся!

– Меня шокирует, как можно быть таким тёмным! Если ты не знаешь даже литературу… – меня осенила ужасная мысль. – Если ты не знаешь даже литературу, то представляю, какой ты отсталый по математике!

– Судишь людей по оценкам? «Хорошая девочка», да? Ну, беги в свою школу! К училкам беги, обнимайся! Всегда знал, что ты не неформалка, а позёрка!

– Это я-то позёрка?! Ну, знаешь ли…

Я не находила слов от бессилия и злобы. А ещё меня мучило разочарование. Илья не только был надутым индюком. Он оказался даже не в состоянии осознать свою индюшачью сущность! Сейчас я уйду, а этот клоун, в которого меня чуть было не угораздило влюбиться, будет по-прежнему считать себя крутым и непримиримым борцом с Системой!

– Знаешь, я лучше пойду. Но сначала… Хочу, чтоб ты знал. Всё, что ты вроде как пишешь, не только уже написано в прошлом веке. Оно написано гораздо лучше и гораздо более умными людьми!

Илья продолжил что-то бормотать про своё «творчество», но я уже не слушала. Прихожая, дверь, лестничная клетка… Лифт? Нет, ждать не буду. Вниз, вниз, вниз пешком…

Только выйдя из подъезда, я опомнилась. Вспомнила про то, зачем пришла. Достала из сумки планшет и нашла сообщение:

«Пять приветов? Ого! Ты соскучилась?:)))))».

Это писал Один Парень. Сообщение было отправлено пять минут назад – в самый разгар нашей перепалки…

Значит, это не Илья. И кто бы мог подумать, что меня не удивит это открытие, а наоборот – обрадует!..

– Ой, Ленка! Привет! – Я увидела Ксю. – Ты пришла даже раньше меня? А я нос проколола, смотри! Круто, да? Старушки у подъезда обалдеют! Будут обзывать меня по-всякому… И ладно! Мне плевать! Я личность независимая… О, прикольный айпад! Сколько стоит?

– Бесплатный, – ответила я.

Положила гаджет в сумку, развернулась и отправилась домой.

Глава 9. Неужели это он?

Три часа спустя, уже дома, я изо всех сил старалась отвлечься от мрачных мыслей. Сбегала по лестнице до девятого этажа. Сделала все физкультурные упражнения, сколько знала. Прибралась в своей комнате. Удивила бабушку, предложив ей помощь по хозяйству: она переполошилась, вообразила, что я болею или что на меня повлияли потусторонние силы. Впрочем, ни мытьё посуды, ни глажка белья так и не вылечили меня от боли разочарования. Оставалось только взяться за уроки…

Но не вышло.

Вернувшись в свою комнату, я обнаружила новое сообщение от незнакомца из Интернета.

«Кажется, с тобой сегодня что-то странное. Сначала пишешь мне «привет» пять раз подряд. Потом молчишь. Потом весь день онлайн. Всё в порядке или как? Ты же вроде по воскресеньям гуляешь со своими друганами-неформалами?».

Я в очередной раз восхитилась проницательностью своего безымянного друга. Надо быть очень логичным, наблюдательным и по-настоящему интересоваться собеседником, чтобы сделать такое умозаключение! И как только я могла думать, будто «Один Парень» – это напыщенный, пустой, самовлюблённый и не видящий ничего дальше собственного носа Илья?!

«Ты прав. Сегодня я пережила неприятное открытие. Оказывается, те, кто выдаёт себя за творческих личностей, на самом деле могут оказаться ещё более ограниченными, чем обыватели».

«Имеешь в виду неформалов? Получается, ты в них разочаровалась?».

«Может быть… В какой-то мере…».

«Ну и правильно. Давно пора:-)».

«Давно пора!» Раньше незнакомец никогда не высказывался о неформалах настолько категорично…

«Ты не говорил, что их не любишь».

«Мне казалось, говорил:) Нечётко, значит:) Не хотел тебя обидеть».

«Что ж они тебе такого сделали?».

«Мне кажется, во многих субкультурах формы больше, чем содержания».

«Пожалуй, ты прав!».

«Стараюсь:)))) А ты, кстати, обещала рассказать, про кого твой стих».

«Забудь. Это глупости».

Про кого мой стих? Боюсь, что ни про кого. То есть на самом деле он, конечно, про тебя, незнаконец, но тебе об этом знать не нужно. Вернее, нет, не так. Это стих про того Илью, которого я себе придумала. Стих про того, кто и ты, и Илья. Теперь я знаю, что такого человека не существует.

С кем же я тогда общаюсь? Судя по тому, что Один Парень написал мне сейчас, он не из неформальной тусовки. Значит, то, что он появился в моей жизни вскоре после вхождения в субкультуру, – лишь совпадение…

«Значит, в поэзии ты тоже разочаровалась?».

«Только в плохой. А хорошей только-только начинаю очаровываться!».

«А хорошая – это футуристы?:))))».

«Прежде всего Маяковский».

«Неужели он вытеснил из твоего сердца самого Лермонтова?)))».

Я набрала на клавиатуре «нет». Потом стёрла и исправила на «да». Потом задумалась. А потом поняла, что думаю совершенно не о том!

Ведь я только что получила зацепку! Зацепку, позволяющую вычислить загадочного парня! Он проговорился! Лермонтов… Я точно помню, что не рассказывала виртуальному собеседнику про своё особое отношение к этому писателю. Но он об этом знает. И откуда же?

Я мысленно вернулась в то время, когда произведения Лермонтова стали для меня чем-то особенным. Полгода назад. Пятигорск. Всероссийская олимпиада по математике. Тротуары-лестницы, летающий трамвай, проглядывающие из-за облаков «рожки» Эльбруса… Гроты, беседки, цветущие яблони… Небывалое чувство свободы. И Костя. Всегда рядом – Костя.

С ним мы ходили по лермонтовским местам. Он единственный из класса, кто не издевался над моим новым стилем. И в то же время он явно давал мне понять, что не согласен с неформалами. Он уравновешенный, разумный, терпеливый. Он математик с великолепными аналитическими способностями. Маникюр с пацификами…. видел.

Неужели это он?

В понедельник я вернула планшет Косте, не прекращая мысленно задаваться всё тем же вопросом: «Неужели он?» В поисках ответа попыталась заглянуть ему в глаза. Он отвёл взгляд.

– Ты чего так странно смотришь?

– Просто так. А ты что отворачиваешься?

– Любой отвернётся, если на него начнут пялиться вот так.

«Оправдывается! – отметила я про себя. – Стесняется! И тот, из Интернета, он ведь тоже говорил мне, что стеснительный!».

– Ну как, пригодился планшет? – продолжал Соболевский.

Беспокоится! Ему не всё равно! Стремится поддержать беседу, пообщаться подольше! В то же время вопрос звучит достаточно равнодушно. Так, как будто Костя догадался, для чего мне его гаджет. Так, словно он уже знает, что ответ отрицательный. Типичное поведение поклонника…

– Пригодился кое в чём… А в чём-то нет…

– Не нужен больше? Ты смотри! Если нужен, скажи, не стесняйся!

Заботится? Ухаживает? Точно!

Всё сходилось.

Пишет Соболевский.

Но что делать-то?

Конечно, в Косте я всегда видела только друга. Точнее, не «только», а лучшего друга. Брата даже видела! Я поняла это во время поездки в Пятигорск, когда на обратном пути мы отстали от поезда и провели ночь на вокзале, беседуя по душам. До этого я пыталась завоевать Костю. Мечтала увидеть его своим парнем. Хотела обойти других девчонок в нашем классе, массово влюбившихся в него. Стремилась завладеть этим «трофеем», схватить первой то, что было желанно для всех. А тогда, на обратном пути, до меня дошло: погоня за призом не имеет смысла, если я не хочу этого по-настояшему. Да, в Костю влюбился весь класс – но не я! У меня к нему возникли другие чувства: более спокойные и, может быть, более ценные, более плодотворные…

Но всё это было, когда я не нравилась Косте. Или не знала, что нравлюсь. Но вот теперь…

Соболевский очень умный. Понимающий. Душевный. Никогда не предавал, не обижал. И он красивый. Все эти качества в одном человеке – просто находка. А если добавить ещё и что я ему нравлюсь…

– А хочешь, в кино сходим вечером?

Эти слова вылетели у меня как-то сами собой. Никогда в жизни я не приглашала парней на свидание. Ещё сегодня утром я шла в школу, думая, что так и не решусь на первый шаг. Если бы Костя надолго задумался, я пришла бы в ужас. Наверно, сказала бы: «Извини, я пошутила». И сбежала бы.

Но Костя ответил:

– В кино? А что, можно. Как раз новый фильм в 3D вышел.

«Ну, вот, – сказала я сама себе. – Так просто, буднично… Взяли да и начали встречаться».

«Стоп, а как же Дима? – перебил этот монолог мой внутренний голос. – Значит, с ним всё? Значит, ты его бросила?».

На память неожиданно пришло, как в сентябре мы с Димой тоже собирались пойти в кино. Выходит, это был последний раз. Он задерживался, я разговорилась с его сестрой… А через несколько дней, когда я уже стала неформалкой, отказался идти с нами на концерт. Да, точно! Отказался! Как Никита! Отверг меня новую! Я никого не бросала. Он сам виноват.

Глава 10. Поход в кино.

Даже не помню, когда в прошлый раз я настолько старательно наряжалась, как перед встречей с Костей. Разум говорил, что это глупо: Соболевский ведь прекрасно меня знал, множество раз видел в самой обычной одежде и без причёски, так что пытаться предстать перед ним красивее, чем на самом деле, не имело никакого смысла. Видел он меня не далее как сегодня, в школьной форме. Если подумать, то полной нелепостью была даже сама идея зайти домой вместо того, чтобы, как предлагал Соболевский, отправиться в кинотеатр прямиком из лицея. И всё-таки я настояла на том, чтобы встретиться попозже: якобы для того, чтоб поесть и оставить сумку. А сама, примчавшись со всех ног, бросилась к шкафу и принялась мерить один наряд за другим.

Впрочем, «нарядами» мои шмотки можно было назвать лишь с большой долей условности. Состоял гардероб в основном из самых простых штанов и кофт, выбранных по принципу «подешевле», «ко всему подходит» и «не слишком броско». Определённую долю одежды составляли вещички, доставшиеся мне от мамы. Я их редко надевала: очень уж глупо смотрелась вся эта «дискотека 80-х». Также с некоторых пор в моём шкафу водилась неформальская одежда: безрукавка с черепами и кошачьими ушами на капюшоне, чёрный кожаный корсет, шипастый ошейник… Я задумалась: должна ли я надеть это? Хочу ли?

До сих пор, с начала осени, в моей жизни было два варианта одежды: для школы и не для школы. «Не для школы» означало для тусовки неформалов, так как других тусовок у меня не было: если я выходила из дома вечером или в выходные, то обычно шла к своим новым друзьям. Получалось, что есть форма для лицея… и форма для неформалов! Я была так поражена этой мыслью, что даже замерла на несколько секунд. Конечно, само то, как мои новые друзья себя называли, подразумевало, что они против каких-либо форм и дресс-кодов. Но в то же время я знала, что буду чувствовать себя глупо и неуместно рядом с Ильёй, Кирпичом или Гатой, если оденусь в розовый сарафанчик с рюшами или в деловой костюм для офиса. Для того, чтоб быть своей у неформалов, надо было одеваться строго определённым образом. Точно так же и в «Семёрке»: ты чужак, если не в форме. Что же это получалось? Став неформалкой, я не освободилась от правил? Всего лишь сменила одни на другие, выходит?..

Эти мысли показались мне какими-то неправильными, вредными. Поэтому я поспешила выбросить их из головы. К неформальным шмоткам душа сегодня в любом случае не лежала, поэтому я принялась мерить вещи из прошлой жизни. Как обычно, надеть было нечего. Одно платье казалось мне слишком нарядным: Костя не должен заметить, как я стараюсь ему понравиться! Другое слишком скромным: не для того же я забежала домой, чтобы сменить одну серость на другую. Быть в том, что Соболевский уже видел, не хотелось: как-то скучно. В том, чего не видел, тоже: вдруг решил, что я купила специально для свидания что-то новое! А краситься? Надеть ли бижутерию? Опять та же дилемма…

В конце концов я с трудом сумела подобрать нечто среднее: простые, но хорошо сидящие джинсы, яркий, но повседневный джемпер, большие, но дешёвые серёжки и блеск для губ – яркий, но, кроме него, ничего из косметики.

До условленного времени оставалось пятнадцать минут, а ходу до кинотеатра – не меньше двадцати. Я была не из тех, кто считает, будто бы опоздание на свидание – это мило. Быстро: последний взгляд в зеркало, куртку на плечи, мобильный в кармане… Ключи? Ага, вот они!.. Я уже взялась за ручку двери, когда неожиданно и, как всегда, некстати зазвонил телефон. В голове мелькнули мысли: «Это бабушка! Нотацию решила почитать. Нет, мама. Попросит зайти в магазин. Или Костя? Неужели он уже на месте? Надо торопиться!».

Я вышла из квартиры, закрыла дверь и лишь после этого достала телефон, намереваясь ограничить разговор одной-двумя фразами. Но звонила мне не мама. И не бабушка. На экране светилось имя, практически исчезнувшее из моей жизни за этот месяц. Мне звонил Дима.

– Привет, Лен, – сказал он совсем по-простому. – Как жизнь?

– Привет… Ну так, нормально. – Я нажала кнопку лифта.

– Как дела в неформальной тусовке?

– Не знаю. – К чему это он вдруг? – Спроси у сестры.

– Ясно. Ладно… Может, встретимся сегодня?

Лифт открылся. Но зайти в него нельзя: прервётся связь.

– Сегодня? Нет, я занята.

– А чем?

– Делами важными.

– Какими? Расскажи, мне интересно. – Лифт закрылся. – Ой, а что за грохот? Это лифт? Идёшь куда-то?

– Слушай, мне сейчас некогда…

– Точно идёшь. Это лифт. Угадал, да?

– Лифт-лифт! Тороплюсь я, понимаешь?

– Понимаю. Мы месяц с тобой не общались. И теперь у тебя нету даже пяти минут, чтоб поговорить со мной!

– Дим, ну завтра позвони, а? – я всё больше раздражалась.

– Да уж ладно. Я всё понял. Я не буду беспокоить! – Бросил трубку.

Я опять нажала кнопку лифта. Он ещё не уехал, и двери открылись мгновенно. За короткое время пути от восьмого до первого этажа во мне друг за другом сменилось множество чувств. Раздражение на Диму. Вина за то, что так нехорошо поговорила с ним. Страх, что он потерян навсегда… И почти тут же – предвкушение встречи с Костей.

Поскольку на свидание я всё же опоздала, толком побеседовать до фильма мы не успели: встретившись, сразу же бросились к кассе, купили билеты, а потом долго и бестолково толкались в тёмном зале, ища места.

Фильм шёл два часа. Всё это время Костя не отрывал глаз от экрана, а я маялась в ожидании того, когда эта скука уже закончится. В предвкушении свидания с Соболевским я даже не задумалась о том, что именно нам придётся смотреть, – и вот теперь страдала, наблюдая бесконечный боевик.

Хотя, если по-честному, страдала я, конечно же, не только и не столько из-за скучного кино. Главным, что меня мучило, была абсолютная пассивность Кости. Он вёл себя так, будто бы действительно был здесь лишь ради фильма. Не обнял, за руку не взял… Даже на самый малюсенький комплиментик и то не расщедрился, не говоря уж о поцелуях! Конечно, можно было бы пойти в атаку первой… Но разве я уже не проявила инициативу, пригласив Соболевского на свидание? Костя должен был догадаться, что я поняла, с кем веду переписку, что приглашён он не просто так, что это тот шанс, о котором он, вероятно, мечтал долгие месяцы… В конце концов, он это начал, не я! И к тому же я девушка! Неужели Соболевский настолько стеснителен, что собирается так до конца и пробыть совершенно пассивным?..

Нет, таким Костя не был. Я всё-таки знала его уже полгода. Я была свидетельницей их отношений с Яной и видела, что Соболевский вовсе не из тех парней, кто любит, чтобы девушка командовала. Вот почему к концу фильма в мою голову начали закрадываться опасения: а не зря ли я затеяла всё это? Не ошиблась ли?

Как только фильм закончился, Костя эти вопросы мне же и озвучил.

– Хорошее кино, – сказал он, сдавая 3D-очки. – Отдохнул так, расслабился. Спасибо, что ты меня вытащила, а то так бы и не собрался сюда сходить! Кстати, почему ты вдруг решила пригласить меня? Ведь, кажется, платить за фильмы, которые через год покажут по телевизору, – это не в твоём стиле? Да к тому же боевик…

– Ну, так… Захотелось чего-нибудь нового, – пролепетала я, с ужасом понимая: Костя не воспринимает нашу встречу как свидание!

– А как там твои новые друзья? – продолжил Костя. – Смотрю, ты не в их стиле сегодня одета?

– Угу. Надоело немного, – ответила я внешне спокойно, не переставая при этом лихорадочно анализировать: «Спрашивает про неформалов! Я ведь писала, что разочаровалась в них! Получается, не он! Или прикидывается?».

– Надоело? – удивился Соболевский. – Что-то быстро!

«Что-то быстро»! А тот, в Интернете, сказал, что «Давно пора»! Что же, выходит, не он?

По дороге до дверей кинотеатра мы обменялись ещё несколькими малозначительными фразами. А выйдя на улицу, Костя спросил:

– Ну, как жизнь-то вообще? Не общаемся что-то почти. Ну, вернее, общаемся… Но по душам уже столько не говорили!

– А у тебя есть что-то такое, чем бы ты хотел поделиться?

– А у тебя?

То, что Костя отвечает вопросом на вопрос, показалось мне сигналом. Я решилась:

– Понимаешь… Мне тут пишет один парень… Незнакомый…

– Угрожает?

– Нет, что ты! Он так пишет… Ну… Это… Типа как я ему нравлюсь…

– То есть ты его не знаешь? – уточнил Соболевский.

– Не знаю… Нет, знаю! То есть мы знакомы, но мне не известно, кто он.

– Ничего не понял, – сказал Костя.

Я объяснила. Добавила, что с этим «незнакомцем» мы общаемся не первую неделю. Что он очень понимающий. Что, как бы глупо это ни звучало, он стал мне близок. Костя с самого начала вёл себя не так, как я придумала, но надежда на то, что он вдруг возьмёт и скажет: «А это я», теплилась во мне до последнего. Окончательно она была разбита, когда парень произнёс:

– Не знаю, Ленка… Я бы не советовал общаться с этим типом. Придурок какой-то… или шутник. Впрочем, в данном случае это одно и то же. Не хватало ещё влюбляться по Интернету!

– Да я вовсе не влюбилась! – поспешила разуверить его я.

– А что это ты так нервно реагируешь?

– И вовсе не нервно.

– Так волнуешься, как будто я задел больное место.

– Не задел! Просто я не хочу, чтоб ты думал, будто бы я влюбилась в кого-то там! Переубедить хочу!

– Меня? Или себя?

Я отвернулась. Идиотская какая ситуация! Зачем Соболевскому понадобилось ставить меня в глупое положение?

– Ладно. – Костя сжалился. – Не парься. То, что я сказал, это всего лишь моё личное мнение. Ведь у вас же с Димой всё в порядке?

Я вздохнула:

– Не знаю.

– Мне казалось, ты не из тех, кто не дорожит отношениями, – озабоченно сказал Костя. – Скажи, ведь не из тех? Ты не будешь называть человека другом или любимым, чтобы бросить его через месяц просто потому, что он надоел или подвернулся какой-то поинтереснее? Ведь не будешь?

«Не из тех». Я догадалась, кто такие «те».

– Ты всё ещё страдаешь из-за Яны?

– Да, – признался Костя.

Мы прошли немного молча. Я изо всех всех сил искала тему для разговора, но Соболевский опередил меня и прервал молчание первым:

– Я смотрю, ты снова без очков. Ты фильм-то видела?

– Да что там особенно видеть-то? Пиф-паф, прыг-скок, ба-бах… А очки мне надоели. Меня в них за хипстершу принимают. И они и нужны-то были в основном для того, чтоб болячку от пирсинга прикрыть.

– Она зажила? – Костя внимательно посмотрел на моё лицо. – Кстати, выглядишь намного лучше!

– Вроде да, – я потрогала шрам. – Врач хороший попался.

– К врачу пришлось ходить? Таблетки пить?

– Если бы только таблетки!

Я с содроганием вспоминила, как мне лечили дурацкую шишку над глазом. Кстати, те таблетки и растворы так и не подействовали. Через пару недель после результата анализа на инфекции оказалось, что у меня развился абсцесс, то есть большой гнойник, который придётся вскрывать хирургически, а потом зашивать. В общем, операция у Ксю обернулась ещё одной, в поликлинике. Правда, вторая была с обезболиванием.

Я коротко рассказала Косте о своих больничных приключениях.

– Ну и дела! – Он вздохнул. – Теперь-то ты больше не будешь?

– Что не буду?

– Пирсинг делать.

– Это я ещё подумаю!

Честно говоря, у меня пока не было мыслей о новом проколе. Да и теперь, когда мысль эта появилась, она меня совершенно не вдохновила. Но зачем заранее отказываться?! Не хочу выглядеть так, будто сдалась! Чего доброго, Костя решит, что я вообще жалею о том, что стала неформалкой!

– Подумаешь? То есть желание всё ещё не отпало?! – удивился Соболевский. – А зачем тебе пирсинг?

– В смысле – зачем?

– Ну, зачем? Какой смысл в нём?

– Это такая… ну… модификация тела! Протест против норм! У нас многие так делают!

– То, что многие, я знаю. Но что за прикол делать в себе дырки? Самому же мешает потом! Неудобно, некрасиво… Да ещё и проблемы со здоровьем! По-моему, тебе всё это совершенно ни к чему.

– Решил поиграть в мою бабушку? – фыркнула я. – Она вечно повторяет то же самое! Типа, надо скромной быть, всего стесняться, одеваться как монашка и изо всех сил стараться понравиться старшим… Такие правила для хороших девочек! Но мои друзья им не подчиняются, понятно?! И я не собираюсь! Вот захочу и еще проколю себе что-нибудь!

– Предпочитаешь подчиняться правилам для плохих? – ухмыльнулся Костя.

– Ты о чём?

– Ну как же! Есть две схемы. Вот хорошая девочка – она слушается старших, прилично одевается и не имеет дурных привычек. А вот неформалка, плохая – красится в дурацкие цвета, странно одевается, скандалит с учителями и ходит с пирсингом. Раньше ты жила по первой схеме, а теперь стала жить по второй.

– Нет у меня никакой схемы!

– А вот и есть. Ты сама только что сказала, что проколола бровь только потому, что так делают остальные люди в вашей компании. Вроде как неформалам полагается иметь в брови сережку. Ты играешь по их правилам. Ориентируешься на их мнение. А раньше ориентировалась на мамино. Вот и вся разница!

В тот день, когда я первый раз пришла в школу с синими волосами, мы с Костей тоже спорили об отношении к неформальному стилю жизни. Тогда мы кричали. Я злилась. А теперь я чувствовала лишь досаду. Я понимала, что в словах Соболевского есть определённая доля правды, хотя и не собиралась признавать этого вслух.

Домой я вернулась в смятении. Голова пыталась думать про всё сразу: про дурацкую попытку встречаться с Костей, про смысл оставаться в субкультуре… И про Диму. Про то, как я с ним обошлась. И про то, что он думает обо мне после этого. И кто он мне вообще?..

«Один Парень» решил подлить масла в огонь.

«Лена, а у тебя есть парень?» – неожиданно поинтересовался он.

Я ответила: «Не знаю».

Как ужасно!

Ведь у меня был самый лучший парень на свете! И что я наделала? Погналась за какими-то нелепыми иллюзиями! Выдумала себе друзей, кумиров, выдумала даже саму себя… А о Диме забыла! Вернее, обидела его сильно, потом забыла, а потом снова обидела. Увлеклась этими неформалами и потеряла главного человека в своей жизни! Поменяла любовь на красные волосы, на шипастые ошейники, на глупое рифмоплётство Ильи, на безвкусную музыку, которая на самом деле мне никогда не нравилась!.. И ещё вот на этого типа! На виртуального парня, в которого я втюрилась как дура! На придурка из «Контакта», за которым гоняюсь вместо того, чтобы жить настоящей жизнью!

«Кстати, знаешь что? Шёл бы ты к чёрту!» – торопливо набрала я в окне личных сообщений и нажала «Отправить».

«Один Парень» ответил: «ОК».

Я осталась одна.

Глава 11. Несколько важных открытий.

Приближался ноябрь. Уже случались заморозки; выпал и растаял первый снег. Сезон лёгкой одежды окончательно остался в прошлом. То же случилось и со многими из моих новых увлечений.

Во-первых, перестала тусить с неформалами. Нет, конечно, обывалой я не стала и Систему ненавидела, как раньше. Просто с Диниными друзьями больше не встречалась: прежде всего, не хотела Илью снова видеть, он был мне противен. А во-вторых, больше не общалась с «Одним Парнем». Примерно раз в неделю он писал мне сообщения с вопросом, почему я разозлилась, или с просьбой помириться, но ответов не получал. У меня были дела поважнее, чем разговаривать с бездельником (трусом, дураком, шутником или кем он там был), который за месяц не дал себе труда представиться и из-за глупых игр которого я потеряла любимого парня.

Что касается Димы, то он больше не звонил. Только на сайте «ВКонтакте» в строке о семейном положении сменил «встречается с Еленой Кузнецовой» на «не женат». Наверное, нашёл уже кого-нибудь. Я бы на его месте так и сделала. Поделом всяким дурам!

Я хотела отвлечься от грустных мыслей, наверстать упущенное и подтянуться перед концом первой четверти, поэтому углубилась в учёбу. Протест протестом, но в лицей я всё же перешла не для того, чтобы ругаться с завучем и писать на уроках стихи.

И вот настал последний день четверти. Мы пришли на классный час, чтобы получить дневники. На перемене я сидела за партой и обдумывала предложение Дины присоединиться к неформальской компании, которая должна была собраться у неё дома в первый день каникул. Аргумент «за» был один: там я могу встретить Диму. Этот же аргумент был и «против». Я понятия не имела, что мы скажем друг другу, если увидимся.

Позади меня сидели Лиза и Малашка. Невольно я подслушала очередную беседу этих финтифлюшек. Они были в своём репертуаре.

– Ух ты, – сказала одна, – у тебя новый клатч?

– Ага! Из лимитированной коллекции! – отозвалась вторая, тут же назвав адрес магазина, цену и марку вещи. – Эксклюзив! Сейчас такие в тренде!

– Круто! А я завтра буду волосы наращивать. По новой технологии! Все звёзды такой пользуются!

– А тоже хочу! А салон далеко? Сколько стоит? Не вредно? А волосы чьи, европейские? Фирма какая?

Я вздохнула. Мы, конечно, были знакомы не первый день, но мне всё равно было удивительно: как это так можно жить, не интересуясь ничем и не думая ни о чём, кроме тряпок и причёсок. Я повернулась к девчонкам: захотелось убедиться, в самом ли деле это живые люди или кто-то посадил за парту двух запрограммированных роботов.

– Чего тебе, Ленка? – спросила Куницына.

– Да так просто… Слушаю ваши высокоумные разговоры.

– Что, завидуешь, что ли? – скривилась Малашка.

– Молча завидуй, – добавила Лиза. – Всё равно ты никогда не сможешь стать гламурной, как мы! Так что дуй к своим немытым хиппи.

«Надо будет всё-таки сходить, – решила я. – Динкины друзья – это, конечно, не тусовка моей мечты. Но всё-таки они лучше, чем эти роботы».

Назавтра я была у Абакумовых. Компания там наблюдалась всё та же: Аня, Ася, Гата, Павел, Ксю, Кирпич, Илья (с которым мы оба сделали вид, что не замечаем друг друга) и ещё одна незнакомая мне девочка. Димы не было – в гости к друзьям пошёл. Родителей тоже – странно было бы ожидать их увидеть на сборище неформалов.

Когда я вошла, народ обсуждал, как бороться с позёрами, то есть ненастоящими неформалами, и как их распознавать. Все сошлись на том, что позёры просто напяливают на себя неформальную одежду, в то время, как тру – настоящие – мыслят нестандартно и отличаются от других. После этого все снова принялись перечислять, чем же они такие особенные:

– Чувствую себя скорее волком, чем человеком.

– Родилась с лишним пальцем.

– Могу сам с собой разговаривать.

– По кладбищам гуляю.

– Лампочки облизываю.

– Телик не смотрю.

– А я пишу стихи, – сказал Илья.

– А я ненавижу людей и люблю одиночество, – вставила Гата.

– А я вообще змея! – Ксю высунула язык, кончик которого был теперь рассечён на две половинки и действительно напоминал язык пресмыкающегося.

Все переключились на обсуждение новой модификации тела Ксю.

– Больно было, но мне всё равно! – тарахтела она. – Я же такая безбашенная! Бабушки у подъезда теперь за валидол хватаются, когда меня видят! Говорят, я сумасшедшая! Знаете, как любят обывалы: навалиться всей оравой и травить за неформальность! Ну и ладно! Мне плевать на их мнение!

– А где делала? – спросила Аня.

– Сколько стоит? – спросила Ася.

Ксю рассказала. Дальше беседа пошла в таком духе:

– Нашла тут одну краску для волос… Такая экстремальная, зелёная!

– А фирма?

– Где брала?

– Говорят, неплохо держится. И волосы не портит.

– Зелёные – реально неформально!

– Ой, и я хочу!

– Из тех, кто на плите тусит, почти все осветляются и красятся.

– А что, мою новую торбу с любимой рок-группой никто не заметил? Она особенная! Такой больше ни у кого нет!

Удивительно: два месяца назад эта компания казалась мне такой классной, живой, искренней, настоящей! А теперь…

Я села в уголок. Никто не обратил на это внимания. Наверное, если уйду, то они не заметят. Уйти или нет?..

Пока я размышляла на эту тему, разговор каким-то образом коснулся стихов. Илья был тут как тут: начал потчевать народ своей поэзией, едва ему предоставилась такая возможность. Опять этот поток самодовольства! С виду многозначительные, но на деле пустые фразы, претензия на оригинальность, которой нет, уверенность в собственной исключительности, подкреплённая невежеством. Меня передёрнуло от мысли о том, что в этого напыщенного павлина, выкрикивающего напыщенные фразы, я чуть было не влюбилась! Если бы не он, у нас с Димой всё было бы хорошо!

В общем, я не выдержала. Надо было хоть попытаться донести до всех, что неформалы могут писать и другие стихи – без ругани, без пафоса, без постоянных успоминаний про кровь и смерть, зато с искренностью и смыслом!

– Илья тут не один, кто стихи пишет. Сейчас я прочитаю вам свои. Недавно я как раз написала новое стихотворение, отражающее мои чувства. Оно называется «Раскаяние».

Закончив читать, я подняла глаза на аудиторию в ожидании аплодисментов, приятных отзывов или чего там полагается талантливым поэтам. Но ничего этого не последовало. Илья скривился – ну, это понятно, от него иного и не ожидалось. Но остальные! Я не уловила ни одного одобрительного взгляда. С полминуты все молчали: переглядывались, думали, кто выскажется первый.

Первой стала Ксю:

– Этот стих совсем не неформальский. Мне не нравится.

– Обывалы так пишут, – добавил Илья.

– Сопли в сахаре, – вставил Кирпич.

– Куча сентиментальных клише и не малейшей идеи, – подвела итог Гата с видом училки. – По духу напоминает один из тех бульварных романчиков, которые клепают графоманы за три копейки. А тупые мещанки читают их в поезде… В общем, попса. Тьфу! Пойду уши вымою!

Гата встала и, картинно подхватив свою пышную юбку в пол, направилась к выходу из комнаты. Но я не дала ей уйти. Если первые три комментария я ещё могла стерпеть, то её капля яда… хотя это даже не капля была… да в меня навозом будто кинули!.. Это ж надо было умудриться придумать подобную гадость! Никогда не встречала таких мерзких личностей!

В общем, этой компашке удалось сделать практически невозможное – вывести меня из себя.

– Рот свой вымой от яда, змеюка!!! Сама же отравишься! Тоже мне, критик великий!.. А вы что уставились? «Сопли», «романчики»! Да если бы вы только знали, как я переживаю из-за этого расставания! Ведь это стихотворение о реальных событиях! О реальных чувствах! Я вложила в него душу! Вывернулась тут перед вами! А вы… мерзавцы…

– Тихо, Лена, не шуми, – сказала Ася. – В конце концов, мы же не виноваты, что ты пишешь, как обывательница! Это гламурные девчонки пусть пишут про всякие сюси-пуси. А в неформальном стихотворении должна выражаться борьба с Системой. Оно должно шокировать, пугать! Должно быть неформатным!

– Должно? – я ухмыльнулась. – Знаешь, что? Плевать я хотела на ваши правила!

– Тогда ты не неформалка! – вскричала Ксю. – Я всегда об этом знала! Вот хоть посмотри, как ты одета: обычные джинсы, обычная кофта… Тебе просто не стать неформалкой, вот ты и бесишься!

– Нет, Ксю, – ответила я. – Вот как раз я-то и есть настоящая неформалка! Потому что пишу что хочу, делаю, что считаю нужным, и думаю собственной головой! А вы – клоуны! Дима был прав! Вы ничем не лучше гламурных кис из моего класса! Послушали бы себя: у вас даже разговоры те же самые! Только шмотки немного другие – и всё! Где она, ваша хвалёная борьба с Системой? Где необычность? Нигде! Вы только и заняты тем, что подгоняете себя под определённые рамки – слушать то-то, вести себя так-то, зелёные волосы… Тужитесь быть не как все, кичитесь друг перед другом, какие, мол, все особенные! А присмотришься – пшик! Пустота! Отбери у вас пиво и пирсинг – так вам и поговорить будет не о чем!

– Правильно, – сказала Гата, – правильно! Всё как мама учила! А мы – ай-яй-яй! – все плохие! Беги к своим обывалам, прибейся к стаду! Вас же бесит чужая индивидуальность, вам обязательно надо сбиться в кучу!

– Индивидуальность? А где здесь индивидуальность? Что-то ни одной не вижу. В чём она? В серёжках? В торбе? В тряпках? В перекрашенной башке? В высказываниях типа «Я особенный»? А что касается сбивания в кучу, то уж, Гадушка, чья бы корова мычала! Зачем ты вечно ходишь на тусовки, если любишь быть одна? Сидела б дома! Уж я-то знаю, что такое настоящее одиночество! Это вовсе не то, когда ты регулярно ходишь в компанию, садишься в сторонке и начинаешь кривляться!

– Уймись уже! – крикнула Ксю. – Не хочешь – не туси с нами! Нам вообще плевать на твоё мнение!

– Не ври! Вот уж кто-кто, а ты от чужого мнения просто зависима! Жить не сможешь, если не шокируешь кого-нибудь! Уже всю себя изуродовала, лишь бы позлить каких-то там бабок! Да ты просто живёшь ради них! Но они тебя забудут через час. И вообще, кому на кого плевать, так это уж обывалам на твои пирсинги!

– Неправда! – испуганно пискнула Ксю.

– Вот ты, Ксю, себя и выдала! – раздался чей-то голос. Я взглянула в угол комнаты и увидела там незнакомку. – А та девчонка дело говорит. Вы действительно ничем не отличаетесь от позёров. А ещё вы только что накинулись толпой на человека лишь за то, что он высказал иное мнение. Ну чисто обывалы… Тебя как звать?

– Лена.

– Я Тоня. Пошли, в тишине пообщаемся!

Через пять минут на кухне Тоня увлечённо говорила мне:

– Похоже, ты единственный нормальный человек в этой компании! И ещё представляешь: ты просто озвучила мои мысли! Когда я пришла к неформалам, то мне казалось, что это такие крутые люди: особенные, творческие, искренние, живые! Вот, решила я, наконец-то настоящая жизнь и настоящее общение, не то что бесконечное обсуждение шмоток, покупок и телевизора, как у других! Но прошло немного времени, и я заметила, что неформалы ничем не отличаются от так называемых обывателей! Только шмотки у них чуточку другие, и музыка странная, вот и всё!

– А кто-то продаёт это шмотьё и наживается на дурачках, воображающих себя не такими, как все! – заметила я. – Знаешь, ты сейчас тоже сказала именно то, о чём я последнее время думала. И история у меня примерно такая же. Меня бесили правила, я хотела отвергнуть их, а в итоге поместила себя в новые рамки, ещё более строгие! Слушаешь не ту музыку – обывала, не пьёшь – обывала, без пирсинга – тоже, в обычной одежде – тем более…. Теперь ещё и стихи, оказывается, надо писать по определённым законам. «Неформат» им нужен, фу-ты ну-ты! Мата им в моих стихах, видимо, не хватает! Выпендрёжа в них, видимо, мало! А если я вообше про математику напишу? Тоже скажут, мало неформальности! Ну и что же мне делать, если я думаю, что думаю, чувствую, что чувствую, и интересуюсь именно тем, чем интересуюсь?

– В прошлый раз, когда все похвалялись необычностью, я призналась, что люблю литературу и языки, – сообщила Тоня. – Так мне тоже объяснили, что не тем я увлекаюсь! В общем, ясно всё. Я сюда пришла в последний раз, чтобы окончательно убедиться, что не моё это. Не зря пришла, с тобой вот познакомилась! А ты, значит, тоже наукой интересуешься?

– Математикой! Это же самая главная наука!

– А вот и нет! Главней всего язык! Он же нашей жизнью управляет!

– Ерунда! Без математики ничего не сделаешь! Ни дом, ни табуретку не построишь!

– Без языка тоже. Помнишь, как в Библии бог языки перемешал, чтобы не дать людям башню доделать? Вот то-то же!

– А без математики у них бы эта башня развалилась ещё раньше. И вообще! Литература – не наука!

– Нет, наука. Только не такая, как естественные. И более полезная для личности. Терпеть не могу малограмотных инженеров!

– А меня бесят писатели, которые не умеют считать! И ещё…

Мы обе рассмеялись. Внешне разговор напоминал перепалку, но и Тоня, и я понимали – мы говорим на одном языке. Каждая нашла родную душу!

Вообще, чем дольше мы говорили, тем сильнее я поражалась, насколько мы с Тоней похожи. Мысли, привычки, история увлечения неформалами – всё сходилось! Даже внешне мы не очень отличались: Тоня, как и я, была шатенка, с прямыми волосами, правильными, приятными, но в общем-то типичными и не привлекающими внимания чертами лица. Разве что чуть выше и крупнее. В остальном же – просто как сестра. Вторая я.

Мы долго говорили о компании, которая когда-то привлекла нас, а теперь так разочаровала. Обсудили всех вместе, потом каждого по отдельности…

– Гата с самого начала показалась мне какой-то неприятной, – сказала я. – Так и не знаю её настоящего имени – Гата да Гата. Не знаю, что она имела в виду, когда придумывала себе эту кликуху. Только я на её месте поменяла б «т» на «д»! Так больше подошло бы.

– «Гата» – это «кошка» по-испански, – сказала Тоня. – В Интернете половина девчонок так себя называют…

– Погоди! Ты что, испанский знаешь?

– Так, чуть-чуть… Стоп! А может, это не испанский, а итальянский?

Я была поражена познаниями Тони. Ей же втемяшилось непременно выяснить, из какого всё-таки языка слово «гата».

– Посмотреть бы в Интернете! У тебя его нет в телефоне?

– Нет. И не предвидится. У Димы есть в компьютере.

– Что это за Дима?

– Брат Дины… – я смутилась и подробности решила умолчать. – Его сейчас нет. Но можно пойти в его комнату, глянуть. Он, думаю, злиться не будет.

Мы зашли в Димину комнату. Всё здесь было, как в тот раз, когда я впервые в ней оказалась: обои с рыбками, штурвал, корабль в бутылке…Три месяца назад я зашла сюда, думая, что не могу быть вместе с Абакумовым. А теперь я зашла сюда, зная, что не могу с ним быть! И снова грустно, неуютно. Но тогда без оснований, а сейчас…

Компьютер был включён. Тоня пошевелила мышь, и зажёгся сайт «ВКонтакте».

– «Один Парень»? Ну и ник! – сказала Тоня.

Я кинулась к компьютеру:

– Что-что?!

Я не ослышалась. На сайте действительно был авторизован пользователь по имени «Один» и по фамилии «Парень». Фотографии у него не было. Интересов, сообществ и прочего – тоже. Единственным другом значилась я.

Только сегодня утром я получила очередное сообщение от этого «незнакомца». Получила – и вновь не ответила. А он написал, подождал и отправился в гости к друзьям. А компьютер не выключил…

Тоня удивилась моей реакции, и я рассказала ей всё как есть. Поведала о наших отношениях, увлечении неформалами, конфликтах… В общем, как-то так вышло, что я разоткровенничалась и выложила новой подруге всё, о чём думала эти месяцы. Так что следующие несколько часов мы говорили по душам – прямо так, будто знали друг друга давным-давно.

До сих пор такое чувство было у меня лишь однажды – на вокзале в Курске, в ту ночь, когда мы с Костей открыли друг в друге друзей. Кстати, по уму и по характеру Тоня очень и очень напоминала Костю…

Был уже поздний вечер, когда голоса за стеной стихли: гости-неформалы разошлись. Я поздоровалась с заглянувшей к нам, но ничего не спросившей Натальей Рюриковной. Потом пришла Дина: спросила, зачем мы устроили глупую склоку и спрятались. Но подробности разборок с неформалами и вопросы различия тру и позёров меня больше не волновали. Я ждала, когда вернётся Дима.

Он пришёл в десять с минутами. Увидел в прихожей меня и застыл, удивлённый, в одном ботинке.

– Дима, я всё знаю! «Один Парень» – это ты! Но почему? Зачем ты мне писал, не понимаю!

Пять минут спустя я опять была в комнате Димы. Теперь уже вдвоём с ним. Нам обоим было неудобно. И ещё немного страшно. И чуть радостно. Чувствовалось: в этот момент в нашей жизни решается что-то ужасно важное.

– Понимаешь, – сказал Дима, – ревновал я. Вот и всё. Ты перешла в новый класс, где полно парней. Потом ещё с этими неформалами затусила. В общем, было ясно, что без меня тебе интереснее, чем со мной. Вот я и решил тебя проверить. Написал анонимно, чтобы посмотреть, за кого ты примешь моего виртуала, и таким образом выяснить, есть ли у тебя кто-то.

– Но зачем это длилось так долго?

– Так ведь ты была не против. Тебе явно нравилось говорить с этим «Парнем». Кажется, ты подозревала в нём кого-то из неформальной тусовки. Потом даже стих написала. Похоже, влюбилась. А мне не звонила, забыла…

– Дим, так я в тебя же и влюбилась! В этого твоего виртуала! Не поверишь, но он стал мне самым близким человеком! Почему ты не сказал, что это ты? Решил, что я с кем-то другим, и так просто смирился? Ведь ты же боролся за меня, когда я была с Никитой!

– Тогда я видел, что нравлюсь тебе. А теперь всё указывало на то, что тебе лучше без меня.

– Но с чего ты это взял?! Ведь ты сам ввёл меня в заблуждение и даже не попытался выяснить, как всё на самом деле!

– Попытался. Когда ты сказала, что разочарована в неформалах, я решил, что у меня вновь появился шанс. Позвонил тебе, позвал гулять… Но тебе явно было не до меня. А потом ты вообще нагрубила и больше не стала общаться. Я думал, ты меня бросила…

– А я думала, что ты меня!

– Я слишком заигрался, извини… Так увлёкся ревностью, что сам себе создал для неё повод и всё разрушил.

– Нет, это ты извини! Я с головой ушла в выдуманный мир и забыла про то, что в настоящем остаётся самый лучший, самый умный, понимающий… Димочка!

– Леночка!

Мы обнялись.

До чего же я счастлива! Как же мне всё-таки повезло!

Эпилог. Год спустя.

Я проснулась и почувствовала радость. Сначала не поняла, от чего, а потом вспомнила: ведь сегодя же первый день каникул! В лицей идти не надо, и впереди целая неделя отдыха. А ещё я иду на двойное свидание, так-то!

Мама была на работе. С кухни пахло блинами: бабушка уже позаботилась о моём завтраке.

– Ты хоть понимаешь, что это твои последние в жизни осенние каникулы? – спросила она, пододвигая ко мне плошки с вареньем и со сметаной. – Через год уже будешь студенткой. Придётся писать лекции, готовиться к семинарам… А может, и на жизнь себе зарабатывать. Мы уж вряд ли сумеем тебя обеспечивать, если поступишь в Москву. Там всё так дорого! И будешь думать: вот, а год назад я отдыхала!

– Если всё будет, как ты сказала, вряд ли у меня останется время думать, что было год назад, – улыбнулась я.

– Это – да. А я вот постоянно вспоминаю. Вот как вспомню, как ты год назад себя вела, так сразу плохо!

– Бабуль, ну ведь это же в прошлом! Зачем вспоминать? Я уже сто раз вам говорила, что разочарована в неформалах и больше не собираюсь к ним возвращаться.

– Слава богу! Уж как я молилась, как молилась тогда, чтоб Господь тебя надоумил! Теперь ты поняла, что это мерзость!

– Не такая уж и мерзость. Просто молодёжное объединение, не лучше и не хуже других. Есть готы, есть эмо, есть хипстеры, гламурные, ванильные… Все они, по сути дела, заняты тем, что изображают из себя нечто особенное, чем в действительности не являются. Да и кроме костюмов, мало чем различаются. Вреда от них нет…

– Но и пользы нет! – вставила бабушка.

– Ну, это как сказать. Мне вот лично общение с неформалами помогло понять многие вещи. Например, что, невзирая на одежду, все люди по большому счёту одинаковы. При этом каждый хочет мнить себя особенным. Но при этом не слишком особенным – ведь радикальное отличие от других означало бы одиночество!.. Вот и сбиваются люди в кучи, которые противопоставляют себя друг другу и всему миру. Вообще, это особенность подростков. Субкультуры помогают им найти своё место в обществе. А потом ты взрослеешь, и это проходит…

– Ишь ты! Как философ рассуждаешь! Где ты набралась-то всего этого?

– Димина мама сказала. Она же психолог, – призналась я. – А ещё без неформалов я бы не познакомилась с Тоней. И у меня не было бы лучшей подруги… Ну ладно, спасибо, всё вкусно! Пойду одеваться! Мы сегодня в аквапарк идём с ребятами.

Я ушла в свою комнату, но через пять минут бабушка появилась и там.

– А ты всё-таки скрытная, – с упрёком заявила она. – Пишешь стихи, а нам с матерью ни разу не показала.

– Какие ещё стихи? – удивилась я.

– А вот. Прибиралась вчера и нашла, – бабушка протянула мне странный листок бумаги. – Скажешь, не твоё?

Я посмотрела. В голове одно за другим начали всплывать воспоминания: «Один Парень», увлечение Ильёй, глупое выступление у Абакумовых, кончившееся скандалом… Ох, ну и позорище!

– Выбрось их лучше.

– Чего это «выбрось»? Искусство же! Внукам покажешь. А может, в «Новый мир» его послать?

– Никуда мы слать это не будем! Стыд один. И внукам моим ни к чему его видеть. Я их на хороших стихах воспитывать собираюсь, а не на этих!

– А эти-то чем плохи?

– Да всем, бабушка! Рифмы убогие, размер не выдержан, да ещё и содержание жутко глупое! Это ж я в пятнадцать лет писала.

– А теперь тебе шестнадцать. Ну и что?

– Да то, что теперь-то я выросла! И кроме того, Тоня показала мне хорошую поэзию. Я, конечно, от души тогда писала… Но всё равно этот наивняк лучше уничтожить.

– «Наивняк»! – сказала бабушка. – Ну нет уж. Я соседкам покажу. У них внуки так не умеют.

– А ты свой сериал не пропустила? – спросила я.

– Ох! – бабушка метнулась к телевизору.

Листок с моими глупыми стихами, оставшийся без присмотра, тут же был скомкан и перекочевал в мой карман. Уф! Позора перед соседями удалось избежать.

Выбрав джинсы и кофту, я вышла в прихожую и стала натягивать куртку. Тут опять возникла бабушка:

– Спутала ты меня с сериалом-то! Он ещё через час только будет. Зато по мистическому каналу идёт передача про то, как инопланетяне построили пирамиду Хеопса, нарисовали картины Леонардо да Винчи, а потом создали подземную цивилизацию в Красноярском крае! Давай вместе посмотрим!

– Нет, ба. Мне идти надо.

– Ну, пойдёшь немножко позже, ничего. Давай посмотрим, а? Хорошая программа, познавательная!

Знали бы вы, сколько всего мне хотелось сказать в тот момент! Как хотелось обругать и глупый канал, и тех, кто делает эту муру, и тех, кто её смотрит! Но я сдержалась. Потому что что старый, что малый: обижаться на стариков – это всё равно что обижаться на младенцев. У всех свои странности. Моя бабушка верит во всякие глупости, и она, по-неформальски выражаясь, конченая обывала. Её не переделаешь уже. Но зато она меня любит и сделает ради меня всё что угодно.

Так что я сказала:

– Нет, спасибо!

И ушла.

Когда я добралась до аквапарка, там был только Дима. Это ему пришла мысль организовать двойное свидание в том месте, где зародилась наша с ним любовь. А сегодня он решил отметить год с того момента, как мы её спасли.

Оставалось подождать вторую пару.

– Может, они захотели провести время наедине и решили не приходить? – спросил Абакумов.

– Это вряд ли. Они люди слова. Сказали бы.

– Ясно… А давно они встречаются?

– Два месяца. Долго приглядывались друг к другу и наконец решились. Хотя, по-моему, тут и думать было не о чем. Они идеальная пара.

– Пожалуй. Просто светятся от счастья.

– Это точно. И даже отсюда видно. Вон, идут!

К авапарку, держась за руки, шли Тоня и Костя.