Психология личности.

4.5. Я-концепция и тенденции профессионально-личностного развития.

Рассмотренная методика может применяться не только для диагностики отношения личности к ближайшему окружению и отношения ближайшего окружения к самой личности. Внедрение определенных модификаций (А. А. Реан), в основном касающихся процедур обработки, анализа и интерпретации данных, приводит к новому варианту этой методики, который с успехом может быть использован для изучения Я-образа и тенденций личностного развития. В этом плане новая методика (новый вариант методики в нашей модификации) нашла применение в настоящее время в области социальной педагогической психологии, а также и в других областях социальной психологии личности. Например, в области изучения эффективности воздействия рекламных обращений на личность (Ионин М. Г., 1996).

В рассматриваемом контексте методика может быть применена и для диагностики тенденций развития человека как личности вообще, и для диагностики тенденций развития его как субъекта профессиональной деятельности. И это действительно обоснованно, хотя по содержанию оценочных суждений данная методика, несомненно, личностная. Однако в структуре субъекта деятельности не все сводится только к профессиональным знаниям, компетентности, навыкам и умениям. Личностному компоненту в структуре субъекта деятельности принадлежит существенное место. Эта идея иногда забывается, иногда вытесняется, иногда прямо отвергается в связи с прямолинейной трактовкой представлений Б. Г. Ананьева о четырех ипостасях человека: индивид, личность, субъект деятельности, индивидуальность. Однако сейчас как никогда уместно будет вспомнить и о другой мысли Б. Г. Ананьева: личность всегда есть субъект, а субъект всегда личность.

В модифицированном варианте методики используются два аспекта: «Я» и «Каким я хотел бы быть». Для диагностики тенденций личностного[4] развития необходимо произвести оценку отклонения Я-образа от образа идеала по всем восьми октантам. Мы предлагаем производить эту оценку в двух вариантах – по модулю:

И с учетом знака отклонения:

где Δ – величина отклонения Я-образа от образа идеала по конкретному октанту; х. – набранные баллы по первому аспекту (Я-образ) в конкретном i'-м октанте; у. – набранные баллы по второму аспекту (Я-идеальное) в конкретном i'-м октанте.

Введение обеих этих оценок целесообразно потому, что оценка по модулю (формула 4.1) позволяет судить о приближенности или отдаленности Я-образа от Я-идеального. А оценка с учетом знака (формула 4.2) позволяет, кроме того, говорить и о тенденциях личностного развития: стремление к повышению или понижению условия развития у себя тех или иных конкретных качеств либо их комплекса. В принципе для индивидуальной диагностики достаточно пользоваться лишь одной оценкой по формуле 4.2. Однако при выборочных исследованиях, когда применяются статистические показатели (например, средние арифметические) уже необходимо использование обеих оценок. В этом случае среднее выборочное отклонение Я-образа от идеала позволяет оценить лишь modΔ. (формула 4.1), а расчеты по формуле 4.2 этой возможности не предоставляют. Зато они с успехом могут использоваться, например, при корреляционном анализе данных по выборке. Приведем здесь некоторые результаты исследований в этой области. Мы изучали тенденции личностного развития субъектов профессиональной деятельности (педагогов). Профессия педагога относится к широкому классу профессий социономического типа, т. е. типа «человек – человек». Это первое, что привлекает в такой выборке. Кроме того, это одна из наиболее массовых профессий в обществе, что повышает значимость выбора объекта. В соответствии с вышеописанной процедурой диагностики испытуемые заполняли опросник по двум аспектам: образ Я и образ Я-идеального (профессионального). Средние значения отклонения Я-образа от идеала приведены в табл. 4.1.

Таблица 4.1. Средние значения отклонения Я-образа от идеала.

Примечание: Название октантов (субшкал) приведены выше при описании базовой методики Т. Лири.

Как видим, наиболее отдален образ Я педагогов от идеала по качествам: уступчивость, лидерство и доверчивость (октанты 1, 5, 6). Причем по лидерству отклонение отрицательное, а по двум другим качествам – положительное. Это означает, что качество лидерство, по самооценке педагогов, выражено у них недостаточно; имеется желание развивать в себе это качество, приближаясь к образу идеала педагога-профессионала. В принципе, такая тенденция представляется нам скорее негативной, чем позитивной.

Действительно, исследование наличия у педагогов нашей выборки качества лидерство показало, что оно у них достаточно выражено и соответствует адаптивному уровню развития. Дальнейшее усиление этой тенденции свидетельствует о формировании дезадаптивного варианта развития по первому октанту (субшкала «Авторитарность») и связано с такими качествами личности, как властность, деспотичность, авторитарность.

Таким образом, данное стремление приблизиться к идеалу скорее уводит от действительно продуктивных моделей педагогического общения. Мы думаем, что в этом искаженном представлении об идеале педагога как властной, доминантной личности отразились идеи авторитарной педагогики, установки которой и сформировали его.

По существу, подтверждают эту ситуацию данные о положительном отклонении образа Я от идеала по двум другим, отмеченным нами выше, качествам: пятый октант (субшкала «Подчиняемость») и шестой октант (субшкала «Зависимость»). Действительно, положительное отклонение означает, что такие качества, как уступчивость и доверчивость, по самооценке педагогов, выражены у них слишком сильно. И следовательно, считают они, для приближения к профессиональному идеалу Я необходимо стать менее уступчивым и менее доверчивым.

Предваряя описание нижеследующих данных (которые получены в результате корреляционного анализа), необходимо сделать следующие пояснения. Большой интерес представляет изучение отклонения Я-образа от идеала, тенденции личностного развития в связи с особенностями мотивации личности и ее общения. Так как методики диагностики мотивации, использованные в этом исследовании, уже рассматривались в предыдущих разделах, здесь мы их лишь назовем. Профессиональная мотивация изучалась по методике Х. Замфира (внутренняя и внешняя мотивация). Мотивация изучалась одновременно и с помощью проективного теста Хекхаузена (мотивация достижения – надежды на успех или избегания – боязни неудачи).

Что касается оценки коммуникативной активности личности, то в данном случае мы использовали методику измерения коммуникативной дистанции. Данная методика (Андреев А. И., Мдивани М. О., Рыжонкин Ю. А.) позволяет оценить на персональном уровне (групповой уровень нас не интересовал) два параметра: субъективную коммуникативную зону (СКЗ) и сдвиг субъективной коммуникативной зоны (ССКЗ). Причем если СКЗ > 0, то субъект коммуникативно активен, а если СКЗ < 0 – коммуникативно пассивен.

СКЗ характеризует интенсивность информационной активности испытуемого безотносительно к тому, какую роль он выполняет в процессе общения. В свою очередь, ССКЗ указывает на соотношение процессов приема и передачи информации в информационном воздействии. В том случае если ССКЗ > 0, можно говорить о преобладании процессов передачи информации, а если ССКЗ < 0 – о преобладании процессов приема информации. Для выяснения структуры связей самооценки педагога со всеми вышеуказанными параметрами, характеризующими его личность, была применена процедура рангового корреляционного анализа. В результате исследования выяснилось, что абсолютное (по модулю) отклонение Я-образа от идеала по первому октанту (субшкала «Авторитарность») отрицательно, но коррелирует с профессиональной мотивацией, с оптимальностью мотивационного комплекса (r = 0,587, α = 0,01). Это означает, что чем оптимальнее структура мотивации профессиональной деятельности педагога, тем меньше отклоняется его самооценка по параметру «лидерство» от образа идеала педагога-профессионала (т. е. самооценка высокая, приближена к идеалу). И наоборот, для педагогов с неоптимальной структурой профессиональной мотивации характерна отдаленность самооценки от идеала.

Однако из этих данных не ясно, какого рода эта отдаленность: стимулирует ли педагога его самооценка на развитие в себе лидерских тенденций или, напротив, он стремится стать менее властным, чтобы приблизиться к образу идеала? Ответ на этот вопрос следует из корреляционных связей параметров мотивации с отклонением Я-образа от идеала по этому же первому октанту, но отклонение уже рассматривается с учетом знака (т. е. по формуле 4.2).

Оказывается, чем оптимальнее мотивация профессиональной деятельности педагога, чем сильнее выражены у него внутренние по отношению к педагогической деятельности и внешние положительные мотивы, тем менее властным стремится стать такой педагог. Именно для данной категории работников[5] характерно представление о слишком высоком развитии в собственной личности авторитарных тенденций; о том, что работа над собой, приближение к идеалу педагога-профессионала должны идти по пути ограничения властных, жестких, авторитарных начал в себе. И наоборот, чем менее оптимален мотивационный комплекс педагога, чем менее значимы для него собственно внутренние мотивы профессиональной деятельности, тем сильнее связывает педагог свое профессиональное совершенствование с развитием в себе таких качеств, как властность, авторитарность. Именно этих качеств, в его представлении, ему не хватает для приближения к Я-образу профессионального идеала.

Таким образом, стремятся к самосовершенствованию как педагоги, имеющие внутреннюю продуктивную мотивацию, так и педагоги с неоптимальной профессиональной мотивацией. Но пути этого самосовершенствования они выбирают разные: одни стремятся стать менее авторитарными, а другие – более жесткими, авторитарными, властными. Противоположными оказываются их представления о направлениях саморазвития, самокоррекции и способах приближения к профессиональному идеалу.

Вполне понятной представляется обнаруженная корреляционная зависимость между лидерством (с тенденцией к властности) как качеством личности педагога и проявлением в его поведении уступчивости. Больший интерес вызывает установленная положительная корреляционная зависимость между абсолютным отклонением самооценки от идеала по параметрам «лидерство» и «уступчивость». Это означает, что чем дальше отстоит самооценка педагога от образа идеала по параметру «лидерство», тем она также более отдалена от идеала по параметру «уступчивость».

И наоборот, чем ближе самооценка педагога к идеалу по одному параметру, тем ближе она к идеалу и по другому.

В связи с этим особое значение приобретает вопрос о знаке отклонения (отклонение влево – желание развивать качество, «поднимаясь к идеалу»; отклонение вправо – восприятие качества как гипертрофированного, желание ограничить его проявления) и взаимных корреляциях уже с учетом знака.

Учет знака отклонения показал, что между отклонениями самооценки педагога от образа идеала по параметрам «лидерство» и «уступчивость» существует не прямая, а обратная, отрицательная зависимость. Иначе говоря, чем сильнее у педагога выражено стремление развивать в себе лидерские качества, тем сильнее у него тенденция избавляться в процессе самосовершенствования от «излишней» мягкости, уступчивости. Эти педагоги считают, что их отдаляют от идеала не только недостаточно выраженные лидерские начала, но и слишком высокая уступчивость в общении. И наоборот, те педагоги, которые полагают, что лидерство (властность) у них гипертрофированно, и стремятся к ограничению проявления этого качества, одновременно связывают приближение своего идеала педагога-профессионала с дальнейшим развитием в себе такого качества, как уступчивость.

Другая система корреляционных зависимостей связана с отклонением Я-образа от идеала по четвертому октанту (субшкала «Подозрительность»). Как оказалось, отклонение самооценки педагога от образа идеала по параметру «скептицизм – негативизм» положительно коррелирует с уровнем тревожности личности. Иначе говоря, чем выше эмоциональная нестабильность, тем выше и отклонение самооценки от идеала. Причем речь идет о таком отклонении (∆ > 0, формула 4.2), которое свидетельствует о стремлении педагога к ограничению проявления в его поведении качества негативизм. И чем выше тревожность, тем, как правило, это стремление сильнее выражено. Отвлекаясь от анализа корреляционных связей, хотелось бы отметить интересный, с нашей точки зрения, факт: у всех педагогов (у кого в большей, у кого в меньшей степени) отклонения оказались положительными. А это в соответствии с формулой 4.2 свидетельствует о том, что не обнаружено ни одного педагога со стремлением к дальнейшему развитию в себе скептицизма (или негативизма); у всех выражена одна тенденция (правда, в различной степени) – к снижению уровня выраженности данного личностного качества. Отклонение Я-образа от Я-идеального по параметру «негативизм» (субшкала «Подозрительность») отрицательно коррелирует со сдвигом субъективной коммуникативной зоны. Иными словами, чем выше отклонение самооценки, тем ниже ССКЗ, и наоборот. Таким образом, чем в большей степени выражено у педагога стремление к ограничению проявления негативизма как личностной черты, тем в меньшей степени его коммуникативная активность связана с передачей информации. В структуре коммуникативной активности таких педагогов доминируют процессы приема информации. Здесь интересно отметить, что ССКЗ оказался корреляционно связанным и с другим признаком. Между ССКЗ и абсолютным по модулю отклонением Я-образа от идеала по параметру «требовательность – непримеримость» (третий октант, субшкала «Агрессивность») обнаружена положительная связь. Иначе говоря, чем сильнее в структуре коммуникативной активности педагога процессы передачи информации преобладают над процессами приема информации, тем больше и отклонение самооценки от идеала по параметру «требовательность – непримеримость». Причем это отклонение может быть как отрицательным, так и положительным, т. е. речь может идти как о желании стать более требовательным, так и об обратном стремлении. Однако важна не эта частность. Важно то, что в целом педагоги с доминантой на процессах передачи информации более «озабочены» проблемой сформированности у себя требовательности как профессионально значимого качества, чем педагоги, в структуре коммуникативной активности которых преобладают процессы приема информации.

Глава 5. Социальная зрелость и ответственность.

5.1. Социальная зрелость личности.

Проблематикой социальной зрелости личности занимаются различные науки. Среди них педагогика, психология, социология, криминология и др. Может возникнуть вопрос: почему в этом ряду стоит криминология? Дело в том, что любое явление в действительности желательно изучать с обеих сторон: модель желаемого (идеала) и модель нежелаемого (антиидеала). Понятно в связи с этим, что криминология вносит свой неоценимый вклад в решение проблемы, изучая особенности и создавая модель социально незрелой личности.

Проблема социальной зрелости личности является центральной для такой относительно новой области человекознания, как акмеология. Собственно говоря, самим предметом акмеологии является феномен зрелости человека, или процесс и результат достижения человеком вершин как индивидом, личностью, субъектом деятельности (в том числе и профессиональной) и индивидуальностью. Правда, уже само определение объективных критериев зрелости человека представляет значительные трудности. Именно в связи с наличием таких трудностей, по мнению Б. Г. Ананьева, в психологической литературе происходит замена понятия «зрелость» понятием «взрослость». Эта замена, как предполагается, позволяет избежать многих осложнений, которые считаются подчас непреодолимыми. Однако в действительности такая замена скорее создает проблемы, чем их разрешает. По крайней мере ясно, что даже на индивидном уровне понятия «зрелость» и «взрослость» не полностью синонимичны, еще более они расходятся, когда речь идет о взрослости и субъектно-деятельностной (профессиональной) зрелости. И уж конечно, эти два понятия не являются тождественными и описывают разную реальность, когда имеется в виду личностный уровень рассмотрения человека. Становится ясно, что такая замена неравноценна. Но более в основном она неприемлема потому, что исключает из поля научных исследований, из круга проблем современного человекознания проблему «зрелости» как таковую.

В рамках одной парадигмы проблема зрелости может рассматриваться на уровнях индивида, личности, субъекта деятельности и индивидуальности. В рамках другой системы понятий, говоря о зрелости человека, мы можем иметь в виду интеллектуальную, эмоциональную и личностную зрелость. И в той и в другой системе, как, собственно, и в любой иной парадигме, существует объективная реальность, очерчиваемая понятием «личностная зрелость». Можно с достаточным основанием полагать, что наиболее сложным и менее исследованным из всех аспектов зрелости как раз и является личностная зрелость. На сегодняшний день не представляется возможным дать исчерпывающе полную модель социальной зрелости личности. Однако остановимся на четырех компонентах личностной зрелости. Эти компоненты нельзя рассматривать как рядовые. То есть они не являются просто «четверкой» из возможного множества других компонентов. Можно полагать, что эти четыре компонента социальной зрелости личности являются базовыми, фундаментальными, вокруг которых определенным образом группируется множество других. Итак, такими компонентами являются, во-первых, «тройка»: ответственность, терпимость, саморазвитие. И во-вторых, это четвертый интегративный компонент, который охватывает все предыдущие и одновременно присутствует в каждом из них. Таким компонентом является позитивное мышление, позитивное отношение к миру, определяющее позитивный взгляд на мир. Остановимся на этих компонентах подробнее.

Ответственность – это то, что отличает социально незрелую личность от средней нормы (не говоря уже об образцах зрелости). В настоящее время в психологии личности достаточно распространена концепция о двух типах ответственности, которая пришла из психологии каузальной атрибуции (Дж. Роттер). Ответственность первого типа – это тот случай, когда личность считает ответственной за все происходящее с ней в жизни саму себя (интернальный локус контроля по Дж. Роттеру). «Я сам отвечаю за свои успехи и неудачи. От меня самого зависит моя жизнь и жизнь моей семьи. Я должен и могу это сделать» – вот жизненное кредо и постулаты такой личности. Ответственность второго типа связана с ситуацией, когда человек склонен считать ответственным за все происходящее с ним в жизни либо других людей, либо внешние обстоятельства, ситуацию (экстернальный локус контроля). В качестве других людей, на которых возлагается ответственность как за неудачи, так и за успехи личности, выступают родители, учителя. А в будущем – коллеги, начальство, знакомые. Легко заметить, что на обыденном языке, на языке житейских понятий второй тип ответственности обозначается не иначе как безответственность.

Ответственность есть необходимая составляющая, атрибут зрелого поступка. Но в конце концов вся жизнь слагается из поступков или даже «жизнь в целом может быть рассмотрена как некоторый сложный поступок» (М. М. Бахтин). Ближе всего, пожалуй, к излагаемым здесь представлениям о фундаментальном значении феномена ответственности в структуре личностной зрелости находятся идеи гуманистической (в широком смысле) и экзистенциальной психологии. Выдающийся ученый-гуманист XX в. Э. Фромм полагал, например, что забота, ответственность, уважение и знание – это совокупность качеств зрелого человека. Другой известный персонолог гуманистической ориентации В. Франкл также уделяет ответственности значительное место в своей концепции и утверждает, что духовность, свобода и ответственность – это три основы, три экзистенциала человеческого существования. При этом важно помнить, что нельзя признать человека свободным, не признав его в то же время и ответственным. Человеческая ответственность – это ответственность, происходящая из неповторимости и своеобразия существования каждого индивида. На ответственный поступок, как заметил М. Бахтин, способен лишь человек, который осознал эту свою единственность и неповторимость. И более того, именно в ответственности перед жизнью заключена сама сущность человеческого существования (В. Франкл). Очевидно, с ответственностью связана не только сущность бытия зрелой личности, но также успешность и способы ее самоактуализации.

Социальная зрелость и ее составляющая – ответственность – формируются лишь в адекватной деятельности. Формирование ответственности прямо связано с предоставлением личности свободы в принятии решений. Вопрос о мере свободы должен решаться с учетом возрастных и иных конкретных особенностей и обстоятельств. Но сам принцип остается незыблемым. При этом верный тезис о том, что нельзя признать человека свободным, не признавая его в то же время и ответственным, нуждается в следующем обязательном дополнении обратного характера: нельзя признать человека ответственным, не признавая его в то же время и свободным.

Формирование ответственности идет рука об руку с развитием автономности личности и обеспечением свободы принятия решений относительно самого себя. Когда мы хотим сформировать или, лучше сказать, развить в личности ответственность, но при этом блокируем развитие и проявление автономности, а также свободы принятия решений, что мы делаем? Мы хотим научить человека плавать, при этом опасаясь пустить его в воду. К сожалению, такая практика не просто имеет место, но является чрезвычайно распространенной. На вопрос: «Поощряем ли мы самостоятельность и автономность в процессе воспитания и обучения?» – скорее приходится ответить «нет», чем «да». В семье это выражается в гиперопеке. В школе та же гиперопека, причем не только в воспитании, но и в обучении. Поощрение инициативности, автономности в учебной деятельности, конечно, имеет место, но является скорее исключением, чем правилом. Такая поведенческая позиция взрослых, как показывают исследования (А. А. Реан), находит удобную и прочную опору в системе их социально-перцептивных стереотипов, в их представлениях об учащихся как о неспособных в большинстве своем к проявлению автономности, самостоятельности в деятельности. Эмпирические исследования показывают к тому же, что дисциплинированность учащихся является для педагогов несравненно более ценимой добродетелью, чем самостоятельность личности.

Терпимость является следующей важнейшей составляющей социальной зрелости личности. Однако терпимость терпимости рознь. В структуре общего феномена терпимости можно выделить (А. А. Реан) два ее вида: 1) сенсуальная терпимость личности и 2) диспозиционная терпимость личности. Сенсуальная терпимость связана с устойчивостью к воздействию социальной среды, с ослаблением реагирования на какой-либо неблагоприятный фактор за счет снижения чувствительности к его воздействию. Сенсуальная терпимость, таким образом, неотделима от классической (и даже психофизиологической) толерантности, повышения порога чувствительности к различным воздействиям социальной среды, в том числе воздействиям субъектов межличностного взаимодействия. Образно говоря, сенсуальная терпимость есть терпимость-черствость, терпимость-крепость, терпимость-стена. Говоря о терпимости как о составляющей социальной зрелости личности, мы имеем в виду, конечно, не эту терпимость, а диспозиционную. В основе диспозиционной терпимости лежит принципиально иной механизм, обеспечивающий терпимость личности при социальных взаимодействиях. В данном случае речь идет о предрасположенности, готовности к определенной (терпимой) реакции личности на среду. За диспозиционной терпимостью стоят определенные установки личности, ее система отношений к действительности: к другим людям, к их поведению, к себе, к воздействию других людей на себя, к жизни вообще. Примерами установок личности, обеспечивающих ее диспозиционную терпимость, являются, скажем, такие: «Все люди когда-нибудь ошибаются», «Каждый имеет право на свое мнение» (или ироничное: «Где двое ученых, там три мнения»), «Агрессия и раздражительность часто провоцируются особенной ситуацией, в которой оказался человек, а не являются его внутренней сущностью», «Человек имеет право на срыв», «Опаздывающий сам переживает еще больше, чем те, кто его ждут» и т. п. Принятие стратегии и позиции, известной под названием «альтруистический эгоизм», вероятнее всего, также приводит к существенному повышению терпимости личности. Несомненно, что и в данном случае надо говорить о диспозиционной, а не сенсуальной терпимости. Диспозиционная терпимость, образно говоря, есть терпимость-позиция, терпимость-установка, терпимость-мироощущение. Она совершенно не связана с психофизиологической толерантностью. При данном виде терпимости человек является терпимым, оставаясь чувствительным и эмпатийным, т. е. способным к сопереживанию и сочувствию. Носителем высокой диспозиционной терпимости, таким образом, вполне может быть высокосенситивная личность. В диспозиционной терпимости личности сильно проявляется интегральная образующая, о которой говорилось выше, – позитивное отношение к миру, определяющее положительный взгляд на мир, позитивное видение действительности.

Однако в реальности с развитием такого компонента, как терпимость, все обстоит не так благополучно, как хотелось бы. Вот некоторые данные проведенных исследований (А. А. Реан), где выборку составили школьники обоего пола в возрасте 15–17 лет. Как оказалось, высокие показатели по параметру спонтанная агрессия имеют 53 % обследованных, а достоверно низкие – только 9 %. У остальных показатели на уровне средней нормы. Итак, 53 % с высокой спонтанной агрессией. Но что такое здесь спонтанная агрессия? Спонтанная агрессия – это подсознательная радость, испытываемая личностью при наблюдении трудностей и трудных ситуаций у других. Такому человеку доставляет удовольствие ткнуть носом других в их ошибки. Это спонтанно возникающее, немотивированное желание испортить кому-то настроение, досадить, разозлить. Такому человеку нравится поставить в тупик другого своим вопросом или ответом. Высокие показатели по другому параметру – реактивная агрессия – имеют 47 % обследованных, а низкие – только 4 %. Но реактивная агрессия – это как раз проявление агрессивности при взаимодействии, при общении в качестве типичной реакции. Таких людей отличает недоверчивость. Обид они просто так, как правило, не прощают и долго их помнят. Характерным является яркая агрессивность при отстаивании своих интересов и вообще конфликтность личности. Наконец, на все это накладываются высокие показатели по раздражительности: 56 % высокие значения, только 4 % – низкие. А раздражительность – это эмоциональная неустойчивость, вспыльчивость, быстрая потеря самообладания. При этом резкую реакцию часто вызывают даже мелочи. Кроме того, для таких личностей характерна поспешность в оценке людей. Приведенные данные исследований о высоком уровне и широком распространении агрессивности в подростково-молодежной среде интересно дополняются результатами других исследований, прослеживающих динамику роста агрессивности. Показано, что только за последние 3–4 года уровень агрессивных проявлений у несовершеннолетних (учащиеся обычных школ, образовательных учреждений начального профессионального образования, техникумов) в среднем повысился в 1,5 раза, а наиболее высокие показатели агрессии имеют двенадцати-тринадцатилетние подростки (Т. Н. Курбатова). Все это вместе взятое вряд ли позволяет говорить о сформированности социальной терпимости личности или хотя бы о благоприятных тенденциях ее формирования. Больное нетерпимостью общество заражает этой болезнью свое молодое поколение. Опасность состоит в том, что у нового поколения болезнь может стать врожденной и массовой. И, таким образом, способна превратиться из социальной патологии в социальную норму. Кстати, термин заражение мы используем здесь безо всяких кавычек намеренно, так как механизмы подражания и психологического заражения – это не метафоры, а объективно существующие психологические механизмы.

Саморазвитие. Потребность в саморазвитии, самоактуализации есть основополагающая составляющая зрелой личности. Идея саморазвития и самореализации является основной или по крайней мере чрезвычайно значимой для многих современных концепций о человеке (А. Маслоу, К. Роджерс, Э. Фромм, А. В. Брушлинский, В. П. Зинченко, К. А. Абульханова-Славская и др.). Скажем так, она занимает ведущее место в гуманистической психологии, которая является одним из наиболее мощных и интенсивно развивающихся направлений современной психологической науки и практики. Центральное место идее самости (самореализация, саморазвитие, самосовершенствование) принадлежит и в акмеологии. Стремление к саморазвитию не есть идея фикс о достижении абсолютного идеала. Идеальным быть трудно, да и вряд ли нужно. На уровне обыденного сознания можно согласиться с мыслью: трудно быть идеальным человеком, пожалуй, труднее только жить с идеальным человеком. Но постоянное стремление к саморазвитию – это нечто иное. Актуальная потребность в саморазвитии, стремление к самосовершенствованию и самореализации представляют огромную ценность сами по себе. Они являются показателем личностной зрелости и одновременно условием ее достижения. Кроме всего прочего, актуальная потребность в саморазвитии, самоактуализации есть источник долголетия человека. Причем долголетия активного, и не только физического, но и социального, личностного. С наличием выраженного стремления к саморазвитию связана и успешность человека как субъекта профессиональной деятельности, успешность достижения им профессионального «акме», а также и его профессиональное долголетие, что уже подтверждено экспериментальными данными.

Идея саморазвития и самоактуализации, несмотря на ее фундаментальное значение, взятая «сама по себе», «в чистом виде», вне связи с феноменом самотранценденции, является недостаточной для построения психологии личности. Концепция личностной зрелости должна базироваться на представлении о единстве самоактуализации и самотрансценденциии и о действии в отношении них принципа дополнительности.

Самотрансценденция означает: человек находится в отношении к чему-то, направлен на что-то иное, нежели он сам. В более категоричной форме эта мысль звучит так: «Быть человеком – значит быть направленным не на себя, а на что-то иное» (В. Франкл). Вместе с тем необходимо заметить, что категоричное противопоставление самотрансценденции и самоактуализации как двух альтернатив, очевидно, нецелесообразно. Сила гуманистического подхода и перспективы его развития состоят в органичном соединении этих двух идей. С этим же связаны перспективы разработки проблематики личностной зрелости.

5.2. Развитие ответственности личности. Концепция локуса контроля.

Ответственность является важнейшей характеристикой личности, ответственность – это то, что отличает социально незрелую личность от личности социально зрелой. В настоящее время в психологии распространена концепция (теория локуса контроля) о двух типах ответственности. Ответственность первого типа, как мы уже отмечали, – это тот случай, когда личность считает ответственной за все происходящее с ней в жизни саму себя. «Я сам отвечаю за свои успехи и неудачи. От меня самого зависит моя жизнь и жизнь моей семьи. Я должен и могу это сделать» – вот жизненное кредо и постулаты такой личности. Ответственность второго типа связана с ситуацией, когда человек склонен считать ответственным за все происходящее с ним в жизни либо других людей, либо внешние обстоятельства, ситуацию. В качестве других людей, на которых возлагается ответственность как за неудачи, так и за успехи личности, выступают родители, учителя. А в будущем – коллеги, начальство, знакомые. Легко заметить, что на обыденном языке, на языке житейских понятий второй тип ответственности обозначается не иначе как безответственность.

На этот счет имеются интересные данные экспериментальных психологических исследований. Среди социально незрелых подростков, подростков с асоциальным поведением доля таких, которые характеризуются ответственностью второго типа (т. е. безответственны), составляет 84 %, в то время как берут ответственность на себя (т. е. ответственны по первому типу) только 16 %. Как разительно контрастируют с этим полученные в наших же исследованиях другие результаты. В данном случае обследовались подростки, в основном сделавшие свой профессиональный выбор, имеющие определенные жизненные цели и четкую просоциальную ориентацию. Здесь по показателю ответственность картина зеркальна по сравнению с выборкой асоциальных подростков. В данном случае характеризуются ответственностью первого типа («я отвечаю сам») 72 %, а ответственность второго типа (т. е. безответственность) берут на себя 16 % подростков. Результаты двух исследований «совпадают» почти что «с точностью до наоборот».

Понятие локуса контроля в его современном понимании было введено в психологию американским психологом бихевиоральной ориентации Дж. Роттером (J. Rotter). При этом предполагалось, что существует континуум, крайними точками которого являются индивиды с ярко выраженными внешними или внутренними стратегиями атрибуции. Остальные люди занимают промежуточные позиции между этими крайностями. В соответствии с тем, какую позицию занимает на континууме индивид, ему приписывается определенное значение локуса контроля. Говоря о локусе контроля личности, обычно имеют в виду склонность человека видеть источник управления своей жизнью либо преимущественно во внешней среде, либо в самом себе. Вслед за Дж. Роттером мы будем говорить о двух типах локуса контроля: интернальном и экстернальном. Причем интернальный локус контроля имеет место, когда человек в основном принимает ответственность за события, происходящие в его жизни, на себя, объясняя их своим поведением, характером, способностями. Об экстернальном локусе контроля говорят, если человек склонен приписывать ответственность за все происходящее с ним внешним факторам: другим людям, судьбе или случайности, окружающей среде. Во многих исследованиях установлено, что интерналы более уверены в себе, более спокойны и благожелательны, более популярны (Муздыбаев К., 1983; Lipp L., Kolsol R., James W., Randall H., 1968). Общее положение о более высокой благожелательности интерналов к другим интересно, на наш взгляд, дополняют и конкретизируют данные P. Heaven. В экспериментальном исследовании было установлено, что подростки с внутренним локусом контроля более позитивно относятся к учителям, а также и к представителям правоохранительных органов. По данным К. Муздыбаева, существует положительная корреляция между интернальностью и наличием смысла жизни: чем сильнее субъект верит, что все в жизни зависит от его собственных усилий и способностей, тем в большей мере находит он в жизни смысл и цели. Экстерналов же отличают повышенная тревожность, обеспокоенность, меньшая терпимость к другим и повышенная агрессивность, конформность, меньшая популярность (Бажин Е. Ф., Голынкина Е. А., Эткинд Ф. М., 1984; Муздыбаев К., 1983; Tolor A., Reznikoff M., 1967). Все это, конечно, естественным образом связано с их позицией о зависимости от внешних обстоятельств и неспособности управлять своими делами. Имеются данные о большей склонности экстерналов к обману и совершению аморальных поступков (Знаков В. В., 1995).

Повышенная тревожность экстерналов, вообще говоря, может показаться парадоксальной. Действительно, с точки зрения классической психологии личности (да и просто здравого смысла) экстернал как будто не должен иметь повышенной тревожности, так как он надежно «защищен». Его психологическая защита состоит в том, что при любой неудаче, провале – что бы ни произошло – «виноват не я, а случай, обстоятельства». Или варианты этого: «так получилось», «так сложились обстоятельства», «люди подвели», «учительница (родители) виновата» и т. д. Но откуда же тогда повышенная тревожность, которая фактически фиксируется при исследовании экстерналов? В действительности парадокса здесь нет. С точки зрения, например, информационной теории эмоций П. В. Симонова эмоции, их уровень определяются структурной формулой следующего вида:

Где Э – эмоции; П – актуальная потребность личности; Ин, Ии – информация необходимая и информация, имеющаяся у субъекта, на основании которой он может судить о возможности удовлетворения потребности.

По существу, выражение в скобках есть мера неопределенности ситуации. И чем выше неопределенность, тем выше эмоциональное напряжение. Однако экстернал субъективно всегда находится в ситуациях большей неопределенности, чем интернал, так как не он сам контролирует события своей жизни. Эти события и, следовательно, сама его жизнь преимущественно определяются случаем, обстоятельством, волей других людей. Можно ли представить себе большую основу, благоприятную почву для возникновения неопределенности, а через это эмоционального напряжения, тревожности?

Вместе с тем, говоря о связи локуса контроля личности с характерологическими особенностями, мы хотим подчеркнуть, что приведенные выше описания (как и всякие усредненные оценки) не являются абсолютными. Всегда возможны индивидуальные варианты. И потому мы согласны с К. Муздыбаевым, что важно не просто выявлять свойства характера, сопутствующие экстернальности, а рассматривать их в свете жизненного цикла индивида.

Кроме того, в последнее время появились новые экспериментальные данные, вносящие коррективы в сложившиеся представления о связи локуса контроля и некоторых особенностей личности. Так, полученные в исследовании D. Lester результаты не подтверждают гипотезу о связи депрессии с внешним локусом контроля. Полученные данные в большей степени согласуются с представлениями о связи экстернальности с гневом и агрессией, а не с депрессией. И наконец, нельзя абстрагироваться и от такого обстоятельства, как изменчивость локуса контроля (хотя необходимо отметить, что исследований, посвященных этому вопросу, очень мало). Так, изучая проблему изменчивости и стабильности локуса контроля в подростковом возрасте (14 лет), H. Kulas обнаружил наличие небольших изменений в локусе контроля как у мальчиков, так и у девочек даже на протяжении одного года. При этом у девочек сдвиг происходит в сторону внешнего локуса контроля, а у мальчиков – внутреннего.

Исходя из всего сказанного, мы полагаем, что абсолютизировать связь локуса контроля с различными чертами характера вряд ли правомерно. Общие (усредненные) тенденции, очевидно, целесообразно рассматривать лишь в качестве первичных ориентиров, принципиально допуская при этом специфичные проявления этих тенденций и даже серьезные отклонения от них в конкретных случаях.

В этом же контексте нам кажется целесообразным ставить и проблему специфики (особенностей) проявления локуса контроля личности в разнообразных жизненных ситуациях. Анализу этого вопроса в упоминавшемся фундаментальном исследовании К. Муздыбаева по проблемам психологии ответственности посвящена специальная глава, однако криминогенные ситуации в перечень рассматриваемых не попали. Правда, необходимо отметить, что в данной работе анализируется, например, такая форма поведения в ситуации насилия, как заступничество случайного свидетеля. Однако мы, говоря об особенностях проявления локуса контроля в криминогенных ситуациях, имеем в виду совершенно иное, а именно поведение субъекта правонарушения.

Нельзя не сказать, что концепция локуса контроля прямо связана с психологией каузальной атрибуции. Различие, введенное Дж. Роттером, собственно и касается противопоставления внутренних и внешних причин в смысле подконтрольности результата действия субъекту. Ф. Хайдер выделил наряду с внутренними (личностными) и внешними (связанными с окружающим миром) возможностями еще один параметр атрибуции: стабильность – вариативность. С точки зрения внутреннего (личностного) аспекта стабильность связывается со способностями, а вариативность – с мотивацией (желание, намерение, старание). С точки зрения внешнего аспекта (окружающий мир) стабильность связывается с трудностью задания (или, точнее, с его объективной сложностью), а вариативность – со случаем, удачей, везением (или неудачей, невезением). Б. Вайнер бъединил оба параметра – локализацию и стабильность – в четырехмерной модели причин (рис. 5.1).

Рис. 5.1. Классификация причин успеха и неудачи.

Хотя теория локуса контроля и опирается в своей основе на представления о внутренней и внешней локализации ответственности, идея стабильности – вариативности не должна игнорироваться. Интернальность, как следует из большинства исследований на данную тему, это, конечно, хорошо. Однако привлечение идеи стабильности – вариативности вносит и существенные поправки: оказывается, интернальность интернальности рознь. Одно дело, например, интернальность в области неудач, связанная с вариативным компонентом. И совсем другое дело интернальность в области неудач, связанная со стабильным компонентом. В первом случае атрибутивная формула кратко может быть выражена так: «За эту мою неудачу ответственность несу я сам. Не случай, не обстоятельства, не другие люди, а я. Я недостаточно постарался, не очень-то напрягся. Чтобы преодолеть неудачу, надо приложить больше стараний…» Во втором же случае атрибутивная формула такой же неудачи звучит примерно так: «За эту мою неудачу ответственность несу я сам. Не случай, не обстоятельства, не другие люди, а я. У меня просто недостаточно способностей, чтобы справиться с таким заданием». И в первом, и во втором случае речь идет об интернальном контроле. Но не надо быть особо проницательным, для того чтобы почувствовать разницу между этими двумя вариантами.

Еще одним направлением развития концепции Дж. Роттера в западной психологии является выделение двух видов экстернальности: экстернальность, связанная с чувством беспомощности и зависимости от других, и экстернальность, связанная с чувством неструктурированности окружающего мира и зависимости от судьбы (Krampen G., 1981). Эта модель экспериментально проверена в исследованиях как западных (H. Levenson, G. Krampen) так и отечественных (И. М. Кондаков, М. Н. Нилопец) психологов. В настоящее время признается достаточно обоснованным выделение экстернальности, обусловленной другими, и экстернальности, обусловленной случаем.

В целом же локус контроля является важной интегральной характеристикой личности, показателем взаимосвязи отношения к себе и отношения к окружающему миру. Интернальность или экстернальность – это не частная личностная черта, а определенный личностный паттерн, целостная личностная комбинация.

В концепции Дж. Роттера локус контроля считается универсальным по отношению к любым типам ситуаций; локус контроля одинаков и в сфере достижений, и в сфере неудач. В настоящее время многие авторы исходят из другой посылки, полагая, что иногда возможны не только однонаправленные сочетания локуса контроля в различных по типу ситуациях. Это положение имеет эмпирические подтверждения. В связи с этим в тестах, направленных на диагностику локуса контроля, предлагается выделять различные субшкалы, например: контроль в ситуациях достижения, в ситуациях неудачи, в области производственных и семейных отношений, в области здоровья. Такой подход в целом представляется оправданным. Менее оправданным является иногда допускаемое категоричное утверждение о том, что американская психология личности, американская традиция исследования локуса контроля основывается на представлении о его универсальности. Это подтверждение было бы справедливым, если его относить к самому Дж. Роттеру. Оно даже было бы справедливым и в более общем смысле, но лишь употребленное в прошедшей форме. Действительно, и у Дж. Роттера, и в американской психологии 1960-х гг. локус контроля по большей части рассматривался как универсальная, трансситуативная характеристика. Однако в настоящее время нередки исследования локуса контроля в ситуациях достижения или неудач в области профессиональной или учебной деятельности и т. д.

Другое замечание состоит в следующем. Мы все же полагаем, что, несмотря на значимость ситуативного момента, локус контроля является интегральной и достаточно общей личностной характеристикой. Выделение в концептуальном плане различных областей проявления локуса контроля, а в методическом плане различных субшкал, очевидно, целесообразно. Однако излишнее дробление вряд ли обоснованно, так как оно выхолащивает саму концептуальную идею локуса контроля и снижает практический потенциал этого понятия. Может быть, ситуативная доминанта в исследовании ответственности и возможна, но нам кажется, что это будет уже иная теоретическая концепция. И для нее надо искать иное название, отличное от концепции локуса контроля.

Возвращаясь к вопросу о выделении наряду с общей шкалой интернальности и ряда субшкал, отметим, что наибольшее значение, на наш взгляд, имеет выделение двух субшкал: «Интернациональность в области достижений» и «Интернациональность в области неудач». Выделение именно этих субшкал представляется особенно обоснованным как эмпирически, так и теоретически. Причем достаточно убедительные основания для этого дают не только исследования в рамках собственно теории локуса контроля, но и иные, близкие к ней, психологические концепции (например, фрустрационная теория Розенцвейга).

И наконец, последнее важное замечание. Мы полагаем, что при проведении диагностики следует принципиально исходить из того, что часть испытуемых не может быть отнесена явно к интерналам или экстерналам. Их можно условно обозначить как «неопределенный тип», или, что синонимично, амбиналы. К числу таких испытуемых мы относим тех, кто по количеству набранных баллов попадает в промежуточное положение: крайне правый предел по экстернальности и крайне левый предел по интернальности. Такой подход позволяет снять некоторую существующую некорректность в этом вопросе, когда при определенном достигнутом показателе N говорят об экстернальности, а уже при показателе N + 1 – об интернальности.

5.3. Интернальность как компонент личностной зрелости.

Вернемся сейчас к тому, с чего мы начали этот параграф, – к вопросу об ответственности как компоненте личностной зрелости. Как показывают исследования, интернальность коррелирует с социальной зрелостью и просоциальным поведением. Экстернальность корреляционно связана с недостаточной социальной зрелостью и асоциальным поведением. Интерналы, как уже отмечалось выше, отличаются большей терпимостью, большей целеустремленностью, самостоятельностью, меньшей агрессивностью, более благожелательным отношением к окружающим (в том числе, к сотрудникам правоохранительных органов), чем экстерналы. По нашим данным (Реан А. А., 1994), среди молодых делинквентов доля экстерналов составляет 84 %, в то время как к интерналам относятся лишь 16 %. В другом исследовании (Реан А. А., Карандашев Д. Ю., 1994), где объектом изучения были молодые люди того же возраста, но уже с четкой просоциальной ориентацией, с позитивной шкалой ценностей, было обнаружено совершенно иное распределение по типам контроля. Картинка «повторялась», но с точностью до наоборот. В группе молодых людей с просоциальной ориентацией, демонстрирующих в поведении высокий для этого возраста уровень социальной зрелости, интерналами оказались 72 %, а экстерналами лишь 4 %.

Более подробно, с отражением данных по различным субшкалам, результаты обоих этих исследований представлены в табл. 5.1.

Таблица 5.1. Результаты исследований (Реан а. а., 1994) и (Реан а. а., Карандашев Д. Ю., 1994).

Примечание. Ио – шкала общей интернальности; Ид – субшкала интернальности в области достижений; Ин – субшкала интернальности в области неудач.

Как видно из табл. 5.1, по шкале общей интернальности подавляющее большинство исследуемых делинквентов (84 %) относятся к экстерналам. И лишь 16 % из них имеют внутренний локус контроля. Преобладание экстерналов над интерналами фиксируется и по обеим субшкалам (хотя здесь имеются некоторые особенности, на которых мы остановимся несколько позже).

Обсуждая полученные данные, мы задаемся вопросом: является ли экстернальность в какой-то мере причиной делинквентности? Или же сама экстернальность большинства деликвентов есть следствие влияния некоторых более общих факторов, приводящих как к формированию внешнего локуса контроля, так и к формированию девиантного поведения? Возможно, это покажется странным, но мы полагаем, что следует дать положительный ответ на оба этих вопроса. Действительно, не случайно 84 % делинквентов являются экстерналами. Внешний локус контроля, по существу, означает снятие субъектом ответственности за все происходящее с ним с самого себя; ответственность возлагается на окружающих людей, судьбу, случай, обстоятельства. Ясно, что при определенных условиях такая ситуация «облегчает» выход на совершение правонарушения, является фактором риска противоправного поведения. В частности, «облегчается» совершение правонарушения под воздействием группы или ее лидера.

Однако обоснованным представляется положительный ответ и на второй вопрос. Мы полагаем, что действительно существуют факторы, следствием которых является как формирование внешнего локуса контроля личности, так и формирование делинквентной направленности. Мы исходим здесь из следующего. Не является дискуссионным утверждение о том, что любой человек (в большей или в меньшей степени) нуждается в проявлении уважения окружающих к собственной личности, в получении социального одобрения своего поведения и деятельности. В некоторых концепциях личности (A. Maslow) потребность в уважении отнесена к фундаментальным человеческим потребностям. Блокирование реализации этой потребности рассматривалась Г. Селье в качестве мощного фактора дистресса. В связи с этим он подчеркивал, что человек нуждается в признании, не может вынести постоянных порицаний, потому что это сильнее всех других стрессоров делает труд изнурительным и вредным. Очевидно, что все сказанное справедливо для личности подростка, юноши не в меньшей, но в большей степени.

Вместе с тем доказанным фактом является и то, что большинство делинквентов испытывали в детском и подростковом возрасте эмоциональную депривацию и влияние неблагоприятного психологического климата семьи. Потребность в уважении для большинства таких подростков становится дефицитной потребностью и из-за трудностей в учебе. Как отмечает известный американский криминолог Э. Шур, неуспевающих постоянно и во все большей мере оттесняют и изолируют успевающие ребята, отдельные педагоги и сама система в целом. Неудивительно, что неуспевающие постепенно начинают пессимистически смотреть на себя и представлять свое будущее как нечто мрачное и безотрадное. В конце концов пребывание в школе становится для них в высшей мере неудовлетворяющим. Возможность адаптации к преступности в этих условиях очевидна. Как показывают исследования отечественных криминологов и психологов (Л. И. Карпец, А. Р. Ратинов и др.), у субъектов, совершивших тяжкие насильственные преступления, доминирует стремление к насилию над другими (42 %), к самоутверждению (25 %), к превосходству (10 %). Отмечается, что в абсолютном большинстве случаев потребности, лежащие в основе указанных преступлений, связаны с проявлением преступниками своего Я.

Стремление сохранить самоуважение (да и просто психоэмоциональную стабильность) в условиях перманентных негативных оценок деятельности и поведения личности со стороны окружающих может приводить к формированию внешнего локуса контроля. Таким образом, формирование внешнего локуса контроля играет в данном случае роль защитного механизма, который, снимая ответственность с личности за неудачи, позволяет адаптироваться к постоянным внешним негативным оценкам и сохранить самоуважение. В контексте наших рассуждений логично будет привлечь внимание к феномену защитной экстернальности. Указанный феномен известен в теории психологии ответственности (Муздыбаев К., 1983; Шур Э., 1977), но до сих пор он в основном описывался в связи с лабораторными экспериментами по общей психологии и психофизиологии, а также в связи с исследованиями по психологии труда. Заметим, что наши выводы о защитной экстернальности делинквентов находят дополнительное подтверждение и в результатах, полученных по субшкалам: интернальность в области достижений и в области неудач. Действительно, как видно из табл. 5.1, если по субшкале интернальности в области неудач 72 % делинквентов имеют внешний локус контроля, то по шкале интернальности в области достижений только 52 % из них могут быть отнесены к экстерналам.

Исследуя оценочные суждения социальных работников (педагоги, инспектора милиции по делам несовершеннолетних) о личности деликвентных подростков, мы предполагали, что представления о локусе контроля в структуре этих характеристик личности объективно займут центральное или по крайней мере значительное место. При этом важным является вопрос об адекватности оценочных суждений социальных работников относительно локуса контроля делинквентов. Однако, как оказалось, проблема заключается не в отсутствии адекватных представлений о локусе контроля деликвентов, а в том, что 92 % социальных работников, характеризуя подростков-делинквентов, вообще ничего не говорят о локусе контроля. Нет не только обобщенных оценочных суждений об экстернальности-интернальности личности, но не даются даже какие-либо отдельные (парциальные) оценки, на основе которых можно было бы составить хотя бы ориентировочное представление о локусе контроля. Иначе говоря, все то, что связано с понятием «локус контроля», выпадает из поля зрения социальных работников при характеристике личности делинквентного подростка. Но из всего сказанного ранее следует, что в характеристике личности делинквента локусу контроля принадлежит особое, существенное место. Знание индивидуальных особенностей личности, связанных с уровнем и направленностью ответственности, совершенно необходимо в деятельности социальных работников. Более того, сама коррекционно-воспитательная работа с делинквентом предполагает (в определенной мере и в качестве способа коррекции поведения, и в качестве одной из целей развития личности) его переориентацию с экстернального на интернальный контроль.

Социальная зрелость и ее составляющая – ответственность – формируются лишь в адекватной деятельности. Формирование ответственности прямо связано с предоставлением личности свободы в принятии решений. Вопрос о мере свободы должен решаться с учетом возрастных и иных конкретных особенностей и обстоятельств. Но сам принцип остается незыблемым. Формирование ответственности идет рука об руку с развитием автономности личности и обеспечением свободы принятия решений относительно самого себя. Когда мы хотим сформировать или, лучше сказать, развить в личности ответственность, но при этом блокируем развитие и проявление автономности, а также свободы принятия решений, то что же мы делаем? Мы хотим научить человека плавать, при этом из опасений не пуская его в воду. К сожалению, такая практика не просто имеет место, но, кажется, является чрезвычайно распространенной. На вопрос: «Поощряем ли мы самостоятельность и автономность в процессе воспитания и обучения?» – скорее приходится ответить «нет», чем «да». В семье это выражается в таком типе воспитания, как гиперопека.

В школе та же гиперопека, причем не только в воспитании, но и в обучении. Поощрение инициативности, автономности в учебной деятельности, конечно, имеют место. Но являются скорее исключением, чем правилом. Исследования показывают, что дисциплинированность учащегося является несравненно более ценимой педагогами добродетелью, чем самостоятельность.

5.4. Предпочтительность интернальности – безусловен ли постулат?

Как можно было убедиться, обобщая различные исследования, приведенные выше, интернальный контроль лучше, чем экстернальный. Интерналы менее тревожны, менее подвержены депрессии, менее склонны к агрессии, более благожелательны, терпимы и более популярны в группе. Они более уверены в себе и чаще находят смысл и цели в жизни. За всеми этими выводами стоит большое число исследований и эмпирических фактов. Однако мы уже видели, что включение в концепцию локуса контроля дополнительного вектора – стабильность – вариативность – нарушает стройный порядок безусловной предпочтительности интернальности. Совершенно различный психологический смысл в плане влияния на поведение личности, ее мотивацию, уровень активности и самооценку имеют (а) интернальность в области неудач, связанная с вариативным компонентом, и (б) интернальность в области неудач, связанная со стабильным компонентом. Атрибуция ответственности по первому варианту, связывая неудачу с недостаточностью собственных усилий, возлагает ответственность на личность и требует повышения активности. При этом вера в свою способность решить задачу, преодолеть неудачу не подвергается сомнению. Атрибуция ответственности по второму варианту, также налагая ответственность за неудачу на самого человека, связывает неудачу с «объективным» фактором – недостаточностью способностей. Такой вариант интернальности ведет к снижению мотивации, отказу от активности в преодолении неудачи и в конечном счете к снижению самооценки.

Есть еще одно обстоятельство, которое не дает возможности полностью принять идиллическую картину безусловной предпочтительности атрибутивной ответственности по интернальному типу. И это обстоятельство связано с некоторыми представлениями и фактами из классической («внелокусовской») психологии личности. Все обычно называемые достоинства интернала «завязаны» на ядро этого типа, которым является внутренняя ответственность. То есть наличие представления о том, что по преимуществу все в жизни субъекта так или иначе зависит от него самого. Эта ответственность распространяется, как мы видели, конечно, не только на область достижений, но и на область неудач. Однако классическая психология личности, весь ее теоретический и практический опыт способны внести сюда серьезные коррективы. Традиционные, возникшие задолго до концепции локуса контроля Дж. Роттера представления утверждают, что субъект, который перманентно и тотально берет на себя ответственность за все неудачи, провалы, промахи в жизни, подвержен серьезному риску дезадаптации. Такая ориентация на всеобъемлющую ответственность в случае серьезности или множественности неудач является основательной почвой для возникновения комплекса вины. Ориентация на всеобъемлющий контроль за ситуацией является фактором риска психоэмоциональной дезадаптации, роста дискомфорта, напряжения. Практическим признанием именно такого состояния вещей является содержание работы психотерапевта, психолога при оказании психологической помощи дезадаптированной личности. («Вы не можете контролировать все в этой жизни», «Снимите с себя ответственность за поведение других», «Обстоятельства не всегда подвластны нам», «Если нельзя изменить обстоятельства, надо изменить взгляд на них», – говорит психолог своему гиперответственному клиенту, настойчиво пробивающемуся к неврозу). Таким образом, налицо противоречие в представлениях по данному вопросу в традиционной, классической психологии личности и в представлениях более молодой концепции локуса контроля. Эти противоречия снимаются при несколько ином взгляде на проблему, связанном с введением атрибутивного паттерна, который мы условно называем «хороший интернальный контроль». Мы полагаем, что полезно различать интернальность-экстернальность не только по ситуативным (поведенческим) областям: область достижений, область неудач, область производственных отношений и т. п. Теоретически и практически важно и полезно различать интернальность – экстернальность по каузальным (детерминистским) областям: (а) ответственность за причины неудач и (б) ответственность за преодоление неудач. Первая область ответственности обращена к прошлому, вторая область ответственности – к настоящему и будущему. «Хороший интернальный контроль», таким образом, не есть одномерная характеристика и может быть представлен следующим образом (рис. 5.2). Такой «хороший интернальный контроль» позволяет субъекту сохранить уверенность в себе, активную позицию и чувство контроля за событиями своей жизни, не приобретая попутно чувства всеобъемлющей вины и эмоциональной дезадаптации. В настоящее время уже имеются экспериментальные данные, подтверждающие эту модель.

Рис. 5.2. «Хороший интернальный контроль» (по а. а. Реану).

Нетрудно заметить, что эта модель вовсе не тождественна гораздо более примитивной модели поведения и интерпретации событий, которая отражается формулой: интернал в области достижений – экстернал в области неудач. Иначе говоря, «за успехи ответствен я, за неудачи – случай, обстоятельства, другие люди». Конечно, эта модель тоже имеет место в реальной жизни. Но, во-первых, она вовсе не «хорошая», а во-вторых, не интернальна по сути. Модель «хорошего интернального контроля» (рис. 5.2) является более сложной концептуально и структурно и, что самое главное, выгодно отличается своим позитивным практическим (поведенческим) потенциалом.