Письмо звездному мальчику.

Глава 11. Что в суп кладут.

Следующий спектакль пришелся на девятое мая, и зрителей было совсем немного. Мы с Юлькой стояли в очереди в кассу, почти целиком состоявшей из знакомых нам личностей – только истинные фанаты не изменяли родному театру из-за праздника и хорошей погоды.

Никто не видел, как Теркин появился возле касс, заметили его уже разговаривающим с каким-то парнем, которому он вынес пропуск. Очередь дрогнула. В открытую оборачиваться не решались, лишь украдкой бросали косые взгляды и перешептывались. Зато, когда он ушел, заговорили в полный голос.

– Вот урод!

– Ну и вырядился!

– Хоть бы голову помыл!

Мы с Юлькой недоуменно переглядывались – ну да, выглядел Антон, конечно, не супер. Но ведь и не на сцену вышел!

– Сегодня еще ничего, – снисходительно сказал Кирилл. – Почти прилично выглядит.

– И не стыдно ему позориться! – в сердцах сказал кто-то из толпы.

– Не стыдно ему на Арбате позориться, – отозвался Кирилл.

– Что? – не выдержала я.

– Что в суп кладут, – ответил он мне.

Вокруг засмеялись. Я смутилась, но расспросы не оставила:

– Давно ты его там видел?

– Около месяца назад, когда в Театр Вахтангова ходил, – неохотно ответил он.

– И что он там делал?

– С гитарой, песенки пел, – ответил Кирилл и отвернулся, давая понять, что тема исчерпана.

Но главное мы все же успели услышать.

– Юлька, – потрясенно вопросила я, когда мы, купив билеты, вышли из театра и направились к цветочному киоску. – Это что, правда?

– А почему нет? – пожала плечами она. – Мало ли кто как развлекается.

– Но он же актер!

– И что? Кто его знает-то, кроме нас? Тоже мне, звезда!

Я поморщилась:

– Ты что развыступалась, прямо как эти?

– Кто?

– Да фанаты эти недоделанные. Голову он, видите ли, не помыл!

– Лер, ну что непонятного? Завидуют они ему, вот и пытаются до своего уровня опустить, – снисходительно отозвалась она. И хмыкнула: – Везет нам в последнее время на уличных музыкантов! Это знак!

– Какой еще знак? – пробормотала я, чувствуя, что краснею.

К счастью, моя тактичная подруга быстро свернула с сомнительной темы:

– Скажи спасибо, что не Шмаров! А то пришлось бы ему и там цветочки дарить!

Мы как раз подошли к киоску, и я сделала вид, что не расслышала последней реплики, разглядывая витрину.

– Три белые розы, пожалуйста, – попросила я.

– Почему у тебя цветы все время белые? – спросила Юлька.

– Не знаю, – пожала плечами я. – Ему подходит. Не красные же, в самом деле, дарить?

Перед началом спектакля я вдруг задалась вопросом, который раз буду смотреть «Королеву Марго». Мы долго считали, вспоминая даты и загибая пальцы, и в итоге пришли к магическому числу «десять».

– Юбилей, – потрясенно протянула я.

Наверное, зря я устанавливала порядковый номер: минут через пятнадцать после увертюры я поймала себя на мысли, что начинаю скучать. Притом не оставляло неясное предчувствие неудачи, и к концу первого действия настроение мое окончательно испортилось.

– Ну что, будем устраивать демонстрацию по центральной лестнице? – спросила я в антракте.

– Не стоит, – качнула головой Юлька.

Сегодня, впрочем, ничего и не получилось бы – фанаты мобилизовались и натащили цветов всем исполнителям главных ролей.

В театр привели роту солдат, наверное, в честь праздника. Все происходящее на сцене было им глубоко безразлично, они то и дело выходили из зала, потом возвращались, нисколько не заботясь о тишине, и это еще сильнее действовало на мои и без того взвинченные нервы.

Зажегся свет. Я последний раз взглянула в зеркало, убрала его в сумку и встала. Подходя к сцене, я еще смутно надеялась, что все обойдется…

Выйдя из зала, я никак не могла собраться с мыслями и чувствовала, что продолжаю улыбаться растерянной вымученной улыбкой.

– Ну, что снова? – недовольно спросила Юлька. – Что опять не так?

– Все не так. Ты что, не заметила, как он со мной?

Когда мы вышли на улицу, как раз начался салют, и мы остановились посмотреть. Я послушно задрала голову, но смотрела на россыпи искр и огней без всякого интереса.

– Я ему надоела! У него был такой высокомерный вид: «Ага, снова пришла? Ну, теперь никуда не денешься!» Ты была права – ему действительно все равно. Нет, ты скажи, разве можно так обращаться с единственной поклонницей?

– А он чувствует, что ты ненастоящая поклонница, – подколола Юлька.

– Откуда? – сморщилась я. – На мне написано, что ли?

– Тебе, конечно, виднее, – с сомнением протянула она. – Но со стороны все выглядело совсем по-другому.

– Как? – спросила я уже в полном отчаянии.

– Он к тебе рванулся! Если бы на его пути кто-нибудь стоял, он бы всех смел. Подошел как к старой знакомой, понимаешь? У него и лицо такое было: «А, свои пришли».

– Правда? – недоверчиво переспросила я.

– А потом так долго возле тебя болтался и что-то говорил! Я уже думала, ты сейчас скажешь: «Извини, Юля, мне в другую сторону…».

– Что ты несешь? – рассердилась я.

– Шучу, – немедленно исправилась она. – Так что он тебе говорил-то так долго?

– «Спасибо» сказал, – выдавила я. – Два раза. Или три.

– И все? – хихикнула она.

– А потом что? – не отставала я.

– А потом, – послушно продолжала она, – смотрел на тебя так, как будто вы уже обо всем договорились.

– Нет, Юль, – уныло сказала я. – Все тебе померещилось. Зато теперь он точно получит гадостный стишок! Только когда это будет…

– Ну, Лера, – сочувственно улыбнулась моя мудрая подруга. – Он же понимает, что все это игра. Следующий ход – твой.

– Следующий ход – его, – отрешенно сказала я, глядя в темное небо на догорающие искры салюта. – Следующий ход всегда его. – И без перехода предложила: – Поехали на Арбат.

– Сейчас? – удивилась она.

– Да, а что?

– Поехать-то мы, конечно, можем, – рассудила она. – Но какой смысл? Во-первых, уже поздно. Представляешь, что сейчас на Арбате творится?

Я хотела возразить, но она закончила свою мысль:

– А во-вторых и в-главных: неужели ты думаешь, что Теркин потащится туда после спектакля?

– Да, действительно… – сникла я, но тут меня осенила новая идея, я даже не успела ее обдумать и выпалила: – Тогда поехали в наш переход!

Юлька скептически посмотрела на меня – мы никак не могли миновать переход по дороге домой, но ничего не сказала. И мы поехали. Только, как оказалось, зря: переход оказался пуст. Нет, конечно, какой-то посторонний народец там тусовался. Но парня с гитарой, «Жанной», «Потерянным раем» и всем остальным не было и следа. Такой уж, видно, день выдался неудачный.

На Арбат мы отправились следующим же вечером.

– Все равно мы его не увидим, – уныло повторяла я, но Юлька не сдавалась:

– Увидим!

Однако после второго круга по Арбату и пристального разглядывания всех уличных музыкантов выдохлась и она. Мы остановились посередине, недалеко от Театра Вахтангова, купили по бутылочке минералки и присели на перила ограждения возле фонтана. Давно стемнело, все громче и развязнее становились голоса вокруг, со звоном разбивались бутылки, но почему-то было хорошо и уютно…

Хотя я, вообще-то, не разделяла всеобщего восхищения Арбатом. Ну улица, ну пешеходная, и что? Арбат всегда казался мне броским и неуютным, возможно, из-за бесчисленных торговцев сувенирами. А теперь еще и из-за уличных музыкантов…

– Знаешь, – как-то странно улыбнулась Юлька, – у меня сейчас такое настроение, что, если мы его встретим, я подойду и скажу: «Привет, Антон!».

– Успокойся, не встретим, – мрачно отозвалась я.

Мы еще несколько раз бывали на Арбате, но уже без всякой надежды, и утешались тем, что просто гуляем. А потом совсем перестали туда ходить, решив, что пение на улице для Антона пройденный этап. Заканчивался учебный год, в школе напрягали не по-детски, поэтому и времени на прогулки особенно не было: вместо ЕГЭ Аннушка теперь без устали стращала нас обычными экзаменами.

Конечно, Шмаров у меня из головы никуда не делся. Наверное, в первый раз за все время я задумалась о том, что, собственно, затеяла. Уж себе-то я могла признаться, что поначалу он мне совершенно не нравился, вернее, я была к нему равнодушна. Любопытный персонаж, не более того. А потом я практически насильно заставила его себе понравиться… и вот доигралась. «Он начнет видеть в тебе реального живого человека…» Да ничего подобного! Я для него всего лишь одна из толпы. Просто часть работы. Раньше он все делал словно по обязанности: я свое отыграл и сейчас домой пойду, а если положено поклониться, так я поклонюсь, только улыбаться не буду, все равно не заставите. А теперь в отработанный алгоритм вкралось ответвление: я должен взять у нее цветы, сказать «спасибо» и улыбнуться, раз так положено. А потом я домой пойду…

Вот бред-то. Ничего о нем не знаю, а уже все за него придумала. Бедный Леха, живет и даже не догадывается… Впрочем, это к лучшему.

Ой, совсем забыла! У меня же есть секретное оружие – гадостный стишок! Вот его-то он и получит после следующего спектакля, а то с одними цветочками Алеша, кажется, заскучал. И не буду я ждать следующего «Звездного мальчика», вручу на ближайшей «Королеве Марго».

На перемене перед биологией меня заловила Ленка Попова и заговорщицким тоном спросила:

– Можем завтра встретиться?

Я удивилась: мы никогда близко не дружили, а завтра была суббота – и поинтересовалась:

– Зачем?

– Не могу сейчас сказать… – замялась она.

Я уже было собралась отклонить сомнительное предложение, но нас отвлекли какая-то возня и возгласы. Мы оглянулись и увидели картину маслом: Петров с Чупраковым вытащили из шкафа заспиртованную лягушку в банке и, потрясая ею, носятся за визжащими девчонками. Наверное, это произвело на Ленку сильное впечатление, и она неожиданно пояснила:

– Письмо надо передать.

«Письмо» по длинной ассоциативной цепочке напомнило мне о Шмарове. Контраст с действительностью был столь силен, что я, не раздумывая больше, согласилась на загадочное мероприятие Поповой.

Встречу Ленка назначила у метро «Пушкинская». Она уже ждала меня и сразу подхватила под руку:

– Пошли.

– Куда?

– В Театр на Малой Бронной, – смущенно ответила Ленка. – Понимаешь, надо оставить письмо на проходной, а сама я не могу.

Так, уже интересно! В школе мы с Юлькой старались свое необычное увлечение не афишировать. Неужели Попова как-то обо всем прознала?

– А мне ничего не скажут? – озаботилась я.

– Нет, конечно! – горячо воскликнула она. – Так принято – там все время что-нибудь оставляют. Просто надо сказать, для кого.

– И для кого? – поинтересовалась я. – Не для Баскова, надеюсь?

– Там написано, – смутилась Ленка, даже не отреагировав на мою искрометную шутку. – Просто отдашь вахтеру.

За разговором мы подошли к служебному входу. Попова вручила мне запечатанный конверт, а сама скрылась в соседней булочной.

Я потянула на себя тяжелую дверь и приблизилась к столику вахтера.

– Здравствуйте, – вежливо сказала я. – Можно оставить письмо?

Добродушная тетенька взяла конверт.

– Кому? А, Терещенко, – она понимающе улыбнулась. – Ладно, передадим.

– Спасибо, – как можно очаровательнее улыбнулась я.

Выйдя из театра, я вытащила Ленку из магазина и потребовала:

– А теперь рассказывай!

– Ну… – замялась она.

– Говори, – не отставала я.

Мы вышли на Тверской бульвар, и она начала:

– В общем, у меня в этом театре сестра старшая работает. И есть тут один актер. Не особенно талантливый, по ее словам, зато самомнение! И вот решила она однажды оставить для него записочку, якобы от поклонницы. А потом, чтобы проверить реакцию, купила цветочки и попросила меня подарить. Тут театр маленький, цветы редко дарят, а у него к тому же роль неглавная… Так он с этими цветами потом весь вечер носился, она даже не ожидала, что на него так подействует!

– А что потом? – заинтересовалась я.

Вот уж не думала, что подобные забавы так популярны! Будет что рассказать Юльке!

– А потом она оставила на вахте письмо со стихами минут за пять до начала спектакля. Позвонили ему в гримерку, так он все бросил и тут же прибежал. Представляешь, во всех камзолах! Письмо схватил и сразу читать. А его уже ищут, ругаются… И такой спектакль в тот день был! Он завелся, а следом и остальные потянулись. Никогда еще так здорово не играли!

– А дальше? – поторопила я.

– А дальше сестрица моя под каким-то предлогом взяла ключи от его гримерки и столько всего интересного обнаружила! Сценарий спектакля с его пометками, очень любопытно, говорит, как он над ролью работал. Потом, оказывается, ему еще какая-то девчонка писала, так ее письмо в ящике валяется, а от Наташкиных – только конверты пустые! А потом она попросила свою подружку снова ему цветы подарить. Поднялась та на сцену…

Вот, машинально отметила я, в приличных театрах можно подняться на сцену!

– …А он растерялся, назад отступил: «Мне?» – спрашивает.

– Здорово! – не удержалась я, тут же представив на месте Терещенко другого персонажа. – И он не знает, что это твоя Наташка?

– Конечно, нет!

– Она вообще с ним знакома? – уточнила я.

– Здоровается…

– А если он ее вычислит?

– Как? Люди все время разные, сама она не засвечивается… Вот попросила меня кого-нибудь позвать, и я сразу о тебе подумала, я же помню, что тебе тот «Евгений Онегин» понравился.

И если бы все дело ограничилось «Евгением Онегиным»!

– Но он же видит, что почерк один, – рассудила я вслух. – Да и манера…

– В том-то и дело! Он не знает, кто за всем стоит. Это его и интригует!

Во мне проснулся Шерлок Холмс:

– А он сестру твою по почерку не вычислит?

– Ну вряд ли он станет бегать по театру и сверять ее письма с какими-то ведомостями, – что-то прикинув в уме, ответила Ленка. – Во-первых, ему их никто не даст, а во-вторых, откуда ему знать, что это кто-то из своих?

– А сегодня она ему что написала? – заинтересовалась я.

– Говорит, рассказик сочинила. Про девушку, которая пришла в театр…

– А чего она вообще хочет?

– Да ничего конкретного вроде, – задумалась Ленка.

– Ты держи меня в курсе, – попросила я, и Попова усиленно закивала.

Юлька, прослушав душераздирающую историю Ленкиной сестры, удивилась не меньше меня:

– Надо же, оказывается, не одни мы такой фигней страдаем!

– Да, мы вовсе не уникальны, – заметила я.

Сознавать это было не очень приятно. Но в то же время утешало, что мы, по крайней мере, морочим голову Шмарову в открытую, не используя рабский труд подставных лиц!